demonstrandum, или что и требовалось доказать. Увы, господа. И вы
ошиблись, пан Здыб. В анекдотах о милиции - довольно много правды.
- Не говорили мы никому ни о чем, - покраснел стажер. - Никому,
слышите? Ни жене, ни начальству. Никому.
- Ладно, ладно. Чудес не бывает. Разве что... Эта врачиха из психушки,
как вы говорите, могла вас просто подловить. Блефовать. Что она вам
говорила? Когда? При каких обстоятельствах?
- Послушайте сами. Дай магнитофон, Анджей. Они сидели, куря сигарету
за сигаретой. Нейман наблюдал, как в доме напротив лысый тип с помощью
нескольких дружков устанавливает на балконе огромную тарелку, с виду -
вылитая спутниковая антенна. С соседнего балкона, на котором стояла ярко
раскрашенная лошадка на полозьях, переползла к сборщикам пестрая морская
свинка. Лысый, не выпуская тарелки, пнул ее ногой. Свинка свалилась с
балкона. Нейман не встал посмотреть, что с ней сталось. Это был восьмой
этаж.
- Та-ак, - сказал адвокат, прослушав запись до конца. - У нее что, не
все дома, у этой врачихи? Знаете этот анекдот...
- Знаем, - сказал стажер Здыб.
- Завеса. Какая завеса? И этот... веал, или как его там... Невнятица
какая-то. Эта докторша... Пшесмыцка?
- Пшесменцка.
- Вы ее знаете? Проверяли?
- Проверяли. Молодая, без большой клинической практики, мало контактов
с пациентами. Занимается какими-то исследованиями. Чем-то очень сложным,
холера, это связано с волнами мозга, нейронами, не помню.
- Безумная пани доктор Франкенштейн, - скривился адвокат. - Знаете
что? Я бы все это не брал в голову.
- А я наоборот, - сказал Нейман. - Скажу больше, уже взял. Пан
Хенцлевский, у нас еще не все закончилось, чистка продолжается. Кто-то,
может, холерно заинтересован меня подсидеть. Слегка подпорченная врачиха -
такое же орудие провокации, как любое другое, не хуже, не лучше. Я должен
это проработать.
- Вы эгоцентрик, пан Анджей, - заметил Хенцлевский. - Ваша персона в
этом деле, извините, имеет мало значения.
- Будь оно так, - усмехнулся комиссар, - я бы нисколько не убивался.
Но и вы, дорогой пан Хенцлевский, пожалуй, заблуждаетесь. После звонка
пани доктора голову даю на отсечение, что вашего сына убил
буйнопомешанный. Никакая это была не месть. Не важно, кого и для чего вы
защищали во время военного положения и скольким секретарям вставили перо в
зад. Вы не Пясецкий. Извините.
- Вывод? - Адвокат слегка покраснел.
- Просто как пареный веник. Если это сумасшедший, то с точки зрения
закона он человек больной. Больной, понимаете, пан адвокат?
- Когда я слышу такие вещи, - вспылил Хенцлевский, - то у меня зубы
скрежещут! Больной, сукин сын! Он моего Мачека... Больной!
- Я-то вас понимаю. У меня тоже скрежещут. Но нам ничего не удастся
сделать, и это однозначно сказала та врачиха. Предположим, что она
блефовала, что ничего не знает о нашем плане. Но она могла догадываться,
когда меня предостерегала. Она однозначно меня предостерегала.
- Вы отыскали в ее невнятице предостережение? И какое?
- Не притворяйтесь. Она меня предостерегала, чтобы я не пробовал взять
этого психа как мороженое мясо. Я могу его арестовать, воспользовавшись
нежными уговорами, надеть на него смирительную рубаху и передать
специалистам. На лечение.
- Вы перепуганы, пан Анджей, и поэтому все неправильно понимаете. -
Адвокат переплел пальцы. - Я тоже слушал эту запись. И в ней имеет
кардинальное значение нечто совсем другое. Послушайте меня. Давайте
поиграем. Я буду вами, а вы - вашим полковником или там инспектором
полиции, как это сейчас называется, если я не ошибаюсь. Докладываю, пан
инспектор полиции. Я проанализировал странный разговор с пани доктор Икс.
Меня удивило, что она многократно употребляла слова, из которых следовало,
что подозреваемый буйный помешанный очень опасен. Это настолько глубоко
засело в моем подсознании, что, когда дело дошло до встречи лицом к лицу,
у меня нервы сдали. Видя, что он на меня нападает с опасным орудием, я
воспользовался служебным оружием, не переходя границ самообороны. Как?
Хорошо получилось, пан инспектор? Хорошая интерпретация?
- Засуньте эту интерпретацию себе в задницу, - спокойно проговорил
Нейман. - Так, разумеется, сказал бы мне мой инспектор. Господин адвокат,
вы хорошо знаете, что означает необходимая самооборона в случае
вооруженного полицейского, который к тому же знает, что имеет дело с
человеком не вполне вменяемым. Это вам не Америка. Я не намерен идти под
суд.
Адвокат задумался и больше минуты молчал.
- Ну ладно, - сказал он наконец. - Возможно, пан Нейман, вы
действительно правы. Итак, что будем делать?
- Расторгнем соглашение.
- Ну, тут вы несколько далеко зашли, вам не кажется? Я понимаю, ни
стрельба, ни какие-либо другие серьезные действия не входят в сценарий. Но
псих может оказать сопротивление. Сбежать. Может споткнуться и здорово
расшибиться. Я о таких случаях слышал, наслышался от моих клиентов. A
propos, знаете ли вы, сколько моих клиентов проживает в Варшаве?
- И что с того?
- А очень много с того. Мое предложение вот какое: соглашение остается
в силе. Предлагаю выгодные условия. За предоставление мне возможности
личного участия в акции, за удовольствие коснуться рукой и ногой убийцы
моего сына я гарантирую вам поддержку очень высокопоставленных лиц на
случай дальнейших чисток в полиции, связанных с какими-либо
непредвиденными осложнениями в нашем плане. Мои друзья из Варшавы, если
понадобится, успокоят и пани Пшеменцку от чокнутых, не бойтесь. Ну а до
того, как договорились, будет конкретное финансовое вознаграждение для вас
двоих.
- Троих, - сказал стажер Здыб.
- Как это, к дьяволу? - занервничал Хенцлевский. - Троих? Трое - это
великое множество людей, имя им легион, блин. Зачем вам третий?
- Для достоверности рапорта. У нас так всегда делается. Бригада
каменщиков Идеи, пан адвокат, ваши, техника - наша. Мы в этом разбираемся.
- Он хоть надежный, этот третий?
- На сто процентов, или hundred per cent.
- Тогда пусть будет, - скривился адвокат. - Ну? Пан Нейман, надеюсь,
вы удовлетворены?
- Не до конца, - сказал комиссар. - Толек? Тебе не кажется...
- Должно пройти хорошо, - проговорил стажер. - Одно только меня слегка
беспокоит. Не слишком ли мы уверены, что это психически больной? Это может
быть такой зеленый, Гринпис, понимаете? Защитник животных. Увидел, что
детишки кота мучают, и ударило его. Я читал о похожем случае, в "Пшекруе",
по-моему. Они там ослепили собаку или кошку, уже не помню. Когда я об этом
читал, то чувствовал, что в статье этот тип высаживает свое негодование,
жалость, жажду мести. А другой мог бы высадиться иначе. Взял бы нож,
топор, штакетину и отомстил бы за своего пса.
- Это то же самое выходит, - сказал Хенцлевский. - Кто так реагирует,
тот явно тронутый. Quod erat demonstrandum.
- Это совсем не то же самое выходит, - подхватил мысль Нейман. -
Задвиг на пункте животных может не квалифицироваться у психиатров. С их
точки зрения этот тип будет полностью нормален, и его выслушают, когда он
расскажет, как именно мы его сцапали и что мы ему тогда сделали.
- Я за свою карьеру повидал многих, кто рассказывал, что с ними
происходило в милиции, - сообщил адвокат. - Но не припомню ни одного, кому
бы официально поверили. А если даже и расскажет, как именно его схватили,
то что? Вы полагаете, что кто-нибудь проникнется судьбой глупой кошки?
- Может, и нет, - сказал Здыб. - А что будет, если эту кошку услышит
тот, кто тут вообще ни при чем? И прибежит поглядеть, что происходит?
- Ты шутишь, Толек, - взмахнул руками Нейман. - Того, кто тут ни при
чем, это как раз не заинтересует. Кому может быть дело до кошки?
- A propos, о кошке, - сказал Хенцлевский. - Надо какую-нибудь
организовать.
- С этим не должно быть хлопот, - заявил Нейман. - Кошек полно. У
детей моей соседки, к примеру, есть кот. Должен сгодиться.
ИЗА
Иза лежала спокойно, словно боялась малейшим движением вспугнуть тот
отдаляющийся, неуловимый сигнал обманчивого и лживого неслучившегося
оргазма. Прильнувший к ней мужчина дышал ровно, мерно, потихоньку
погружаясь в дрему. Гудела сигнализация, далеко и тихо.
- Хеню, - окликнула она.
Мужчина вздрогнул, вырванный из полусна, приблизил лицо к ее
обнаженной груди.
- Что, Изуня?
- Что-то со мной неладное, Хеню.
- Опять? - испугался мужчина. - Вот черт, ты должна как-то
подрегулировать этот твой цикл, Иза.
- Это другое.
Мужчина выждал с минуту. Иза не продолжала.
- Что еще? - спросил он наконец.
- Хеню... Симптомом чего являются провалы в памяти?
- Почему ты спрашиваешь? С тобой такое случается?
- Последнее время - часто. Достаточно давно. После - галлюцинации.
Голоса. Обман чувств.
Мужчина бросил быстрый взгляд на часы.
- Хеню.
- Слышал, - пробормотал он несколько нетерпеливо. - И что? Ты
специалист. Какой твой диагноз? Anaemia cerebri? Начальные признаки
шизофрении? Поражение лобных долей? Другое какое дерьмо? Иза, каждый
психиатр обнаруживает у себя разного рода подобные симптомы, это просто
профессиональная болезнь. Должен ли я говорить тебе, как мало мы знаем о
мозге, о протекающих в нем процессах? По-моему, ты просто-напросто
переработала. Ты не должна проводить столько времени со своими кошками,
рядом с этой аппаратурой. Знаешь ведь, насколько все это вредно: высокие
частоты, поля, излучение мониторов. Брось ты это все на какое-то время,
возьми отпуск. Отдохни.
Иза приподнялась на локте. Мужчина, лежа на спине, ласкал ей грудь
заученным автоматическим движением. Она не любила, когда он так делает.
- Хеню.
-А?
- Я бы хотела, чтобы ты меня обследовал. На энцефалографе или с
помощью изотопов.
- Можно, почему нет? Только...
- Прошу тебя.
- Ладно. Они помолчали.
- Хеню.
- Да?
- Эльжбета Грубер. Ты ее лечишь. Что с ней на самом деле?
- Тебя это интересует? Верно, слышал. Довольно странный случай, Иза.
Привезли ее в шоке, с типичными признаками кровоизлияния. Почти сразу она
впала в состояние комы, и с тех пор нет ни улучшений, ни каких-либо
изменений. Мы склоняемся к мнению, что на шок у нее наложился
воспалительный процесс.
- Encephalitis lethargica?
- Ага. А почему ты спрашиваешь?
Иза отвернулась. В окно, вместе с очередным отчаянным воем
сигнализации, ворвался собачий визг, нарастающий, прерывистый.
- Ноги бы такому пообрывал, - проворчал мужчина, глянув в сторону
окна. - Проблемы у него на работе или дома, а высаживается на животном,
быдло!
- Вееал разорвал Завесу, - спокойно проговорила Иза.
- Что?
- Вееал. Голос истязуемого зверя. Голос отчаяния, безысходности,
страха, боли, превосходящей все.
- Иза?
- Крик, который не есть крик. - Иза заговорила громче: - Вееал. Вееал
разорвал Завесу. Так сказала... Эля Грубер. Она это видела.
- Довольно... - простонал мужчина. - Иза! Она не могла... Девочка без
сознания! О чем ты говоришь?
- Она говорила со мной. Говорила и велела мне что-то делать.
- Иза, ты действительно должна взять отпуск. - Мужчина посмотрел на
нее, вздохнул. - Но прежде зайди ко мне, я тебя обследую. Это все
проклятый стресс, паршивая работа, все из-за нее. Нельзя так себя
выматывать, Иза.
- Хеню. - Иза села на постели. - Ты что, не понимаешь, о чем я? Эля
