тоже. Свирепые маленькие глазки видели только приближающийся сфероид,
который был теперь в каких-нибудь ярдах сорока от ящика. Джиму стало
смешно. До встречи с этим сфероидом он не боялся ничего на свете, кроме
североамериканского медведя гризли. А теперь те, кого он больше всего
боялся, встречаются нос к носу - и ему смешно! Он потряс головой и
почувствовал страшную боль в боковых мышцах шеи. Он взглянул на пистолет,
потом на динамит; все остальное стало теперь каким-то ненастоящим.
Футов за шесть от медведя сфероид остановился. По-прежнему испытывая
какое-то почти идиотическое безразличие, Джим снова поймал себя на мысли:
что же это такое, откуда оно взялось? Гризли - воплощенная свирепость -
поднялся на задние лапы. Между красных губ сверкнули страшные белые клыки.
Руум обогнул медведя и деловито покатился дальше. Гризли с ревом преградил
ему путь и удалил по пыльной кожистой поверхности. Удар нанесла могучая
лапа, вооруженная когтями острее и крепче наточенной косы. Одного такого
удара хватило бы носорогу, и Джим скривился, будто ударили его. Руум был
отброшен на несколько дюймов, секунду простоял неподвижно, а потом все с
тем же леденящим душу упорством, не обращая на зверя никакого внимания,
двинулся в обход медведя.
Но на ничью хозяин лесов согласен не был. Двигаясь с молниеносной
быстротой, наводившей ужас на любого индейца, испанца, француза или
англосакса с тех пор, как началось их знакомство с гризли, медведь
стремительно повернулся, зашел сбоку и обхватил сфероид. Косматые могучие
передние лапы напряглись, истекающая слюной пасть, щелкая зубами, приникла
к серой поверхности. Джим приподнялся.
- Так его! - прохрипел он, и тут же мелькнула мысль, что это бредовая
картина - деревенский дурак, борющийся с ватерпольным мячом.
А потом на фоне серого меха гризли сверкнул серебристый металл - руум
действовал быстро и смертоносно. Рычание лесного владыки в одно мгновенье
сменилось жалобным воем, потом - клокочущими горловыми звуками, а потом не
осталось ничего, кроме тонны ужаса, быстро и неотвратимо засасываемой
болотом смерти, Джим увидел, как окровавленное лезвие, перерезавшее
медведю горло, возвращаясь в сфероид, оставило ярко-красный потек на
пыльной серой поверхности.
И руум покатился дальше, неумолимый, забывший обо всем, кроме тропы,
пути, следа человека, "Окей, детка, - истерически хихикнул Джим, мысленно
обращаясь к мертвому гризли, - сейчас он получит и за тебя, и за Сили, и
за все парализованное зверье, и за меня тоже... Очнись, идиот!" - обругал
он себя и прицелился в динамит. И очень медленно, очень спокойно нажал на
спуск.
Сначала был звук, потом - гигантские руки подняли его и, подержав в
воздухе, дали упасть. Он сильно ударился о землю, попал лицом в крапиву,
но ему было так плохо, что он этого даже не почувствовал. Позднее он
вспоминал: птиц слышно не было. Потом что-то жидкое и тяжелое глухо
ударилось о траву в нескольких ярдах от него, и наступила тишина.
Джим поднял голову. Все его тело разламывалось от боли. Он привстал -
и увидел огромную дымящуюся воронку. И еще он увидел в десятке шагов от
себя сфероид, серо-белый от осевшей на него каменной пыли.
Руум был сейчас под высокой красивой сосной, и он катился к Джиму, а
тот смотрел на него и думал: прекратится ли когда-нибудь этот звон в ушах?
Рука Джима стала судорожно искать пистолет. Он исчез - видно, отлетел
куда-то в сторону, и его было не найти. Джим хотел помолиться, но не смог,
а только бессмысленно повторял про себя: "Моя сестра Этель не знает, как
пишется слово Навуходоносор. Моя сестра Этель не знает, как..."
Руум был теперь в одном футе от него, и Джим закрыл глаза. Он
почувствовал, как холодные металлические пальцы ощупывают его, сжимают,
приподнимают... Они подняли его несопротивляющееся тело на несколько
дюймов вверх и как-то странно подбросили. Дрожа, он ждал укола страшной
иглы с ее зеленой жидкостью - и видел перед собой желтое, сморщенное лицо
ящерицы с дергающимся веком...
Бесстрастно, ни грубо, ни заботливо, руум снова опустил его на землю.
Когда через несколько секунд Джим открыл глаза, он увидел, что сфероид
удаляется. Провожая его глазами, он зарыдал без слез.
Ему показалось, что прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем он
услышал мотор гидросамолета и, открыв глаза, увидел склонившегося над ним
Уолта.
Уже в самолете, на высоте пяти тысяч футов над долиной, Уолт вдруг
ухмыльнулся, хлопнул его по плечу и воскликнул:
- Джим, а ведь я могу раздобыть стрекозу, и четырехместную! Прихвати
мы несколько этих доисторических тварей, пока хранитель музея ищет новую
добычу, так ученые - это ты точно сказал - отвалили бы нам за них кучу
денег.
Запавшие глаза Джима ожили.
- А ведь пожалуй, - согласился он и с горечью добавил: - Так, значит,
нечего было мне от него бегать! Видно, я ему, черт бы его побрал, вовсе и
не нужен был. Может, он хотел только узнать, сколько я заплатил за эти
штаны, - а я-то драпал!
- Да-а, - задумчиво протянул Уолт. - Чудно все это. После такого
марафона - и на тебе! А ты молодчина.
Он покосился на изможденное лицо Джима:
- Ну и ночка у тебя была! Фунтов десять ты сбросил, а то и больше.
