Потом вынул меч и пошел на нее, крутя клинком, следя, чтобы замахи меча не
совпадали с ритмом его шагов и движений. Упырица медленно приближалась, не
сводя взгляда со светлой полосы клинка.
Геральт застыл, подняв меч. Упырица тоже встала. Ведьмак медленно
очертил мечом полукруг, шагнул в сторону бестии. И еще шаг. Он прыгнул,
крутя мечем над головой.
Упырица скрючилась, прыгнула в сторону. Геральт одним прыжком
оказался рядом, меч сверкнул в его руке. Глаза ведьмака разгорались
зловещим блеском, сквозь стиснутые зубы вырывался хриплый рык. Упырицу
отбросило назад; ненависть, злоба, мощь нападавшего накатывались на нее,
проникая в мозг, во все члены. Неизвестные ей доселе ощущения вызывали
дикую боль, она завопила тоненько, жалобно, крутнулась на месте и в панике
метнулась прочь, в мрачные лабиринты дворцовых коридоров.
Геральт, весь дрожа, стоял посередине огромного зала.
Один-одинешенек. Так долго длившийся танец на краю пропасти, этот
сумасшедший, ужасный балет наконец позволил риву обрести желаемое -
ведьмак проник в сознание врага, средоточие ее воли. Злой, болезненной
воли, придававшей чудовищу силы. Дрожь пробирала, когда Геральт осознал
суть этого зла и вызывал в себе столь же злую мощь, направляя ее против
чудовища. Никогда еще он не встречал столь сильной ненависти и
кровожадного безумства, даже у василисков, этим как раз печально
славившихся.
Тем лучше, подумал он, направляясь ко входу в гробницу, черневшему в
полу огромной лужей. Тем лучше, тем сильнее был удар, пришедшийся по ней
самой. Тем длиннее ему выпадет передышка, пока бестия не опамятуется, -
ведьмак сомневался, что у него хватит сил на второй такой удар. Действие
эликсира слабеет, а до рассвета далеко. Но в гроб упырица вернуться не
должна - иначе все труды пропадут даром.
Он спустился по лестнице. Гробница была небольшая, там стояли всего
три каменных саркофага. У ближайшего наполовину сдвинута крышка. Геральт
достал из-за пазухи флакон, быстро осушил его и забрался в саркофаг. Как
ведьмак и ожидал, он был сделан на двоих - мать и дочь.
Крышку он задвинул, лишь заслышав рык упырицы. Лег навзничь возле
мумии Адды, на внутренней поверхности крышки начертил мелом знак Ярден.
Положил меч на грудь, поставил рядом маленькие часы, наполненные
фосфоресцирующим песком. Скрестил руки. Сотрясавшего дворец рычания
упырицы он уже не слышал - брали свое вороний глаз и чистотел.
Когда Геральт открыл глаза, весь песок в часах пересыпался вниз - это
означало, что он проспал дольше, чем рассчитывал. Ведьмак прислушался - ни
звука. Все его чувства вновь стали чувствами обычного человека.
Он сжал меч, пробормотал заклинание и чуть-чуть сдвинул крышку
саркофага. Тишина.
Тогда он сдвинул крышку, сел, осторожно высунул голову. В гробнице
было темно, однако ведьмак знал, что снаружи наступил день. Он высек
огонь, разжег крохотный каганец, поднял его, и по стенам заколыхались
диковинные тени. Никого.
Ведьмак выбрался из саркофага, продрогший, разбитый, оцепеневший. И
увидел ее. Она лежала навзничь у саркофага, обнаженная, без сознания, руки
закинуты за голову.
Она вовсе не выглядела красавицей. Щупленькая, с маленькими острыми
грудями, вся в грязи. Светло-рыжие волосы закрывали ее до пояса. Ведьмак
поставил каганец рядом, склонился над ней, потрогал. Губы бледные, на щеке
огромный кровоподтек - след его удара. Геральт снял перчатку, отложил меч,
бесцеремонно задрал ей пальцем верхнюю губу. Самые обычные зубы. Хотел
посмотреть ногти, стал нащупывать ладонь в копне спутавшихся волос. И тут
увидел - глаза у нее открыты. Поздно!!
Она вцепилась ему ногтями в шею, и кровь залила лицо ведьмака.
Взвыла, целясь другой рукой в глаза. Ведьмак рухнул на нее, ловя ее
запястья, прижимая к полу. У самых его глаз щелкнули зубы - уже
нечеловеческие. Геральт ударил ее головой в лицо, прижал крепче. Прежней
силы у нее уже не было. Ведьмак выкрикнул заклинание и впился зубами ей в
шею под самым ухом. Стискивал зубы, пока нелюдской вой не сменился тонким,
отчаянным криком, перешел в рыдания - обычный плач обиженной девочки.
Геральт отпустил ее, она упала без сознания, и ведьмак поднялся на
колени, выхватил из нарукавного кармана кусок полотна и зажал им шею.
Нащупал меч, приставил лезвие к ее горлу, осмотрел ее ладони. Ногти были
грязные, сломанные, окровавленные... но человеческие. Несомненно.
Ведьмак с трудом поднялся на ноги. Сверху в гробницу проникал свет -
там, наверху, уже наступило влажное серое утро. Ведьмак двинулся к
лестнице, но пошатнулся, тяжело опустился на ступеньку. Полотно промокло
насквозь, кровь широким ручьем ползла по рукаву. Он распахнул кафтан, рвал
в клочья рубашку, зажимал шею, знал, что времени нет, что обморок
близок...
Он успел стянуть лоскут узлом. И потерял сознание.
На том берегу озера, в Стужне, петух растопырил крылья и, ежась от
утренней сырой прохлады, прокричал в третий раз.
Он открыл глаза, увидел беленые стены, потолок своей комнатки над
кордегардией. Шевельнул головой и застонал от боли. Шея была перевязана
умело, на совесть, толстым слоем бинтов.
- Лежи, чародей, - сказал Велерад. - Лежи, не дергайся.
- Мой... меч...
Велерад покрутил головой:
- Ну да. Важнее всего, понятно, - твой серебряный чародейский меч. Он
тут, не беспокойся. И меч тут, и твой узел из камина. И три тысячи оренов.
Ладно, молчи. Это я - старый дурак, а ты - мудрый ведьмак. Фолтест нам это
два дня талдычит.
- Два...
- Ага. Два дня. Неплохо она тебе шею раскроила. Много крови потерял.
На счастье, мы примчались во дворец сразу после третьих петухов. В Стужне
этой ночью никто не спал. Где тут! Вы там такой тарарам устроили! Ничего,
что я тут болтаю?
- Прин... цесса?
- Принцесса как принцесса. Щупленькая. И придурковатая какая-то.
Хнычет все время. И под себя делает. Но Фолтест уверяет, что это у нее
пройдет. Неплохо все вышло, а, Геральт?
Ведьмак смежил веки.
- Ладно, ладно, ухожу, - Велерад встал. - Отдыхай, Геральт... Ты мне
вот что только скажи: зачем ты ее хотел загрызть? А? Геральт?
Ведьмак спал.
Last-modified: Thu, 10-Jul-97 06:58:48 GMT
