Рейч, когда летчица чудом посадила его на краю летного поля, удерживаемого
отрядами "гитлерюгенда" и черными СС, Борман не испугался. Инъекции
доктора сделали свое дело: Гитлер стал абсолютно безвольным, флегматичным,
и даже во время беседы с Ганной Рейч, к которой он был обычно
неравнодушен, глаза его были сонными, хотя на лице и сохранилась улыбка,
словно бы положенная умелым гримером.
Борман трижды подходил к разговору о политическом завещании, но
Гитлер, казалось, не понимал слов рейхсляйтера или же пропускал их мимо
ушей.
И только перед спектаклем бракосочетания Гитлера с Евой Браун,
который был поставлен Геббельсом по подсказке Бормана, фюрер молча
протянул рейхсляйтеру листки бумаги:
- Если у вас есть какие-либо соображения, можете предложить
коррективы.
Борман извинился, попросил разрешения сесть, начал изучать
"политическое завещание вождя немецкой нации".
- Фюрер, - сказал он, подняв глаза, в которых (он легко заставил себя
сыграть) появились слезы, - этот документ переживет века... Но тут нет
списка нового кабинета... Я полагал бы необходимым здесь же назвать тех,
кому вы безраздельно доверяете... Только тогда политическое завещание
станет действенным оружием в продолжении нашей великой борьбы...
- А я считаю разумным не включать новый кабинет рейха в завещание, -
ответил Гитлер. - Это, мне кажется, будет мельчить идею.
- О нет, мой фюрер! Как раз наоборот! - жарко возразил Борман. - Это
покажет то, что вы продолжаете руководить битвой! Прагматизм в данном
случае будет выявлением спокойного величия вашего духа...
- Хорошо, - устало согласился Гитлер, - вписывайте, кого считаете
нужным, я скажу фрейлейн Гертруде Юнге, чтобы она перепечатала все
начисто... Но я не отвергаю возможности вылета с Греймом и Ганной Рейч в
Альпийский редут, Борман... Я все время думаю об этом: все-таки живым я
с м о г у больше, не находите?
Борман не смог поднять глаза, они бы его выдали: такая в них сейчас
была ненависть к этому трясущемуся полутрупу, алчно и трусливо
цеплявшемуся за жизнь...
- Мюллер, - сказал рейхсляйтер, пригласив к себе группенфюрера, - вы
должны сделать так, чтобы сегодня же по шведскому или швейцарскому радио
открытым текстом было передано сообщение о переговорах Гиммлера с
Бернадотом и о предложении рейхсфюрера открыть западный фронт
англо-американцам. Сможете?
- Нет, - ответил Мюллер. - Это надо было делать неделю назад, когда
они болтали в Любеке с Бернадотом, сейчас начался хаос, рейхсляйтер...
- Где этот самый... Штирлиц?
Мюллер поднял глаза на Бормана - ничего не смог прочесть на его
непроницаемом лице. Помедлив, ответил:
- Выполняет мое задание.
- Какое?
- С его помощью я намерен заложить большой фугас под Кремль.
Борман удивился:
- Намерены перебросить его в русский тыл?
- Да, - ответил Мюллер. - Только фугас у меня бумажный, пострашнее
любого динамита.
- Поручить бы ему шведов...
- Он тоже ничего не сможет... Не обольщайтесь...
- Меня не устраивает такой ответ. Да и вас самого он тоже не может
устроить. Мы начинаем опаздывать.
- Мы опоздали, рейхсляйтер, - ответил Мюллер. - Надо немедленно
уходить... Вы здесь ничего с ним не добьетесь...
И Борман - пожалуй что, впервые в жизни - ответил прямо, без утайки и
постоянной, изматывающей душу перестраховки:
- Добьюсь, потому что я знаю его, Мюллер. Я добьюсь, если вы сделаете
то, о чем я вас прошу.
- Красные не станут вступать с вами в переговоры, рейхсляйтер...
- Вы заблуждаетесь. Помошник Цандер сделал анализ русской прессы: они
подвергали остракизму всех руководителей рейха, кроме меня. Понимаете? Я
всегда был в тени, я шел следом, я был лишен того удушающего чувства
сиюминутного лидерства, которое отличало Гиммлера и Геринга. Я шел в тени,
и я поднялся к вершине. Сообщение об измене Геринга уже известно Москве. А
если новость о предложении Гиммлера союзникам станет известна Сталину? И
об этом узнает Гитлер? Англо-американцы неумолимо катятся на восток.
Сталин завяз в Берлине. Соглашение о зонах оккупации нарушено. Почему бы
Сталину не позволить мне повернуть немцев на запад? Заманчиво, Мюллер,
очень заманчиво!
Мюллер покачал головой, вздохнул:
- Я, пожалуй, смогу сделать так, что одна из моих радиостанций
засадит в открытый эфир - по-шведски, отчего нет? - сообщение о
предложении Гиммлера. Важно, чтобы радиооператоры в министерстве
пропаганды вовремя подхватили это сообщение: мои передатчики не так
сильны, как ваши.
- Зачем нужна радиостанция Геббельса? У нас здесь самый мощный
радиоцентр...
- Пусть известие придет со стороны, такому больше веры, неужели не
ясно? - вздохнул Мюллер. - Высшая сладость сплетни в том и состоит, что
она приходит от чужих...
...Прочитав перехваченное сообщение "шведского радио" о предложении
Гиммлера, которое принес Геббельс, Гитлер побелел, губа отвисла, он тонко
закричал:
- Но это же верх бесстыдства! Он грязный изменник, он свинья! Я мог
ждать удара в спину от генералов, но Гиммлер! Где Фегеляйн?! Доставить его
сюда! Пусть он расскажет мне об измене Гиммлера, глядя в глаза! Он его
посланник при ставке! Он скрывал от меня правду, этот мерзкий сластолюбец,
женившийся на несчастной сестре фройляйн Браун, чтобы приблизиться ко мне!
Доставьте его немедленно!
Фегеляйна нашли на одной из конспиративных квартир. Он готовился к
бегству на север. В бункер его приводить не стали; по рекомендации
Бормана, обергруппенфюрер был расстрелян в саду рейхсканцелярии.
Через полчаса после казни родственника Гитлер приказал фон Грейму и
Ганне Рейч немедленно вылететь из Берлина в Шлезвиг-Гольштейн, найти там
Гиммлера, арестовать его и расстрелять без суда и следствия.
После этого Борман отправился в радиоцентр и послал шифровку
гросс-адмиралу Деницу, в которой открыто обвинил верховное командование
вермахта в измене: единственная реальная сила в Германии - штаб армии, он
должен теперь быть изолирован и окончательно задавлен страхом - никаких
переговоров, никто не смеет говорить о мире, кроме него, Бормана;
генералам уже известно об аресте Геринга; сейчас им станет известно о
приказе фюрера - уничтожить изменника Гиммлера. Страх действует
парализующе. Лучше всего вдавить ужас, сделав известной расправу над
самыми могущественными людьми рейха, тогда в генералах еще больше
проявится их собственная малость...
...Ночью фюрер вяло продиктовал свое завещание, перед этим дважды
переписанное Борманом. В конце, после перечисления фамилий новых
министров, он послушно добавил несколько строк, продиктованных ему
рейхсляйтером.
"Прошло более тридцати лет с тех пор, как в 1914 году я стал
добровольцем, чтобы защитить рейх от нападения.
Все эти три десятилетия я был полон любви к моей нации. Только эта
любовь двигала всеми моими поступками, мыслями, всей моей жизнью,
наконец... Эти три десятилетия любви к нации и работа на ее благо
потребовали отдачи всех моих сил, всего здоровья...
...Это ложь, будто кто-либо в Германии 1939 года хотел войны.
Войну спровоцировали интернационалисты еврейской национальности или
те, кто им служит.
Я сделал слишком много для того, чтобы провести в жизнь ограничение
вооружений и контроль над ним. Именно поэтому и были предприняты попытки
возложить на меня ответственность за войну. С тех пор как я был
добровольцем на полях мировой битвы, я никогда не хотел новой войны - ни
против Англии, ни против Америки. Пройдут годы, но сквозь руины наших
городов и памятников произрастет правда о всех тех, кто совершил это
злодейство: и это будет правда о международном еврействе и его слугах.
Всего лишь за три дня перед началом германо-польской войны я внес
предложение о мирном решении проблемы. Мой план был изложен английскому
послу в Берлине: международный контроль наподобие того, какой был учрежден
в Саарской области. Мой план был отвергнут без обсуждения, потому что
правящая клика Англии хотела войны, частично по соображениям коммерции,
частично под влиянием пропаганды, находившейся в руках международного
еврейства.
Полная ответственность за трагедию европейских народов, переживших
ужасы нынешней войны во имя выгод финансового капитала, лежит целиком и
полностью на евреях. Я же сделал все, что мог, чтобы миллионы детей Европы
арийского происхождения не голодали, миллионы мужчин не гибли на полях
битв, сотни тысяч женщин и младенцев не подвергались насилиям и
бомбардировкам.
После шести лет войны, которая, несмотря на все отступления, в один
прекрасный день будет признана самой героической борьбой нации за свое
существование, я не могу оставить город, который является столицей рейха.
Поскольку наши войска слишком робки, чтобы отразить атаки врага, поскольку
сопротивление было поручено организовать тем, у кого нет должного
характера, я решил разделить мою судьбу с судьбой тех миллионов, которые
решили защищать город.
Я ни в коем случае не отдам себя в руки врагов, которые наверняка
приготовили новый спектакль, по сценарию евреев, чтобы порадовать массы,
впавшие в состояние истерии.
Я уйду из жизни добровольно в том случае, если пойму, что положение
фюрера безнадежно. (Борман ужаснулся: неужели Гитлер думает о себе в
третьем лице, потом понял: "Я ведь это сам написал!", исправлять на людях
не решился.) Я умру с легким сердцем, потому что знаю, как многого
добились наши крестьяне и рабочие, я умру с легким сердцем, ибо вижу
совершенно уникальную преданность моему делу нашей молодежи. Я бесконечно
благодарен им и завещаю им продолжать борьбу, следуя идеалам великого
Клаузевица. Гибель на полях битв приведет в будущем к великолепному
возрождению идеалов национал-социализма на базе единства нашей нации.
Множество мужчин и женщин решили связать свои жизни с моею. Я
благодарю их за это, однако приказываю им не разделять моей судьбы, но
продолжать битву на фронтах. Я приказал командующим армиями, флотом и
авиацией крепить в войсках дух национал-социализма, объясняя солдатам, что
я - фюрер и создатель движения - предпочел смерть капитуляции...
Перед смертью я исключаю из партии бывшего рейхсмаршала Германа
Геринга, я отнимаю у него все те права, которые были ему пожалованы
декретом 29 июня 1941 года и решением рейхстага от 1 сентября 1939 года.
На его место я назначаю адмирала Деница - в качестве президента рейха и
главнокомандующего вооруженными силами.
Перед моей смертью я исключаю из партии и снимаю со всех занимаемых
должностей бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха
Гиммлера. На его место - в качестве рейхсфюрера СС - я назначаю гауляйтера
Карла Ханке, а министром внутренних дел я назначаю гауляйтера Пауля
Гислера.
Помимо акта нелояльности по отношению ко мне Геринг и Гиммлер бросили
пятно невыразимого позора, начав секретные переговоры с врагом, не
поставив меня об этом в известность, против моей воли. И, наконец, в их
поступках видно желание узурпировать власть в рейхе.
Желая дать Германии правительство, составленное из наиболее
благородных людей, я, как фюрер нации, называю членов нового кабинета:
Президент рейха - адмирал Дениц.
Канцлер - доктор Геббельс.
Министр партии - Борман.
Министр иностранных дел - Зейсс-Инкварт.
Министр внутренних дел - гауляйтер Гислер.
