потрясающе.
Ю.: Сколько минут в неделю ты с книгой?
Р.: Много. Что значит минут? Часов. Я думаю, в среднем часа два в
день.
Ю.: Перед сном?
Р.: К сожалению, в последнее время, когда я начинаю читать, я часто
засыпаю. Поэтому перед сном я смотрю телевизор, а читаю я в туалете, в
транспорте, за едой очень люблю читать и т. д. Или когда такая книга,
что я не могу оторваться, - тогда читаю в любое время.
Ю.: Ты бы мог рассказать идею своей жизни?
Р.: Ужасная. Всегда - женщина. Я ради женщин так много потерял в сво-
ей жизни, так много не успел...
Ю.: Ты думаешь, это будет важно даже когда тебе будет 70, 75 лет, ес-
ли ты доживешь? Ты и тогда будешь думать о женщинах?
Р.: Да.
Ю.: А что о них думать, зачем? О чем? Что в них? Что они - до сих пор
тайна какая-то загадка?
Р.: Да нет, уже и не загадка. Я не знаю. Это болезнь, патология.
Ю.: Ты обратил внимание - сегодня снег выпал. Первый снег. Снег для
тебя что-нибудь значит? У Чехова какой-то рассказ есть, где идет снег, и
Чехов говорит, что душа становится молодой. А у тебя как?
Р.: Да просто холодно. Я еще раз говорю: я человек не загородный, а
городской. Для меня природа...
Ю.: Что ты самому себе говоришь, когда открываешь книгу, которую еще
не читал? Лев Толстой говорил: "Что ты мне новенького скажешь, автор?"
Р.: Во-первых, я никогда не открою книгу, о которой я не имею ни ма-
лейшего представления. Нужно хотя бы, чтобы мне ктото сказал, что ее на-
до прочитать. Я всегда с огромным удовольствием читаю мемуары и биогра-
фии. То есть о людях, которые мне интересны. Детективы иногда читаю.
Ю.: Чего ты ждешь от книги, которую начинаешь читать?
Р.: Знакомства с хорошими людьми, с интересными людьми. Людьми,
только людьми.
Ю.: Мысли тебя меньше интересуют?
Р.: Ты понимаешь, мысли сами по себе до меня не доходят. Мне нужна
мысль, которая высказана человеком. Героем, персонажем.
Ю.: Какую мысль ты считаешь самой необыкновенной из когда-нибудь
кем-нибудь высказанных?
Р.: Ну, много. Огромное множество мыслей меня восхищали и поражали. Я
никогда не забуду, как я прочитал Ключевского и восхитился мыслью, что
счастлив мужчина, который относится к жене как к любовнице, и несчастен
мужчина, который позволяет любовнице к себе относиться как к мужу. Или
многие мысли Бернарда Шоу, Черчилля... Но это все же не мысли, это афо-
ризмы. Мысль - это нечто иное.
Ю.: А у тебя есть любимые мысли?
Р.: "Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах" - Жванец-
кого.
Ю.: Тебе хочется осознавать свою причастность к культуре? К мировой
культуре, вообще к культуре?
Р.: Наверное, это из самого существенного в моей неудовлетворенности,
в том, что я не состоялся. Конечно, мне бы страшно хотелось хоть как-то
быть причастным к культуре.
Ю.: Женщины и культура. А есть что-то третье, что привязывает тебя к
жизни? Женщины, культура - и что еще?
Р.: Ну, наверное, - все-таки я рос во время войны - политика. Мне не
хочется умереть, так и не узнав, что будет с этой бандой. Неужели она
так и уйдет безнаказанно?
Ю.: Хорошо. А вот еще в связи с культурой: на какое существо ты
больше похож? На Гулливера, которого лилипуты связали, и он не может по-
шевелиться? То есть так ли ты связан с культурой, как Гулливер был свя-
зан этими нитками? Тебе неловко со своим невежеством, со своим положени-
ем книготорговца? Или ты больше похож в своих отношениях с культурой на
пингвина - птицу, которая не умеет летать?
Р.: Я не думаю, что пингвин чувствует себя ущербным из-за того, что
не умеет летать. Я чувствую себя очень несчастным из-за того, что не
умею играть на фортепьяно, из-за того, что не могу составить фразу из
нескольких слов, которая была бы кому-то интересна. Я чувствую себя
очень ущербным из-за этого.
Ю.: Ты гордишься знакомством со мной, моей дружбой?
Р.: Нет, не горжусь. Я получаю от этого удовольствие.
Ю.: А есть человек, дружбой с которым ты гордишься?
Р.: Не дружбой, а хорошими отношениями. Это Марлен Кораллов. Я гор-
жусь тем, что я с ним знаком. Я горжусь дружбой с Мариком Барбакадзе.
Знакомством с Эфраимом Севелой. Знакомством, достаточно теплым, с Зори-
ком Балаяном... Ну, есть много людей, знакомством с которыми я горжусь.
А есть люди, знакомство с которыми мне доставляет колоссальное удо-
вольствие. Наслаждение. Обогащает меня.
Ю.: А среди тех, от общения с кем ты испытываешь удовольствие, - я на
первом месте? Или нет? И с кем еще ты испытываешь такое же сильное удо-
вольствие, как от общения со мной?
Р.: Таких очень много.
Ю.: Назови хоть одного.
Р.: Ты пойми, я такой человек, что я от общения со всеми испытываю
колоссальное удовольствие.
Ю.: Но общение с женщиной ты предпочтешь любому собеседнику? С самой
неумной, самой недостойной...
Р.: Нет. Но мне бы хотелось, когда я общаюсь с кем-нибудь из интерес-
ных людей, чтобы рядом со мной была моя жена. Во мне есть еще одна осо-
бенность, может быть, это даже патология. Если бы мне предложили бесп-
латно отвезти меня в Лувр или показать семь чудес света, то я бы один не
поехал. Мне это было бы неинтересно, мне обязательно нужно, чтобы кто-то
был рядом со мной.
Ю.: Нет у тебя ощущения, что все повторяется? Что все тебе уже знако-
мо, и даже общение?
Р.: Нет. Для меня все внове.
Ю.: Это замечательно. Что бы ты хотел, чтобы я у тебя спросил?
Р.: Больше всего мне хотелось бы, чтобы ты меня спросил обо всем, о
чем ты хочешь меня спросить. И я клянусь, что я тебе говорил, говорю и
буду говорить только правду и ничего, кроме правды.
Ю.: Как часто бывает у тебя ощущение легкости жизни, что все хорошо,
что старость далеко, что книжку твою любят? Ведь это качественно новый
отрезок твоей жизни - с тех пор, как ты издал книгу. А может быть, так
бывало и до книги? Все хорошо, торгуешь хорошо, друзей много...
Р.: Ты хочешь спросить, страдал ли я от неудовлетворенности жизнью?
Ю.: Что преобладает - вот это ощущение подъема или ощущение неу-
добства жизни?
Р.: Трудно сказать. Каждый день, каждый час все по-разному. Все это
очень сложно...
Ю.: С годами тебе все понятнее жизнь делается?
Р.: Нет.
Ю.: Запутываешься?
Р.: Конечно, все больше и больше запутываешься.
Ю.: Но впечатления растерянного человека ты не производишь. Или это
маска? Маска человека, знающего, как жить, как выглядеть...
Р.: Это не маска. Это примитивное отношение к жизни, наверное...
Ю.: Кроме женщин, что всего загадочнее на свете? Умный человек ска-
зал: "Звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас". Ну, эти
слова примелькались. А что для тебя загадочно?
Р.: Человек. Животное в человеке и вообще человек. Хотя любое живое
существо - это тоже, безусловно, загадка гораздо большая, чем все неоду-
шевленное: звезды, небо... Все живое: муравей, собака...
Ю.: Какой тебя писатель больше занимает - мудрец, который доказывает,
что жизнь трагична, или тот, который рассказывает тебе о прелестях су-
ществования?
Р.: Я думаю, скорее тот, который примитивно и популярно доказывает,
что жизнь сложна и трагична, чем тот, который расписывает, как она прек-
расна. Хотя "Кубанских казаков" я смотрел с огромным удовольствием.
Ю.: А как ты сформулируешь трагизм жизни? Что это такое, из чего он
проистекает? Кроме того, что человек смертей.
Р.: Я думаю, что смерть - это не самое главное, в ней не трагизм, это
что-то другое. А трагизм жизни - это все-таки когда тебя не понимают. И
еще больший трагизм - когда не хера и понимать в тебе... Но я бы сказал
наоборот: счастье жизни - в ее трагизме. Если бы жизнь не была трагична,
она уже не была бы той ценностью, тем удовольствием, тем прекрасным, что
она есть. А жизнь действительно прекрасна. Вот она грязная, сволочная,
жестокая - но все-таки прекрасная. Слова "жизнь трагична" - это как "са-
хар сладкий".
Ю.: Ты любишь полежать в постели проснувшись?
Р.: Да.
Ю.: А сразу же вспоминаешь свое имя, свое место?
Р.: Я об этом не думаю. Иногда мне снятся сны, и я думаю о том, что
мне приснилось. Иногда я лежу и думаю, что мне надо сегодня успеть. И
просто - как хорошо в тепле полежать... Ну, не знаю... О своем месте под
землей я не только когда просыпаюсь, я вообще никогда не думаю.
Ю.: Назначение прожитого дня - в чем оно?
Р.: Я думаю, что главное назначение жизни человека - хоть что-то де-
лать для других людей. Но не просто для каких-то людей, а для конкретных
людей, тебе дорогих, тебе приятных, тебе симпатичных. Главное назначение
жизни - делать людям добро.
Ю.: От сумы да от тюрьмы... Предположим, посадили тебя, Иосиф. Поса-
дили. Непонятно, как и почему. В тюрьме ты найдешь силы помогать другим?
Р.: Конечно.
Ю.: И анекдоты будешь рассказывать?
Р.: И анекдоты буду рассказывать. И помогать советами, мудацкими и
примитивными. Со мной был такой случай. Я двое или трое суток просидел в
КПЗ в Сухуми. Это было лет 25 назад. Ко мне ребята относились - невоз-
можно себе представить, как к родному человеку. Они мне оставляли самый
последний окурочек докурить. Я им обещал, что когда я выйду, - а за мной
должна была приехать жена из Хосты, и мы должны были ехать в аэропорт, в
Москву лететь, - что обязательно куплю сигарет и принесу. А получилось
так, что некогда было, мы опаздывали на поезд, надо было ехать, денег на
такси не было - и я не принес им сигарет. Когда я позже прочитал о по-
добной ситуации в книге "Жестокие игры", я в буквальном смысле заплакал.
Это бывает страшно редко, чтобы я плакал, чтобы слезы текли. А тут зап-
лакал. Вот и сейчас я с тобой говорю, а у меня комок в горле. Я не смогу
себе этого простить никогда, что я им не принес сигарет.
Ю.: Иосиф, ты понимаешь, что это ложь, поза, когда ты говоришь, что
ты с возрастом все больше запутываешься и что жизнь делается все та-
инственней?
Р.: Нет, нет!
Ю.: На самом деле тебе все понятно.
Р.: Нет, мне многое непонятно.
Ю.: А жить хочется все больше? Все больше пугает, что это кончится?
Р.: Да, конечно. Панически боюсь смерти. А еще больше - какой-нибудь
болезни. Что я буду умирать в муках и буду Доставлять близким муку. Это
очень страшно. Не дай Бог, будет у меня инсульт, и я буду лежать, и за
мной должен будет кто-то ухаживать.
Ю.: А часто бывает у тебя ощущение, что ты ничтожную жизнь прожил?
Недостойную какую-то. Тебе обидно?
Р.: С одной стороны, я прожил, безусловно, ничтожную жизнь, с другой
стороны, я прожил страшно огромную и интересную жизнь. Я в 16 лет пошел
работать на завод, три года служил в армии. Я первый раз женился, когда
мне было 18 лет. В 10 лет я начал курить.
Ю.: Иосиф, ну разве это жизнь? Это биография. Жизнь - это мысли наши.
Р.: Ну, если жизнь - это мысли, то, конечно, я прожил ничтожную
жизнь. А если жизнь - это биография, то я Прожил интересную жизнь. Я не
жалею о том, как я ее прожил.
Ю.: Ты обыватель, ты мещанин, ты не мудрец. А тебе иногда кажется,
что ты мудрец.
Р.: Нет. Я люблю чужие мысли. Ты мудрец, еще кто-то. Я иногда завидую
таким людям доброй, хорошей завистью, это даже не зависть, а восхищение,
преклонение. А я не мудрец.
Ю.: Ты давно примирился с тем, что звезд с неба не хватаешь?
Р.: А как я могу стать мудрецом? Этому не учатся. Или это есть, или
нет. Тем более, в зрелом возрасте этому не научишься.
Ю.: Познай самого себя - говорят философы. А ты ведь себя совсем не
познал. С другими людьми ты еще что-то можешь: составить представление,
наслаждаться общением. А себя ты боишься, тебе с собой скучно, тебе
трудно. Это тебя родители таким сделали? Или какие-то ужасные обстоя-
тельства?
Р.: Жизнь. И родители, и окружение.
Ю.: Но если ты понимаешь, что это нужно, почему бы тебе с завтрашнего
дня не начать изучать себя?
