Едва удалось его заткнуть, через Шин-Жина опять-таки, пустив "парашу",
что милицию вызывать нельзя, это, де, подорвет репутацию радиостанции.
Таким образом, с одобрения Шин-Жина в жертву фетиша - репутации радио
"Моржо" - коллектив добровольно принес доверие и уважение друг к другу.
А Количек, получив свои денежки и сняв копии с личных дел, потирал
руки. По курилке он пустил слух, что ходил к экстрасенсу и что тот по
коллективной фотографии работников радиостанции точно определил вора.
Сотрудники перестали делиться друг с другом.
На станции началась новая эра взаимоотношений.
Жена Саши Мурашова месяца через два после описываемых событий
действительно пошла к знаменитому экстрасенсу лечить какую-то свою
послеродовую болячку. Разговорившись, она поведала чародею и о краже,
случившейся на работе у мужа.
- А вы принесите фотокарточку, - попросил экстрасенс. - Дело-то
нетрудное.
Жена принесла на другой день групповой снимок мужниных сослуживцев.
- Вот он, кто украл! - воскликнул экстрасенс, едва взглянув на
фотографию. Палец его уткнулся в небритое Количеково лицо.
Количек ехал с работы домой в машине и слушал радио. Размечтавшись о
тех сладких днях, когда у него будет джип "чероки", он слушал рассеянно, не
вникая в слова диктора, а лишь подсвистывая тихонечко, если мелодия
нравилась. Вдруг ему показалось, что диск-жокей сказал слово "блядь".
Количек остановил машину, посмотрел на часы и записал в поминальнике
назавтра: "Большому Вождю, "блядь" в 19.30".
В вагоне поезда "Красная стрела" Количек нос к носу столкнулся с
подполковником Синюхиным.
- Игорь Игоревич, - в нерешительности было протянул Количек руку .
- Можно, можно, не робей, - широко улыбнулся Синюхин и пригласил в свое
купе, которое занимал один, без попутчиков. - Ну, рассказывай, - предложил
он, когда выпили попервой.
- А что рассказывать, Игорь Игоревич, работаю потихоньку на радио
буржуинском, бизнес, так сказать...
- Знаю, знаю, все знаю, и про пять тысяч долларов, которые у тебя там
якобы свистнули, и про гибкую систему скидок, и про "черный нал", - похлопав
Количека по плечу, сказал Синюхин и налил повторой.
- А вы все там же, в конторе? - спросил Количек, при слове "контора"
мотнув головой куда-то вбок и вверх.
- В конторе, да уже не в той, - ответил Синюхин, улыбаясь тонкой,
многозначительной улыбкой. - Дело, видишь ли, в том, дружище, что в любой
системе всегда была, есть и будет своя, соответствующая сути и качеству
системы контора. Был у нас СССР - была та контора, где и мы с тобой славно
трудились. И выполняла та контора, с нашей с тобой помощью, главную для той
системы, какой был СССР, функцию - обеспечивала ее политическую
безопасность, так как для такой системы, какой был СССР, политическая
безопасность была главной составляющей ее стабильного существования, -
Синюхин налил еще по полстакана. - Но времена меняются, друг мой, меняются
системы, меняются общественно-политические формации. Меняются и конторы.
- Так вы в ФСБ? - неуверенно спросил Количек.
- Раньше ты лучше соображал, - неодобрительно покачав головой, протянул
Игорь Игоревич. - Я ж тебе объясняю: новая система - новые жизненные
функции...
- Не пойму чего-то, вы уж простите, пьяный я, наверное.
- А ты сейчас все-таки у меня сам догадаешься, о чем я тебе толкую.
Давай пойдем рассуждать с другого конца. Ты хочешь узнать, как теперь
называется моя контора, так?
- Так.
- А что всегда вызывала контора у простых смертных?
- Cтрах, по-моему...
- Правильно, друг мой, правильно, страх, а теперь подумай, чего боится
нынешний, новый россиянин-гражданин - ФСБ?
- Нет.
- Правильно, не боится ФСБ, а чего боится?
- Налоговой...
- Ну вот! Догадался наконец, - Синюхин схватил Количека за шею и
принялся с покровительственным дружелюбием гнуть ее вправо-влево.
- Так вы в налоговой... Здорово, как же я сразу-то не догадался? Так
вы, поди, и генерал?
- Ну, наверное, генерал, - улыбнулся своей тонкой улыбкой Игорь
Игоревич...
Наутро, когда проводник мягкого спального вагона, уважительно тихо
постучав в дверь купе, прервал похмельный Количеков сон, генерал был уже в
галстуке и заканчивал водить по лицу дорогой японской электробритвой.
- Долго спишь, агент, так и радио свое проспишь, - пошутил он.
- Не просплю, будьте покойны, - ответил Количек, высвобождая ноги
из-под белоснежных железнодорожных простыней.
- Не забудь детали, связь со мной держи через Олега.
- Так Олег что, разве не...
- Они теперь подотдел нашей конторы.
- Ах, как же я сразу не...
- А Моржа твоего мы для начала пугнем, уже на следующей неделе пугнем,
так что готовься в ферзи, пешечка моя...
В канун Старого Нового года приснился Количеку сон. Будто снимают о нем
документальное кино, для потомков. Чтобы увековечить значительное событие в
жизни общества. Внутри Исаакиевского собора стоит большой стол президиума,
накрытый красным. На столе боржом, пепси-кола - все как на совещаниях
партактива. За столом сидит он, Количек, и отвечает на вопросы
корреспондентов разных заграничных газет. В лицо ему светят яркие горячие
лампы - идет киносъемка.
Поодаль, в глубине собора, стоят накрытые, как в ресторане, столики -
на двоих, на четверых, - а за столиками все знакомые Количека, все кореша
его по университету, по киностудии, по радио. Да и не только кореша.
И задают Количеку корреспонденты разные вопросы на всех языках мира: на
французском - а он, Количек, "силь ву пле, битте шен", отвечает свободно; на
немецком спрашивают - а он - "битте шен, силь ву пле"... Изумляются все тут
учености его. Хлопают. И спрашивают его: "А правда, что у вас самая
иностранная машина в нашем городе?" А он отвечает: "Правда, у меня
американо-японская машина с финляндской предпродажной подготовкой. Два
двигателя, восемь карбюраторов. Зимой в России не использовалась. Ходила
только на финском масле" - "Уу-у-ух! - прокатилось по залу. - Завидуем!"
Спрашивают еще, причем по-иностранному: "А правда, что у вас дача самая
большая в области, и даже больше, чем у... ?" - "Правда, - отвечает Количек
скромно. - Но это не было самоцелью, это так само получилось, по заслугам,
так сказать" - "Уу-ух, завидуем!" - вновь прокатилось по залу.
А потом очень-очень миленькая такая иностраночка-корреспондентка,
которая уже так многообещающе дарила ему взгляды и улыбки, что у него
случилась эрекция, спрашивает: "А правда, что вы настоящий владелец,
президент и директор радио "Моржо"?" И уж было открыл Количек рот для
утвердительного ответа, как почувствовал спиною, что стоит кто-то сзади. Он
глядь назад - а там подполковник Синюхин стоит. А изо лба у него рожки
козлиные растут. И вместо кистей рук из рукавов пиджака копытца сдвоенные
торчат. И смотрит на него Игорь Игоревич со своей тонкой улыбочкой и
говорит: "Ну что, поросенок, айда говно грузить?.."
И - уу-ух! - куда-то полетел он, Количек, спиной вниз, и обидно
почему-то стало очень-очень, что публика в зале совершенно не заметила его,
Количека, исчезновения. И он, как будто из глубины, видел, как танцуют все,
смеются и как та иностраночка-корреспондентка уже не ему, а какому-то дядьке
в пиджаке строит глазки и улыбается...
Выйдя замуж за Моржа Павлинского, Галя Шнеерсон ни одного дня не
пожелала оставаться в России и, получив в консульстве бессрочную визу как
жена гражданина Франции, первым же самолетом отбыла в Париж. Морж поохал,
поахал, сетуя на то, что не для того женился, чтобы девять месяцев в году
заниматься онанизмом в своей московской квартире, однако, уткнувшись в
железобетонное упрямство Гали, пробормотал что-то вроде "же ле компранд" и
дал ей ключи от petit studio, которую снял накануне в десятом округе за пять
тысяч франков в месяц. Проучившись до этого два года на филфаке, Галя
понимала немного по-французски, и даже достаточно для того, чтобы купить
пару бутылок спиртного или приобрести абонемент в салон африканского
массажа. Однако лексика ее была еще недостаточно развита, чтобы объясняться
с водопроводчиками, нижними соседями и полицейскими инспекторами.
Таким образом, сидя у себя в офисе в Останкино, в полдень по
московскому времени Морж каждый раз с тревогой ожидал, что как раз в это
время на Рю-дез-Орфан живущие под Галей Дюпоны просыпаются от капающей с
потолка воды, так как накануне Галя заснула бухая в ванной. Зимой девяносто
второго Моржу раз пять пришлось звонить из Москвы в ЖЭК десятого округа, то
вызывая водопроводчика, то маляров для косметического ремонта. Два раза
пришлось объясняться с полицейским коммиссаром. Однако кончилось все
неожиданно быстро. Осенью Галя подцепила в "Брассери Гиго" какого-то из
Техаса, страшно богатого, приехавшего в Париж потрахаться с настоящей
француженкой. Этот американец был настолько потрясен любовным искусством
нашей парижанки, что не принял никаких возражений, замужем она или не
замужем, и увез ее за океан. Через неделю Морж получил из Лас-Вегаса
сообщение, что Галя заочно взяла развод.
- Куда ты меня пригласишь? - спросил Синюхин, когда Количек кряхтя влез
на заднее сиденье его светло-серой "Волги".
- Давайте, может пивка... - неуверенно ответил Количек.
Машина тронулась
- Показывай тогда дорогу, я ведь теперь в Ленинграде вроде как гость, -
улыбаясь, пророкотал Синюхин.
- Пока прямо. А машина что, все та же? - робко спросил Количек.
- Что значит - "та же"? - не понял генерал.
- Ну, на которой вы еще когда университет курировали...
- А-а, вспомнил! - рассмеялся Синюхин. - Не-ет, у нас в конторе машины
по столько не живут... - он вздохнул тяжело. - У нас и агенты по столько,
как ты, не живут... - и, выдержав паузу, вдруг расхохотался: - Ладно, не
писай в галошу, студент, быть тебе президентом твоего радио "Моржо", вот
увидишь, и очень-очень скоро, - Синюхин откашлялся и, сделав тоненький
девчачий голосок, пропел: "Радио-оо "Моо-ор-жооо"...
Приехав в новомодную ирландскую пивную, Синюхин с Количеком взяли
столик в отдельном кабинете. Официант принес по кружке черного, как битумный
лак, "Гиннесса" и почтительно удалился. Синюхин засунул руку в портфель,
который не пожелал оставить в гардеробе, и чем-то щелкнул внутри.
- Ну, теперь можно разговаривать, - облегченно сказал он. - Ни один
слухач, даже на самой разъяпонской мандуле, ничего не расслышит.
- Игорь Игоревич, - начал Количек, отхлебнув пива. - Почему
приостановили наезд на Моржа?
- Да, приостановили. Тебе, как будущему партнеру, скажу: у нас аппетиты
выросли. Если бы мы сейчас большую мышку поймали, пускай даже самую большую,
остальные бы все разбежались, нам бы их никогда не собрать, - Синюхин тоже
сделал добрый глоток и, достав из внутреннего кармана пиджака сигару,
продолжал: - А мы в следующий раз, чтобы за каждой такой радиостанцией не
гоняться, одним наездом возьмем всех.
- Сейчас ведь так просто уже было...
- Да, конечно. Разве ты думаешь, наши люди не видели ловушку, которую
сам Морж себе же и поставил в московской лицензии? Видели! Прекрасно видели.
Разрешенная мощность вещания в УКВ - сто ватт, а передатчик - киловаттный.
Видели, а в ФМ - там вообще разрешено один киловатт, а все пять лет работали
на шести. Все видели, друг мой, все могли доказать, и уже бы твой Павлинский
