- Не так надо предупреждать, - раздраженно заметил Джонни. -
Проклятый врач. Ничто тебя не волнует. Ты советуешь мне поместить Нино в
сумасшедший дом и не можешь при этом употребить более приличное слово. Ты
любишь говорить людям правду в глаза, верно?
Люси опустила глаза. Джул продолжал улыбаться.
- Ничего не могло удержать тебя, - сказал он. - Ты все равно дал бы
Нино виски. Ты должен был доказать, что не нуждаешься в моих советах.
Помнишь, ты предложил мне быть твоим домашним врачом после того дела с
горлом? Я отказался, так как знал, что мы с тобой никогда не поладим. В
современном обществе врач считает себя богом, это одно из вознаграждений
за его нелегкий труд. Ты никогда не относился бы ко мне так, никогда не
ставил бы меня выше своих голливудских идолов. Где вы раскапываете этих
людей? Что, они ничего не знают или им на все наплевать? Но с Нино все
ясно, а они пичкают его лекарствами, чтобы не дать умереть. Они ходят в
шелковых фраках и целуют вас в зад, потому что вы знаменитости и считаете
их великими врачами. Но их не колышет, жив ты или мертв. Так вот, мое
хобби - каким бы несносным оно тебе не казалось - заботиться о том, чтобы
люди жили. Я хотел тебе продемонстрировать, что может случиться с Нино. -
Джул придвинул стул к Фонтена и продолжал говорить тихим, спокойным тоном.
- Твой друг почти покойник. Понимаешь? Без настоящего ухода у него нет
шансов. Кровяное давление, диабет и его дурные привычки могут привести к
инсульту в любой момент. Его мозг разлетится на кусочки. Это для тебя
достаточно живописно? Конечно. Я сказал "сумасшедший дом". Хотел, чтобы ты
понял. Иначе ты не сделаешь необходимого шага. Ты можешь спасти своего
друга, если поместишь его в психиатрическую больницу. Иначе можешь
поцеловать его, как покойника.
- Джул, дорогой, не будь с ним так строг, только скажи ему, -
прошептала Люси.
Джул встал. Джонни хладнокровно отметил про себя, что обычная
сдержанность врача исчезла. Голос тоже потерял свою тихую монотонность.
- Думаешь, мне впервые приходится говорить с такими, как ты в
подобной ситуации? - спросил Джул. - Я делаю это каждый день. Люси говорит
не будь так строг. Но она не знает, о чем говорит. Знаешь, я обычно
говорил людям: "Не ешьте так много, иначе помрете; не курите так много,
иначе помрете; не работайте так много, иначе помрете; не пейте так много,
иначе помрете". Никто меня не слушал. И знаешь почему? Потому что я не
говорил: "Помрете завтра". Так вот, Нино вполне может завтра умереть.
Джул подошел к бару и налил себе виски.
- Ну, что, Джонни, ты устроишь Нино в психиатрическую больницу?
- Не знаю, - ответил Джонни.
Джул быстро выпил виски и налил себе еще.
- Знаешь, это очень странно. Можно умереть от курения, от работы и
даже от еды. Ко мне приходили женщины, которые не могу рожать. "Это
опасно, - говорил я им. - Вы можете умереть." Через месяц они показывали у
меня свои розовые личики и говорили: "Доктор, кажется я беременна". "Но
ведь это опасно", - говорил я им. У моего голоса в те времена было
выражение. Они улыбались и отвечали: "Мы с мужем ревностные католики".
Послышался стук в дверь и два официанта вкатили столик с едой и
серебряными кофейниками. Джонни отослал их.
Присев к столу, они съели заказанные Люси сэндвичи и выпили кофе.
Джонни откинулся на спинку стула и зажег сигарету.
- Значит, ты спасаешь жизни, - сказал он. - Как случилось, что ты
переключился на аборты?
В разговор вмешалась Люси.
- Он хотел помочь несчастным девушкам, девушкам, которые могли
покончить с собой или избавиться от ребенка каким-то опасным способом.
Джул улыбнулся и вздохнул.
- Это не так просто, - сказал он. - Ведь я был хирургом. У меня
хорошие руки как говорят игроки в бейсбол. Я вскрывал брюхо какого-нибудь
ублюдка и знал, что он умрет. Я оперировал их и знал, что рак или опухоль
мозга вернуться, но отсылал их домой с улыбками и дружескими напутствиями.
Входила красотка, и я отрезал ей грудь. Через год я вынимал из нее
внутренности, как вынимают семечки из дыни. После всего этого она все же
умирала. Тем временем мужья не переставали звонить: "Что показывают
анализы?" Специально для этих телефонных разговоров я нанял секретаршу.
Больную я видел только перед последними анализами и операцией. Со своими
жертвами я проводил минимум времени: я ведь был, в конце концов, занятым
человеком. На разговор с мужьями я отводил две минуты. "Все кончено", -
говорил я им. И они никогда не могли расслышать этих слов. Вначале я
думал, что сам того не сознавая, понижаю на этой фразе голос, и решил
говорить громко. Но они все равно не слышали. Я переключился на аборты.
Легко и красиво. Все счастливы. Это то же, что мыть посуду и оставлять
раковину чистой. Мне это нравилось. Я это любил, любил делать аборты. Я не
верю в то, что двухмесячный зародыш является человеческим существом, и
моральных проблем у меня не было. Я помогал попавшим в беду девушкам и
замужним женщинам, делая на этом немалые деньги. Я ушел с передовых
позиций и, будучи пойманным за руку, чувствовал себя дезертиром. Мне
повезло: друг потянул за нити и освободил меня, но с тех пор крупные
больницы не дают мне оперировать. Поэтому я здесь. Даю хорошие советы,
которые, как и в прежние времена, игнорируют.
- Я их не игнорирую, - отозвался Джонни Фонтена. - Я их просто
обдумываю.
Люси удалось сменить тему разговора.
- Что ты делаешь в Вегасе, Джонни? - спросила она. - Отдыхаешь после
очередной роли или работаешь?
Джонни покачал головой.
- Майк Корлеоне хочет встретиться и поговорить со мной. Сегодня ночью
он прилетает вместе с Томом Хагеном. Том сказал, что они встретятся и с
тобой, Люси. Ты знаешь, в чем дело?
Люси отрицательно покачала головой.
- Завтра вечером мы все вместе поужинаем. Фредо тоже. Думаю, это
связано с гостиницей. Казино в последнее время терпит убытки. Дон хочет,
наверно, чтобы Майк проверил, в чем дело.
- Я слышал, что лицо Майка наконец-то исправлено, - сказал Джонни.
Люси засмеялась.
- Это, наверно, влияние Кей. Сразу после свадьбы он не хотел этого
делать. Не могу понять, почему. Это выглядело ужасно, и он все время
сморкался. Надо было еще раньше этим заняться. - Она помолчала. -
Семейство Корлеоне попросило Джула присутствовать на операции.
Джонни кивнул головой и сухо заметил:
- Это я рекомендовал его.
- О, - сказала Люси, - Майк теперь говорит, что хочет что-то сделать
для Джула. Поэтому он приглашает нас завтра на ужин.
- Он не надеялся ни на кого, - задумчиво произнес Джул. - Он попросил
меня следить за каждым движением хирургов. Это была совсем не сложная
операция. Каждый способный человек мог бы ее проделать.
В спальне послышался шум, и все посмотрели на ширму. Нино пришел в
себя. Джонни подошел к нему и уселся на кровати. Нино слабо улыбнулся.
- О'кэй, я перестану умничать, - сказал он. - Я и в самом деле
чувствую себя скверно. Джонни, помнишь, что случилось год назад в
Пальм-Спрингсе? Ну с этими двумя красотками. Клянусь тебе, я тогда не
завидовал. Даже радовался. Ты мне веришь, Джонни?
- Конечно, Нино, - успокоил его Джонни. - Я тебе верю.
Люси и Джул переглянулись. Они знали Джонни Фонтена и не могли
поверить, что он способен отбить девушку у такого близкого друга, как
Нино. И почему Нино говорит, что не завидует теперь, через год после этого
случая? Одновременно у обоих мелькнула мысль, что Нино пьянствует на
романтической почве, после того, как его оставила девушка и ушла к Джонни
Фонтена.
Джул снова осмотрел Нино.
- Я приведу сестру, и она будет с тобой всю ночь, - сказал он. - Ты
должен несколько дней полежать. На полном серьезе.
Нино улыбнулся.
- О'кэй, док, - сказал он. - Пусть только сестра будет не слишком
красивой.
Джул пригласил по телефону сестру и вышел из квартиры вместе с Люси.
Джонни сел на стул рядом с кроватью. Нино снова засыпал с выражением
усталости на лице. Джонни думал о словах Нино, о том, что он не завидует,
о двух красотках из Пальм-Спрингса. Ему и в голову не приходило, что Нино
может завидовать.
Год тому назад Джонни Фонтена сидел в своем роскошном кабинете, и
чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было. Это было тем более
удивительно, что фильм, в котором он и Нино исполняли главные роли, принес
тонны денег. Все оказались на своих местах. Фильм не вышел за рамки
бюджета; все участники съемок нажили на фильме состояние, а Джек Вольтц
потерял десять лет жизни. Джонни предстояло теперь снять еще два фильма; в
одном из них главную роль исполнял он, а в другом - Нино. Из Нино на
экране получился великолепный любовник. Все, чего Джонни ни касался,
превращалось в деньги. Крестный отец получал через банк свои проценты, и
это особенно радовало Джонни - он оправдал оказанное ему крестным отцом
доверие. Но сегодня все это мало утешало.
Джонни был теперь самостоятельным и удачливым кинопродюсером; о его
нынешних связях и влиянии Джонни-певец и мечтать не мог. Красотки липли к
нему, как и раньше, хотя теперь это носило более коммерческий характер. У
него был собственный самолет, и он вел образ жизни, недоступный даже
самому выдающемуся актеру. Так чего ему, черт побери, не хватает?
Он знал, в чем дело. Ему необходимо было петь, но петь он боялся. Он
позвонил Джулу Сегалу и спросил, когда можно будет начать петь, и Джул
ответил, что в любое время. Джонни попробовал, но голос оказался таким
хриплым и слабым, что от дальнейших попыток он отказался. Назавтра
разболелось горло, причем боль была иной, чем до удаления бородавки. Горло
буквально горело. Он боялся продолжать петь, боялся навсегда потерять
голос.
А раз он не может петь, то какой смысл имеет все остальное? Все
остальное - дерьмо. Пение - это единственное, что он по-настоящему знает и
любит. Возможно, он самый крупный в мире знаток музыки его жанра. Теперь -
то он знает, как он хорошо пел. Годы работы сделали его настоящим
профессионалом. Никто не может сказать ему, что правильно и что нет, да он
ни в чьих советах не нуждается.
Была пятница, и он решил провести уикэнд с Вирджинией и дочками.
Следуя установившейся привычке, он позвонил ей и сказал, что приедет. Он
давал ей шанс сказать "нет", но она никогда после их развода не говорила
"нет". Да и как могла она запретить отцу встретиться со своими детьми?
"Какая женщина", - подумал Джонни. С Вирджинией ему повезло. Но, несмотря
на то, что она была для него, пожалуй, дороже всех женщин, которых он
знал, близости между ними быть уже не могло. Они смогут, пожалуй, сойтись
в шестьдесят пять лет, когда выйдут на пенсию.
Вирджинию он застал в подавленном настроении, да и дочки были не в
восторге от приезда отца, так как им был обещан уикэнд у подруг в
Калифорнии, где они могли прокатиться на лошадках-пони. Джонни предложил
отправить девочек к подругам и поцеловал их на прощание с насмешливой
улыбкой. Он их так хорошо понимал. Какой ребенок не предпочтет
лошадку-пони отцу, да еще находящемуся в состоянии депрессии?
- Выпью несколько рюмок и тоже испарюсь, - сказал он Вирджинии.
- Хорошо, - ответила Вирджиния. Довольно редко у нее бывало плохое
настроение, но Джонни ее понимал: нелегко вести такой образ жизни.
Она заметила, что он берет самый большой стакан.
- По какому случаю ты решил напиться? - спросила Вирджиния. - Дела у
тебя идут прекрасно. Никогда не думала, что ты способен быть хорошим
