например, на торжественном школьном собрании.
Учитель природоведения Пюкк как раз в это время записывал нам в дневники
двойки, но он всё равно заметил, как Виктор Каур поймал пчелу. Учитель велел
выпустить её в открытое окно. После этого учитель Пюкк стал рассказывать нам
о пчёлах.
Мы слушали, затаив дыхание, потому что рассказ его был очень интересным и
ещё потому, что не хотели мешать учителю, - чем больше времени уходило на
пчёл, тем меньше оставалось на вызовы к доске.
Вот тут-то мы и узнали, что пчёлы очень умные. У них даже есть разделение
труда. Одни дежурят возле летка улья и отгоняют чужаков. Другие служат
цистернами и приносят в улей воду в своих зобиках. Третьи заменяют
вентиляторы: гонят крыльями воздух между сотами. Четвёртые собирают с цветов
пыльцу и нектар и перетаскивают в улей. А если какая-нибудь из пчёл найдёт
много цветов, она летит к улью и начинает там вовсю танцевать. Так языком
танца пчела рассказывает другим, что это за цветы, где они растут, много ли
их и каков на вкус их нектар.
Учитель Пюкк рассказывал нам о пчёлах весь урок.
Когда началась переменка, девочки пошли в коридор поразмяться, а мальчики
остались в классе и решили ещё раз проработать всё, что рассказал учитель
Пюкк, - и наглядно, чтобы лучше запомнить.
А чтобы никто не помешал этому, ученики Топп и Каур сделались дежурными
пчёлами и стояли возле дверей с канцелярскими кнопками в руке.
Четверо или пятеро мальчиков вентилировали воздух. Некоторые просто так
жужжали.
А ученик Тээмуск был пчелой-цистерной, он бегал в коридор, набирал в рот
воды из-под крана и приносил в класс. Охотников пить эту воду не находилось,
и Тээмуск выфырки-вал её просто так куда попало.
Переменка пролетела как один миг.
Когда в класс вошла учительница английского языка, Кийлике вместо того,
чтобы стоять возле своей парты, всё ещё прыгал на одной ноге вокруг
преподавательского стола и размахивал руками.Учительнице такое поведение
Кийлике не понравилось.
- Что это значит? - спросила она у него. - Отвечай! Что за танец ты тут
исполняешь?
Кийлике никак не мог отдышаться после прыжков, - ведь человек не такой
выносливый, как пчела. Я решил выручить своего друга и ответил за него:
- Кийлике языком танца рассказывает о том, что у Виктора Каура в ящике
стола лежат два бутерброда. Один из них - с колбасой по два рубля двадцать
копеек за килограмм.
Теперь я снова немножко пропущу и продолжу рассказ с того момента, когда
Кийлике уже стоял в коридоре под часами, а я рядом с ним.
Учительница английского языка не знала пчелиных повадок и решила, будто
мы над нею издеваемся.
А у нас ничего такого и в мыслях не было!
В коридоре стояла мёртвая тишина. У нас в стенгазете писали, что такая
тишина помогает умственной работе. И это чистая правда.
Мы постояли в этой тишине совсем немного, а Кийлике уже хлопнул себя по
лбу и воскликнул:
- Теперь я знаю, как искупить нашу вину перед стариком Михкелем, которому
мы трубу засорили! Давай дрессировать его пчёл, научим их летать за мёдом к
тебе в сад.
Возле моего дома полным-полно яблонь, и все они в цвету. Для пчёл старика
Михкеля мне яблоневой пыльцы ничуточки не жалко, и я согласился.
- Ну что же, давай. Только ты помнишь, что сказал учитель Пюкк? Для этого
нужно набраться терпения.
Кийлике ответил, что чего-чего, а терпения у него - хоть отбавляй.
- И ещё учитель Пюкк говорил, для этого нужен мёд, - добавил я.
Мёд, по словам Кийлике, был у него, можно сказать, в кармане. Кийлике
говорил правду. После уроков мы пошли в угловой магазин, и мой друг выложил
на прилавок девяносто копеек. Ровно столько, сколько стоила маленькая
баночка мёда.
Теперь у нас было всё что надо. Когда мы добрались до моего дома, Кийлике
сразу взобрался на яблоню. Он срывал с нее цветки и сбрасывал вниз. А я
подбирал их с земли и подвешивал над миской с мёдом, тем самым, который
купил Кийлике. Мёд мы как следует перемешали с кипячёной водой.
Работа у нас кипела. Наконец Кийлике решил, что цветов уже хватит, - от
их запаха одуреть можно, - и мы поставили миску возле забора старого
Михкеля. А сами пошли в соседний осинничек, выждать, что будет дальше. На
досуге мы поговорили о пчелином житье-бытье.
Кийлике сказал:
- Интересно, где до сих пор собирали мёд пчёлы старика Михкеля? У него
ведь яблонь нет.
Когда мы несли миску, глаза мои не дремали. Я ответил Юхану Кийлике со
знанием дела:
- Они обрабатывают одуванчики. Одуванчиков у Михкеля тьма.
- Ну и дрянь же, наверное, одуванчиковый мёд,-предположил Кийлике. - Как
ты думаешь?
Я думал то же самое. Каждому известно: одуванчик- растение горькое.
- Теперь пчёлы старика Михкеля отведают мёду из нашей миски, запомнят
запах подвешенных над нею яблоневых цветов и мигом забросят свои одуванчики.
Правда ведь, как ты думаешь? Начнут рыскать по сторонам, чтобы разведать,
где ещё благоухают яблони.
Я думал точно так же. - На всякий случай я пойду, погляжу, как у них идёт
дело, - сказал Кийлике.
Через некоторое время Кийлике вернулся, облизнул губы и сказал, что дело
на мази. На краю миски сидят уже семь пчёл.
Любопытство стало разбирать и меня, я тоже сходил взглянуть на миску.
Потом опять пошёл Кийлике. Потом опять я. Через некоторое время мы перенесли
миску ближе к моему дому, чтобы пчёлы поняли, в какую сторону надо лететь.
Пчёл собиралось всё больше. Это значило; что нас ждёт удача. Меня и
Кийлике распирало от гордости. Я сказал:
- Теперь мы не только тимуровцы, а ещё и учёные-испытатели. ...
- ... которые не ждут милостей от природы, - добавил Кийлике.
Я сказал:
- Ради такого дела и я тоже не пожалел бы девяноста копеек.
Кийлике уверил меня, что он никогда в этом не сомневался. Потому-то он и
рискнул продать Виктору Кауру мою шариковую ручку.
Когда я это услышал, у меня, само собою понятно, испортилось настроение.
Моя шариковая ручка была ещё совсем новая, только не писала. И я сказал
возмущённо:
- Я больше не хочу быть в паре с тобою! Яблони - мой вклад, мёд-тоже, что
же вложил ты? Но Кийлике не растерялся:
- Я вложил идеи, - ответил он. - А идеи гораздо дороже всего остального.
- И Кийлике сказал, что хватит спорить, надо пойти посмотреть, не пора ли
закончить дрессировку.
Над миской кружила уже целая туча пчёл. Кийлике к ним приблизился, но
едва он открыл рот, собираясь что-то сказать, как туда мигом залетели две
пчелы.
Это показалось мне подозрительным. Я сказал:
- Так ты ещё и мёд лизал втихаря! С чего бы иначе пчёлам к тебе в рот
лезть? Теперь делай "пых-пых!" и шагай к моему саду. Пчёлы полетят следом за
тобою, как на верёвочке. - Я посмеялся над горем моего друга и поступил
очень неосмотрительно: именно в этот момент одна пчела изловчилась залететь
в рот и ко мне.
Беда входит в дверь без стука - совершенно правильно учит нас народная
пословица, и мне приходится повторять это здесь уже во второй раз. Мы с
Кийлике больше не раскрывали рта, но воздух всё равно выходил из нас через
нос.
Скоро у меня и в носу сидело пчелиное жало, а в носу Кийлике - два, и это
яснее ясного говорило о том, кто из нас съел больше мёда. Мы поняли, что
наше единственное спасение- яблоневый сад возле моего дома, ведь яблони
сильнее пахнут мёдом, чем мы с Кийлике, и пчёлы оставят нас в покое.
Терпенье и труд всё перетрут - говорит народная пословица, и это чистая
правда. На следующий день, когда мы с Кийлике отправились в школу на
спортивные соревнования, на наших яблонях было черно от пчёл. А когда мы шли
мимо сада старого Михкеля, старик был возле своих ульев-они стоят у самого
забора-и радостно восклицал:
- Ишь молодцы, таскают! Где только они такое славное местечко для взятка
отыскали?!
- Так ведь это мы... - заикнулись было мы с Кийлике, но сразу прикрыли
рты. К нам с жужжанием летели две пчелы, выставив вперёд усики, словно
антенны для улавливания запахов.
Настоящий тимуровец не хвастается своими делами!
