рисовалась двоякая выгода: можно было используя тяжелый момент устранить
Краснова и его окружение, затем оказать Войску помощь, чем значительно
облегчалась возможность скрутить и подчинить себе, по примеру Кубани и Дон.
Нельзя было подыскать никаких других причин, которыми руководился ген. Деникин,
оттягивая помощь Войску 283). Эти мотивы
283) После отставки Краснова на Донском фронте немедленно появились
Добровольческие и Кубанские части.
367
не укрылись от Донского Атамана. Между ним и Добровольческим командованием в
январе месяце завязалась чрезвычайно интересная переписка. В ней Атаман,
откровенно указывал, что для него не тайна, что он неугоден Екатеринодару и,
быть может, для дела будет лучше, если он на ближайшей февральской сессии Круга
откажется и уйдет с поста 284). Ген. Деникин ответил Краснову, что это -- личное
дело Атамана с Кругом и вмешиваться в него он не будет. Таким ответом Ген.
Деникин хотел показать, что он стоит в стороне от внутренней жизни Дона и не
желает принимать в ней никакого участия. На самом деле, это была, так сказать,
внешняя, показная сторона, скрывавшая собою интенсивную работу кругов
Добровольческой армии, стремившихся во что бы то ни стало, свалить ген.
Краснова.
В эти полные тревог и забот дни, в Новочеркасск прибыл представитель Франции
кап. Фукэ. Он долго совещался с Атаманом, интересовался положением на фронте,
состоянием Донской армии и настроением войск. Результатом этого было то, что в
тот же день 27-го января, он отправил телеграмму своему командованию, требуя
немедленного направления союзной пехотной бригады в гор. Луганск для обеспечения
нашего левого фланга. Вне сомнения, что появление на Донском фронте в этот
момент союзных войск имело бы огромное моральное значение и решающим образом
отразилось бы на конечном исходе борьбы. Участие капитана Фукэ в судьбе Дона и
решительность, проявленная при истребовании срочно помощи Войску, рассеяли
немного мои сомнения и заставили думать, что судьба России союзникам, как будто
бы, не безразлична. Но уже в полдень следующего дня, я был горько разочарован,
когда увидел Атамана. Оказалось, что поведение "благородного" 285) представителя
или представителя "благородной" Франции, неожиданно приняло совершенно иной
оборот, весьма далекий от какого-либо благородства. Прежде всего, этот капитан
попросил к себе в гостиницу Атамана и там потребовал, чтобы войсковой штаб
детально осведомлял его и ген. Франшэ д'Эсперэ о событиях на фронте и всех
распоряжениях, а затем предложил Атаману подписать следующие условия:
"Мы, представитель французского главного командования на Черном море, кап. Фукэ
с одной стороны и Донской Атаман, председатель совета министров Донского войска,
представители Донского правительства и Круга с другой, сим удостоверяем, что с
сего числа и впредь:
1) Мы вполне признаем полное и единое командование над собой генерала Деникина и
его совета министров. 2) Как высшую над собой власть в военном, политическом,
административном и внутреннем отношении, признаем власть французского
Главнокомандующего ген. Франшэ д'Эсперэ. 3) Согласно с переговорами 9 февраля
(28 января) с кап. Фукэ все эти вопросы выяснены с ним вместе и что с сего
времени все распоряжения, отдаваемые Войску, будут делаться с ведома капитана
Фукэ. 4) Мы обязываемся всем достоянием Войска Донского заплатить все убытки
французских граждан, проживающих в угольном районе "Донец" и где бы они ни
находились и происшедших
284) "Архив Русской Революции", том V, стр. 300-306.
285) Кап. Фукэ выдавал себя за офицера генерального штаба, но как выяснилось, он
кончил лишь ускоренные курсы военного времени и, в сущности, был лишь суррогат
офицера генерального штаба.
368
вследствие отсутствия порядка в стране, в чем бы они ни выражались, в порче
машин и приспособлений, в отсутствии рабочей силы, мы обязаны возместить
потерявшим трудоспособность, а также семьям убитых вследствие беспорядков и
заплатить полностью среднюю доходность предприятий с причислением к ней
5-типроцентной надбавки за все то время, когда предприятия эти почему-либо не
работали, начиная с 1914 года, для чего составить особую комиссию из
представителей угольных промышленников (французских) и французского консула".
Когда Атаман прочитал этот возмутительнейший документ, между ним и кап. Фукэ
произошел следующий разговор:
-- "Это все?" --возмущенным тоном спросил Атаман.
-- "Все", --ответил Фукэ. --"Без этого вы не получите ни одного солдата. --
"Mais, mon ami", вы понимаете, что в вашем положении -- "il n'y a pas
d'issu!...".
-- "Замолчите" -- крикнул Атаман. -- "Эти ваши условия я доложу совету
управляющих, я сообщу всему Кругу... Пусть знают, как помогает нам благородная
Франция" 286).
Едва ли нужно пояснять, что приведенный документ сразу же разсеял иллюзии в
какое-то благородство победоносной Франции к своему бывшему союзнику и вскрыл
голый и ничем не прикрытый цинизм. Даже наши враги -- немцы в своих аппетитах
были гораздо сдержаннее и скромнее и никогда не ставили Дону таких диких и
жестоких условий. Так вот кому молилось Добровольческое командование. Вот кому
оно пело гимны и дифирамбы, не допуская никаких компромиссов и всемерно сохраняя
кристальную чистоту своей верности союзникам. А ген. Деникин только во имя
этого, избегал контакта с немцами, предпочитая кровью русского офицерства и
юношества добывать снаряды и патроны у противника -- большевиков, нежели взять
их у немцев.
Перебирая недавнее прошлое, невольно вспоминается, как многие с пеной у рта
негодовали на немцев за их беспринципность и как наряду с этим идеализировали
союзников, возводя их на недосягаемую высоту. А затем, сама жизнь, обнажила их
голое бесстыдство. Краснова часто обвиняли, что он отдал Дон в немецкую кабалу.
Но в сущности, это была пустая фраза, слова, необоснованные упреки, тупая злоба
близоруких политиков и стремление их, как-нибудь очернить и унизить Атамана.
Здесь же, в этом документе, черным по белому, требовали подчинения и Дона и
Добровольческой армии и в политическом, и в военном, и в административном, и во
внутреннем отношениях, французскому генералу Франшэ д'Эсперэ, да еще через его
представителя кап. Фукэ, человека, скажу я, недалекого, весьма ограниченного
кругозора, пустого и хвастливого француза. Требуя полного подчинения, Франция,
однако, ничего не обещала и ничем не обязывалась. Идти в такую кабалу Атаман не
мог. Несмотря на критическое положение северного фронта, он имел мужество с
негодованием отвергнуть ультиматум кап. Фукэ, В тот же день ген. Краснов
отправил генералу Франшэ д'Эсперэ письмо с новой просьбой немедленно помочь
Дону. В этом письме Атаман ясно подчеркнул, что эта
286) "Архив Русской Революции", том V, стр. 309.
369
помощь -- долг Франции. Одновременно, о поведении кап. Фукэ, его требовании и о
своем категорическом отказе, ген. Краснов уведомил ген. Деникина. Злополучный
представитель Франции, уехавший накануне в Екатеринодар, однако, не унимался. Он
оттуда телеграфировал Атаману, заявляя, что союзные войска не будут посланы в
Луганск до тех пор, пока Донской Атаман, не подпишет предложенных ему условий.
Атаман назначил экстренное совещание управляющих отделами и членов Круга, бывших
в Новочеркасске. Он доложил им требование кап. Фукэ и свой категорический отказ.
Весьма характерно то, что интеллигентная часть совещания одобрила действия
Атамана, а простые казаки -- депутаты Круга, угрюмо молчали, видимо готовые
лезть в какую угодно кабалу, лишь бы избавиться от большевиков.
С действиями Атамана вполне согласился Главнокомандующий и в тот же день
Атаманом была получена следующая телеграмма: "Главнокомандующий получил Ваше
письмо и приложенные документы, возмущен сделанными Вам предложениями, которые
произведены без ведома Главнокомандующего и вполне одобряет Ваше отношение к
предложениям. Подробная телеграмма следует вслед за этим. Екатеринодар, 30
января 1919 года. 01524. Романовский".
Вскоре пресловутый представитель Франции исчез с Екатеринодарского горизонта.
Возможно, что это явилось следствием письма ген. Деникина генералу Франшэ
д'Эсперэ. В нем ген. Деникин выразил уверенность, что "эти несоответствующие
достоинству русского имени документы ... не были присланы французским
командованием, а явились результатом неправильного понимания капитаном Фукэ всей
ответственности сделанного им по личной инициативе выступления ..." На это свое
письмо, как признается ген. Деникин, он ответа от ген. Франшэ д'Эсперэ не
получил 287).
В средних числах января 1919 года, противник против наших 38 тыс. бойцов при 168
орудиях и 491 пулемете сосредоточил 124 тыс. штыков и сабель, 435 орудий и 1 337
пулеметов (армии I, VIII, IX, Х и Степная). Несмотря на более чем тройное
превосходство в силах, наши части на востоке, победоносно продвигались вперед и
вновь подошли к стенам Царицына. На северо-востоке, войска Усть-Медведицкого
района, вследствие отхода войск Северного фронта, были вынуждены, сначала
оттянуть только свой левый фланг, а затем, в дальнейшем, всем фронтом, отойти
несколько назад. Северный донской фронт, включая и части, занимавшие ранее район
Воронежской губернии, постепенно отходил на юг, в среднем, по 6 верст в сутки.
На нем кое-где, образовались пустоты, куда свободно могли вливаться части
противника. Казаки местами оказывали упорное сопротивление, местами распылялись
или сдавались противнику, чаще подавленные морально, отступали без боя. На
западной границе Области, продолжались ожесточенные бои. Противник,
превосходивший здесь нас численно в несколько раз, упорно добивался успеха на
этом направлении. Однако, все его яростные атаки, неизменно отбивались частями
Молодой армии. Одновременно, дивизия ген. Май-Маевского, сосредо-
287) "Очерки Русской Смуты", том IV, стр. 76.
370
точенная в районе Мариуполь-Волновахи, постепенно продвигалась вперед с целью
занять район Дебальцево и освободить там части наших войск, каковые могли быть
использованы на других направлениях.
Таким образом, наибольшие опасения на Донском фронте внушал север. Ввиду этого,
Донское командование энергично принимало меры, чтобы остановить здесь дальнейшее
продвижение красных в глубь Области, восстановить Северный фронт, вдохнуть в
него веру в свои силы и дать решительный отпор обнаглевшему противнику. С этой
целью, помимо мер, указанных выше, Донское командование сосредоточивало в районе
Миллерово-Глубокая сильный кулак из свежих войск. Предполагалось, когда назреет
момент, внезапным и энергичным наступлением в северо-восточном направлении,
сбить зарвавшиеся части противника и затем, двигаясь далее, выйти в глубокий тыл
красных, тем самым принудив на всем фронте к отходу. Такой способ действий, мне
казался более целесообразным, чем затыкание пустот, образовавшихся на фронте,
особенно учитывая психологию противника при неожиданной неудаче легко
поддаваться панике, а также и психологию казаков -- развивавших при успехе
большую наступательную энергию.
Наши резервы полностью еще не были исчерпаны. Не считая военного училища,
офицерской школы, старшей сотни кадетского корпуса и нескольких других отдельных
сотен, мы располагали кроме того, свежей, отлично обученной, прекрасной 1-й
Донской казачьей дивизией из состава Молодой армии, несшей гарнизонную службу.
Гвардейская ее бригада находилась в Ростове и Таганроге, а 4-й Донской полк и
учебный в Новочеркасске. Части этой дивизии постепенно уже были освобождены от
гарнизонной службы и в любой момент могли выступить туда, где это потребует
обстановка.
Надо еще отметить, что, если казаки северных округов пали духом, потеряли
сердце, утратили веру в свою силу и мощь и в страхе отходили перед красными, то
наоборот, казаки -- южане, бывшие ближе к центру Дона и потому неподдавшиеся
пропаганде, встали все, как один. Они клялись, скорее умереть, чем сдать свои
станицы ненавистному противнику. Воинственность казаков-южан сильно повышалась
