рыжеволосому бочкообразному туловищу, что Татарскому стало страшно.
Довольный произведенным эффектом, Азадовский засмеялся, открыл дверь и
исчез в полосе золотистого света.
Татарский стал переодеваться. Юбка, выданная Азадовским, была
сделана из сшитых между собой кусков длиннорунной овчины, приклеенных к
нейлоновым адидасовским шортам. Кое-как нацепив ее на себя (если бы
Татарский не видел статую Эбих-Иля, он ни за что не поверил бы, что
древние жители Междуречья действительно носили что-то подобное), он
надел маску, сразу сильно надавившую на лицо, и взял в руку зеркало.
Золото и бронза были, несомненно, настоящими - это было ясно даже по
весу. Выдохнув воздух, как перед прыжком в холодную воду, он толкнул
дверь с зубчатым знаком.
Комната, в которую он вошел, ослепила его золотым сиянием стен и
пола, освещенных студийными софитами. Выложенные листами металла стены
уходили вверх, образуя плавно утончающийся конус, как будто это был
пустой церковный купол, позолоченный изнутри. Прямо напротив двери
помещался алтарь - кубический золотой постамент, на котором лежал
массивный хрустальный глаз с эмалевой роговицей и зеркальным зрачком. На
полу перед алтарем стояла золотая чаша, а по бокам от него возвышались
два каменных сирруфа, покрытые остатками росписи и позолоты. Над глазом
висела плита из черного базальта, очень древняя по виду. В самом ее
центре был выбит египетский иероглиф "быстро", а вокруг помещались
замысловатые фигуры - Татарский различил странного пса с пятью ногами и
женщину в высокой тиаре, которая возлежала на чем-то вроде кушетки с
чашей в руках. По краям плиты были изображены четверо животных жуткого
вида, а между псом и женщиной из земли поднималось какое-то растение,
похожее на росянку, только его корень почему-то разделялся на три
длинных ответвления, каждое из которых было помечено непонятным значком.
Еще на доске были вырезаны крупные глаз и ухо, а все остальное место
занимали плотные столбцы клинописи.
Азадовский в золотой маске, юбке и красных купальных тапочках сидел
на складном табурете недалеко от алтаря. Зеркало лежало у него на
колене. Больше никого в комнате Татарский не увидел.
- Во! - сказал Азадовский, поднимая вверх большой палец. - Вид что
надо. Чего, стремаешься? Ты только в измену не уходи, не думай, что мы
тут ебанутые. Мне лично все это по барабану, но, если хочешь быть в
нашем бизнесе, без этого нельзя. Короче, я тебе сейчас все примерно
объясню на пальцах, а если подробнее, то у нашего главного спросишь, он
подойдет сейчас. Ты, главное, проще ко всему относись, спокойнее. В
пионерлагеря ездил?
- Ездил, - ответил Татарский, отметив про себя этого "главного".
- Был у вас там такой День Нептуна? Когда всех в воду окунали?
- Был.
- Вот считай, что это такой же День Нептуна и есть. Традиция.
Короче, базар такой, что была когда-то одна древняя богиня. Я не в том
смысле, что она реально была, а просто такая легенда. А боги по этому
базару тоже смертные и носят в себе свою смерть, чисто как люди. Поэтому
в свой срок эта богиня тоже должна была умереть. А ей этого, понятное
дело, не хотелось. И тогда она разделилась на свою смерть и на то, что
не хотело умирать. Видишь, на картинке?
Азадовский ткнул пальцем в сторону барельефа.
- Вот эта собачка - ее смерть. А эта баба в кивере - она сама.
Короче, дальше ты слушай не перебивая, потому что я сам не особо
въезжаю. Когда они разделились, между ними сразу началась война, в
которой никто долго не мог победить. Последняя битва в этой войне
произошла прямо над Останкинским прудом, то есть там, где мы сейчас
находимся, только не под землей, а высоко в воздухе. Поэтому считается,
что здесь священное место. Сначала в этой битве долго никто не мог
победить, а потом этот пес стал одолевать богиню. И тогда другие боги
испугались за себя, вмешались и заставили их заключить мир. Здесь как
раз все зафиксировано. Это что-то вроде текста мирного договора, который
засвидетельствован во всех четырех сторонах света этими быками и...
- Грифонами, - подсказал Татарский.
- Да. А глаз и ухо означают, что все видели и все слышали. Короче,
по этому договору досталось обоим. Богиню по нему лишили тела и опустили
чисто до понятия. Она стала золотом, но не просто металлом, а в
переносном смысле. Понимаешь?
- Не очень.
- He мудрено, - вздохнул Азадовский. - Короче, она стала тем, к
чему стремятся все люди, но не просто, скажем, грудой золота, которая
где-то лежит, а всем золотом вообще. Ну, как бы идеей.
- Теперь понял.
- А ее смерть стала хромым псом с пятью лапами, который должен
вечно спать в одной далекой стране на севере. Ты, наверно, уже
догадался, где именно. Вон он справа, видишь? Нога вместо хуя. Не дай
Бог такую во дворе повстречать.
- А как эту собаку зовут? - спросил Татарский.
- Хороший вопрос. Я, если честно, и не знаю. А чего ты спрашиваешь?
- А я читал что-то похожее. В статье из университетского сборника.
- А что именно?
- Долго рассказывать, - ответил Татарский. - Я всего и не помню.
- Про что статья-то? Про нашу контору?
Татарский догадался, что начальство шутит.
- Нет, - сказал он. - Про русский мат. Там было написано, что
матерные слова стали ругательствами только при христианстве, а раньше у
них был совсем другой смысл и они обозначали невероятно древних
языческих богов. И среди этих богов был такой хромой пес Пиздец с пятью
лапами. В древних грамотах его обозначали большой буквой "П" с двумя
запятыми. По преданию, он спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь
идет более-менее нормально. А когда он просыпается, он наступает. И
поэтому у нас земля не родит, Ельцин президент и так далее. Про Ельцина
они, понятно, не в курсе, а так все очень похоже. И еще было написано,
что самое близкое понятие, которое существует в современной русской
культуре, - это детская идиома "Гамовер". От английского "Game Over".
- Да по-английски-то я понял, - сказал Азадовский, - не дурак. Я не
понял, кому этот пиздец наступает?
- Не то чтобы кому-то или чему-то, а всему. Поэтому, наверно,
остальные боги и вмешались. Я специально спросил, как эту собаку звали,
- думал, может быть, это транскультурный архетип. А как богиню зовут?
- Ее никак не зовут, - перебил голос сзади, и Татарский обернулся.
В дверях стоял Фарсук Сейфуль-Фарсейкин. Он был одет в длинный
серый плащ с капюшоном, из-под которого поблескивала золотая маска, и
Татарский узнал его только по голосу.
- Ее никак не зовут, - повторил Сейфуль-Фарсейкин, входя в комнату.
- Когда-то давно ее звали Иштар, но с тех пор ее имя много раз менялось.
Знаешь такой брэнд - No Name? И по хромой собачке та же картина. А все
остальное ты правильно сказал.
- Во, давай ты, Фарсук, поговори с ним, - сказал Азадовский, - а то
он и без нас все знает.
- Что это ты, интересно, знаешь? - спросил Фарсейкин.
- Так, - ответил Татарский, - мелочи. Вот, например, этот зубчатый
знак в центре плиты. Я знаю его смысл.
- И какой же этот смысл?
- "Быстро" по-древнеегипетски.
Фарсейскин засмеялся.
- Да, - сказал он, - нестандартно. Обычно новые члены думают, что
это шоколад "М&М". На самом деле это символ, указывающий на одно очень
древнее и довольно туманное изречение. Все древние языки, в которых оно
существовало, давно мертвы, и на русский его даже сложно перевести - нет
соответствующих глосс. Зато в английском ему точно соответствует фраза
Маршалла Мак-Лухана "The medium is the message"*. Поэтому мы
расшифровываем этот знак как две соединенных буквы "М". То есть не
только мы, конечно, - такие алтари "Силикон Графикс" поставляет вместе с
рендер-серверами.
- Так эта плита не настоящая?
------------
* "Посредник - это послание" (ани.).
- Почему. Самая настоящая, - ответил Фарсейкин. - Базальт, три
тысячи лет. Можешь потрогать. Я, правда, не уверен, что этот рисунок
всегда значил то, что он значит сейчас.
- А что это за росянка между богиней и псом?
- Это не росянка. Это дерево жизни. Еще это символ великой богини,
потому что одна из ее ипостасей - дерево с тремя корнями, которое
расцветает в наших душах. У этого дерева тоже есть имя, но его узнают
только на самых высоких стадиях посвящения в нашем обществе.
- А что это за общество? - спросил Татарский. - Чем занимаются его
члены?
- Можно подумать, ты не знаешь. Ты уже сколько времени у нас
работаешь? Вот всем этим его члены и занимаются.
- Как оно называется?
- Когда-то давно оно называлось Гильдией Халдеев, - ответил
Фарсейкин. - Но так его называли те, кто в нем не состоял, а только про
него слышал. Мы сами называем его Обществом Садовников, потому что наша
задача - пестовать священное дерево, которое дает жизнь великой богине.
- Давно это общество существует?
- Очень давно. Говорят, что оно действовало еще в Атлантиде, но мы
для простоты считаем, что оно пришло из Вавилона в Египет, а оттуда - к
нам. Татарский поправил сползшую с лица маску.
- Понятно, - сказал он. - Оно что, занималось строительством
Вавилонской башни?
- Нет. Вовсе нет. Мы не строительная контора. Мы просто слуги
великой богини. Если пользоваться твоей терминологией, мы следим, чтобы
Пиздец не проснулся и не наступил, это ты правильно понял. Я думаю, ты
понимаешь, что в России на нас лежит особая ответственность. Пес спит
именно здесь.
- А где именно?
- Повсюду, - ответил Фарсейкин. - Когда говорят, что он спит в
снегах, - это метафора. А то, что несколько раз в этом веке он почти
просыпался, - уже нет.
- Так чего же нам все время частоту опускают? Фарсейкин развел
руками.
- Человеческое легкомыслие, - сказал он, подходя к алтарю и снимая
с него золотую чашу. - Сиюминутные расчеты, близоруко понятая
конъюнктура. Но до конца нам ее никогда не опустят, не бойся. За этим
тщательно следят. А сейчас, если ты не возражаешь, перейдем к ритуалу.
Приблизившись к Татарскому, он положил руку ему на плечо.
- Встань на колени и сними маску.
Татарский послушно опустился на пол и снял маску с лица. Фарсейкин
окунул палец в чашу и провел на лбу Татарского мокрый зигзаг.
- Ты есть посредник, и ты есть послание, - сказал он, - и Татарский
понял, что линия на его лбу - сдвоенная "М".
- Что это за жидкость? - спросил он.
- Собачья кровь. Символику, надеюсь, не надо объяснять?
- Нет, - сказал Татарский, поднимаясь с пола. - Не дурак, читал
кое-что. Что дальше?
- Теперь ты должен заглянуть в священный глаз.
Почему-то Татарский вздрогнул, и Азадовский это заметил.
- Да не бойся ты, - вмешался он. - Через этот глаз великая богиня
узнает своего мужа. А поскольку муж у нее уже есть, это простая
формальность. Смотришься в глаз, выясняется, что ты не бог Мардук, и мы
спокойно работаем дальше.
- Какой бог Мардук?
- Ну, или не Мардук, - сказал Азадовский, вынимая из-под юбки пачку
"Мальборо" и зажигалку, - неважно. Это я так. Фарсук, ты объясни ему, ты
владеешь. А я отъеду в страну настоящих мужчин.
- Это тоже мифологема, - сказал Фарсейкин. - У великой богини был
муж, тоже бог, самый главный из всех богов, которого она опоила любовным
напитком, и он уснул в святилище на вершине своего зиккурата. А
поскольку он был бог, то и сон у него такой, что... Ну, в общем, дело
путаное, но весь наш мир со всеми нами и даже с этой богиней ему как бы
снится. И великая богиня постоянно ищет того, кому она снится, потому
