Екатеринбург в опасности от внутренних предательств и измены. О Кунгуре слуху после 10 числа нет. Зло распространяется весьма далеко. Позвольте и теперь мне в. с. повторить: не неприятель опасен, какое бы множество его ни было, но народное колебание, дух бунта и смятение. Тушить оное, кроме войск, в скорости не видно еще теперь способов, а могут ли на такой обширности войски поспевать и делиться, без моего объяснения представить можете. Спешу и все силы употребляю запасать провиант и фураж, тож и подводы к подвозу за войсками. Но сами представить легко можете, коликим затруднениям по нынешнему времени вс° сие подвержено, и тем паче, что внутрь и вне злодейство, предательство и непослушание от жителей. Не очистя саранчу злую, вперед шагу подасться нельзя. В том теперь и упражняюсь, а войски подаются вперед. Жду с нетерпением Чугуевского казачьего полку, о котором слышу, что уже в Москву пришел. Вот, м. г., вс° то, что я теперь донесть вам могу; а заключу истинным моим высокопочитанием, и проч. (Собственноручно.)
Р. S. Приложенную реляцию покорнейше прошу ее величеству поднесть.
Г. - К Д. И. фон-Визину, из Казани от 29 января 1774 года.
Благодарю тебя, мой любезный Денис Иванович, за дружеское и приятнейшее письмо от 16 января и за все сделанные вами уведомления. Лестно слышать полагаемую от всех на меня надежду в успехе моего нынешнего дела. Отвечаю за себя, что употреблю все способы, и забочусь ежечасно, чтоб истребить на толиком пространстве разлившийся дух мятежа и бунта. Бить мы везде начали злодеев, да только сей саранчи умножилось до невероятного числа. Побить их не отчаяваюсь, да успокоить почти всеобщего черни волнения великие предстоят трудности. Более ж всего неудобным делает то великая обширность сего зла. Но буди воля господня! делаю и буду делать что могу. Неужели-то проклятая сволочь не образумится? Ведь не Пугачев важен, да важно всеобщее негодование. А Пугачев чучела, которою воры Яицкие казаки играют. Уведомляй, мой друг, сколь можно чаще о делах внешних. Неужели и теперь о мире не думаете? Эй пора, право, пора! Газеты я получил; надеюсь, что по твоей дружбе и впредь получать буду. J'avais diaboliquement peur de mes soldats, qu'ils ne fassent pas comme ceux de garnison de mettre les armes bas vis-а-vis des rebelles. Mais non, ils les battent comme il faut, et les traitent en rebelles. Ceci me donne du courage. Да то беда, как нарочно вс° противу нас: и снега и мятели, и бездорожица. Но вс° однако же одолевать будем. Прости, мой друг; будь уверен, что я тебя сердцем и душою люблю.
Напомни, мой друг, графу Никите Ивановичу о бароне Аше. Он обещался ему по крайней мере хотя для сейма что ни есть исходатайствовать. Ты меня очень одолжишь, ежели сему честному человеку поможешь.
4) Письма графа П. И. Панина.
А. - Гвардии капитану А. П. Галахову, из Пензы от 14 сентября 1774.
Высокоблагородный и высокопочтенный, лейб-гвардии капитан!
Государь мой! На рапорт от вашего высокоблагородия, с сим вручителем ко удовольствию моему полученный, нахожу вам ответствовать:
К принятым вами мерам и к сделанному распоряжению я ничего присовокупить не имею, как оные и мне собственно, по соображению всех обстоятельств, за удобнейшие представляются, потому особливо, что порученного вам дела, без отваги ничего произвести с успехом никак нельзя, а тут не отважено ничего иного, кроме такого числа денег, которые по общему делу иным не может поставлено быть, как безделицею; впрочем же противу дальнейшего требуется одной предосторожности, коей мы постараемся и не упустить. В том намерении приказал я уже сегодня отсель выступя, итти под точное ваше начальство в Сызрань, одному эскадрону драгун, да и я, выступя отсель не помешкав, возьму свою позицию по берегу реки Волги, примкнув к Сызрани; одно только мне остается приметить, и лежит на моем сердце, чтоб не сделал утечки (ежели полагаемая нами на известного человека верность нас обманет) открывшийся вам житель царицынской. Не лучше ли и не можно ли вам кого-нибудь из своих подчиненных верного, спрепровадить туда под некоторым предлогом, делать скрытное над оным надзирание? Что вы по сему предпримете, а и впрочем какие происхождения у вас изъявляться будут, стану я ожидать от вашего высокоблагородия себе уведомления, прибыв скоро к берегу реки Волги, на предприемлемую мною позицию; а везде и всегда останусь с почтением и усердием
вашего высокоблагородия и проч.
Б. - К нему же, из Пензы, от 19 сентября 1774.
Государь мой, Александр Павлыч! Вручитель сего, господин маиор Рунич, приехал ко мне с словесными от вас представлениями, на которые я иного и лучшего вам, государь мой, сказать и присоветовать не могу, как во-первых похваляю, что по сведении вашем о поимке государственного злодея, послали вы тотчас отъискивать отправившегося от вас, с тем намерением известного комиссионера. Новое счастие будет, если возвратим еще и употребленные с оным казенные деньги; да чего уже ожидать не возможно от благословляющей так ощутительно десницы вышней все деяния во благое нашей всемилостивейшей государыни?
Мне мнится, что вам, государь мой, в теперешнем случае лучше всего перенестись к свиданию со мною в Симбирск, куда уже я дни чрез два отсель прямо следовать буду.
Касательно до царицынского жителя, вам известного сообщника бунтовщику, - то я сколь скоро получил известие о поимке злодея, тотчас послал туда повеление, оного сообщника, взяв под крепкий караул, прислать ко мне, да и эскадрону драгунскому, отправленному к вам в Сызрань, а остановленному на дороге сим господином маиором, дал повеление с ним же маршировать в другое место, где, по теперешнему положению земля, удобнее и безубыточнее было прокормить войски.
Впрочем, я есмь всегда с почтением и проч.
Рукою гр. Панина приписано:
P. S. Рекомендую, имеющуюся при вас денежную наличную сумму привезти ко мне в Симбирск.
5) Письма лейб-гвардии поручика Державина полковнику Бошняку.
А. - Из Саратова, от 30 июля 1774 года.
Высокоблагородному и высокопочтенному г. города Саратова коменданту и правящему в оном городе воеводскую должность.
Милостивый государь мой! Когда вам его превосходительство г. астраханский губернатор П. Н. Кречетников, отъезжая отсюда, не дал знать, с чем я прислан в страну сию, то через сие имею честь вашему высокоблагородию сказать, что я прислан сюда от его высокопревосходительства покойного г. генерал-аншефа и кавалера А. И. Бибикова, в следствие именного ее императорского величества высочайшего повеления по секретной комиссии, и предписано по моим требованиям исполнять вс°; а как по обстоятельствам известного бунтовщика Пугачева, сего месяца 16 числа приехал я в Саратов, и требовал, чтоб в сем городе была от оного злодея взята предосторожность, вследствие чего 24 числа, при общем собрании нашем в Конторе опекунства иностранных и сделано определение, по которому все, согласясь, и подписались, чтоб около магазинов и в месте найденном за способное его высокородием г. статским советником М. М. Лодыженским, яко служащим штаб-офицером в Инженерном корпусе, сделать для защищения людей и казенного имущества полевое укрепление и прочие готовности, что в том определении именно значит, которое определение при рапорте моем послано уже главнокомандующим куда надлежит, да и чаять должно было, что вс° в вышеупомянутом определении написанное уже исполнено. А как сего 30 числа прибыв я паки в Саратов не только по тому определению какую готовность нашел, но ниже какой не принято предосторожности; а как из рапорта вашего Конторе опекунства иностранных 29 числа вижу я, что вы от своего определения отступились, и ретраншамента, прожектированного его высокородием статским советником М. М. Лодыженским, делать не хотите, но желаете, пропустя столь долгое время, не зная совсем правил военной архитектуры, делать около почтового жительства города Саратова вал, не рассудя ниже места способности лежащего под высокою горою, отрезанного от воды и столь обширного, что ниже 3,000 регулярного войска и великою артиллерией защищать невозможно, приемля только в непреклонное себе правило, что вы, яко комендант города, и в нем церквей божиих покинуть не м
ожете: то на сие, окроме всех гг. штаб и обер-офицеров, находящихся здесь, согласных со мною, объяснить вам имею, что комендант вверенной себе крепости никак до конца жизни своей покинуть не должен, тогда, когда уже он имеет ее укрепленною и довольною людьми и потребностьми к защищению оной; а ежели всего оного не имеет, так как теперь и сожженный город Саратов, имеющий единственное наименование города, то должен находить способы, чтоб укрепиться в пристойном по правилам военной архитектуры месте, и в нем иметь от неприятеля оборону. Мы же, как в вышеупомянутом определении согласились, чтоб малое число оставить для защищения в ретраншаменте, а с прочими силами итти на-встречу злодею, то чем вы свой обширный вал, выходя на-встречу злодею, защищать будете? Это никому непонятно. Да и какое вы, не зная инженерного искусства, лучше укрепление сделать хотите, то также всем благоразумным неизвестно. Церкви же божии защитить конечно должно; но как церковь не что иное есть, как собрание людей правоверных, следовательно, ежели вы благоразумно защитите оных, то в них защитите и церковь, а утвари оных церквей в том ретраншаменте поместить можете. На сие на вс° прошу ваше высокоблагородие скорейше мне дать ответ, для донесения его превосходительству, г. генерал-маиору и кавалеру П. С. Потемкину, яко непосредственному начальнику высочайшей ее величества власти, присланному ныне по комиссии бунтовщика Пугачева именным ее императорского величества высочайшим повелением. Мы же, находящиеся здесь штаб- и обер-офицеры, приемлем всю тягость законов на себя, что вы оставите свой пустой, обширный и укреплению неспособный лоскут земли, именуемой вами крепостию Саратовской, и за лучшее почтете едиными силами и нераздельно сделать нам вышеозначенный ретраншамент, так и поражать злодеев, приказав ныне же всему вами собранному народу делать прожектированное г. статским советником Лодыженским укрепление, в чем во всем при вас же и купцы здешнего города давно уже согласились.
Б. - Из Саратова, от 3 августа 1774 года.
Г. полковнику и саратовскому коменданту, лейб-гвардии от поручика и комиссионера Державина.
Сообщение.
Сего августа 3-го сообщение ваше получил и при нем с ордеру его превосходительства П. Н. Кречетникова к вам копию. На сие вашему высокоблагородию сказать имею, что его превосходительство г. генерал-маиор и кавалер то преминовать изволил, что ему его высокопревосходительство покойный г. генерал-аншеф и кавалер А. И. Бибиков обо мне сообщить изволил. Ему написано было, что в следствие именного ее императорского величества повеления, я послан в сию область, и предписано ему было во всех моих просьбах вспомоществовать. Но как его превосходительству о существе всей моей комиссии и ее потребностях знать не дано, но река Иргиз не есть единственный мой пост, и что не по пустому требовал я в бытность его превосходительства в Саратове от Конторы опекунства иностранных команду, то апробовано от высших моих начальников, мне с похвалою. Сей мой отзыв, в самом его оригинале, его превосходительству поднесть можете.
