вдруг осознал, что плохо воспринимает предстартовую информацию. Привыкший
к мигающим на сфероэкране цифра-буквенным формулярам, он с некоторой даже
растерянностью восстанавливал в памяти курсантские навыки взаимодействия
со светосигнальной информсистемой, настолько уже устарелой, что
современные пилоты успели ее позабыть.
В режиме "предстартовая готовность" катер автоматически подал сигнал
на сервомоторы вакуум-створа - щит уполз в потолок, распахнулась
звездно-черная пропасть. Андрей окинул взглядом созвездие Девы. Приятная
неожиданность: рядом с лучистой Спикой возник столбик цифр формуляра
контроля работы флаинг-моторов. И на том спасибо. Он вздохнул с
облегчением. Шелест вздоха заставил дрогнуть крылья зеленого мотылька
индикатора звукозаписи - на драккарах голос пилота фиксируется. Бывают
десанты, когда уцелевшая бронированная кассета с несколькими фразами
пилота - единственный ключ к разгадке обстоятельств катастрофы десантного
катера.
- Информсистема функционирует нормально, - сказал Андрей. - Выхожу на
позицию старта.
Катер встряхнуло. Телескопические штанги захвата, медленно удлиняясь,
вывели машину за пределы вакуум-створа. Андрей оглядел чернеющую лед
ногами ночную сторону Япета я удивился глухой тишине в шлемофоне:
стрекотания не было слышно. И вообще ничего не было слышно. Такого
идеального радиобезмолвия он за всю свою летную практику еще не встречал.
Жутковатые радиометаморфозы у этого планетоида...
- Позиция старта. Ничего не слышу - полное радиомолчание. Судя по
индикаторам, система связи в порядке.
Три щелчка в шлемофоне (сигнал минутной готовности) - замигали
секундные марки времени. Андрей отстрелил кабель, привычно окинул взглядом
всю картину индикации, выхватывая главное. Самым главным был синхронный
разогрев стеллараторов обоих флаинг-моторов. С этим нормально.
Ненормальным было одно - безмолвие в шлемофоне. К этому он не привык, ему
недоставало диспетчерских голосов. На стартовой позиции пилот обязательно
должен чувствовать себя в центре событий, иначе сто против одного, что к
старту он не готов.
И вспомнилось ему, как при буксирном отвале "Байкала" от аванпортов
лунно-орбитального терминала "Восток-приземельный" он опасался, что мысли
о Валентине помешают ему "разу войти в рабочий ритм вахты. Но достаточно
было принять запрос терминала и отправить короткий и, по сути, формальный
ответ - душевная боль уползла куда-то глубоко внутрь, точно в нее угодила
струя анестезирующего средства. Мозг автоматически впитывал информацию,
быстро реагировал на радиоголоса, дозировал время переговоров: этому -
краткий ответ, тому - основательный рапорт. Совершенно нет времени
размышлять о своем, и, как ни странно, всегда успеваешь довести общение с
каждым из радиоабонентов до логической развязки, хотя там есть и такие,
кто не отступится, пока не выжмет из тебя все подробности "текущего
момента". А "текущий момент" это не только голые цифры. Это вызолоченная
солнцем горбушка Луны, еще недавно занимавшая в рубке добрую треть
обзорной сферокартины, доклад командира эскадрильи буксиров,
ювелирно-тонкий процесс расстыковки в намеченной зоне, минута прощания с
пилотами-буксировщиками, их неизменное зубоскальство (недаром этих парней
прозвали москитами), капитанская предстартовая "десятиминутка" с короткими
рапортами готовности по секторам, когда последнее слово за первым пилотом,
и слышно, как диспетчеры Приземелья передают руководство движением корабля
диспетчерам стартового коридора, и старт-диспетчер тут же предупреждает
тебя о подходе туера-ускорителя. "Вас понял, к стыковке готов!" Включаешь
автоматическую программу сближения ("Есть зональный захват!"), подаешь на
сфероэкран фрагмент хвостового обзора и, обмениваясь с диспетчером
промежуточной информацией, шаришь взглядом между мигающими столбцами
строчек цифре-буквенных формуляров. А вот и он, озаренный солнцем
помощник. Сперва это просто звезда, астероид, затем - серебристый
восьмиугольник с вогнутыми сторонами, и на сближении долго не удается
высмотреть крохотный носик миниатюрного пилотажного корпуса туера на
сверкающем силуэте его необъятной кормы. Наконец блеснули усики караванов
стыковочного узла. Традиционный обмен приветствиями между пилотами и
капитанами, последняя коррекция, алый свет транспаранта "Причаливание",
мягкий, но увесистый толчок, заметно поколебавший огромную "люстру"
"Байкала". "Есть касание! Есть механический захват, есть стыковка!" Дальше
все по командам диспетчера: коррекция по оси в стартовом коридоре, выход
восьми маршевых двигателей туера на режим принудительного разгона,
согласование параметров действительной я запроектированной траектории,
расстыковка. И в двух десятых астрономической единицы над эклиптикой:
"Счастливого пути!" - "Синхронной безекции!" - "Удачного рейса!" Подарок с
борта только что отвалившего туера - звуки марша "Прощание славянки",
фейерверк и видеотрансляция готового к активному разгону "Байкала". Со
стороны контейнероносец-гигант смотрится просто божественно: залитая
огнями хрустальная люстра под звездно-черным куполом бескрайнего
Внеземелья. И даже "индустриального" вида колонна безектора с белой
воронкой массозаборника впереди отнюдь не портит общего впечатления.
Корабль немыслимой красоты. Было в нем что-то от романтического
великолепия парусников земных морей. Но глазеть уже некогда - тонкие линии
белого перекрестья курсового коллиматора совмещаются с желтыми, краснеют,
и начинается главный этап разгона в своем эшелоне...
Все, Андрей Васильевич, кончено - отлетался. Никто не доверит
суперконтейнероносец экзоту. "Казаранг" - последняя твоя космическая
лошадка, а этот десант - последний пилотируемый полет...
На задворках сознания смутной тенью скользнула какая-то нехорошая
мысль. Он не успел за ней проследить - щелчок в шлемофоне и вспыхнувший
транспарант "Захват чист" мгновенно переключили его внимание на другое.
Снежное облако выхлопа стартовой катапульты, нарастающий крен. Слева по
борту - черная стена планетоида, над головой - бортовые огни "Анарды".
Реверс-моторами он "подработал" ориентацию "Казаранга" по каналам курса и
тангажа (так, чтобы катер держала рядом с "Анардой" кормой вперед -
"валетом") и дал тормозной импульс для схода с орбиты. Перегрузка вдавила
тело в амортизаторы ложемента. Пульсирующие носовые огни танкера
немедленно отодвинулись куда-то в звездную высь и начали отставать -
катер, уменьшив скорость, обогнал "Анарду" в плоскости орбиты (кажущийся
парадокс, перед которым здравый смысл человека, мало знакомого с динамикой
орбитальных полетов, обычно пасует).
- Первый тормозной импульс отработан нормально. Определился на
траектории сближения, даю второй.
В шлемофоне тихо звенело. Очень тихо - где-то на пределе слышимости.
Слабенький звук (лучше сказать - призрак звука) вяз в мягкой, как ватный
ком, тишине, я Андрей пожалел, что не наполнил кабину воздухом. По крайней
мере, свист флаинг-моторов был бы слышен отчетливо. Теперь уже поздно - от
перепада температур, чего доброго, запотеет стекло гермошлема. "Снегирь"
есть "Снегирь", - думал он, - экспериментировать не стоит". Он готов был
думать о чем угодно, лишь бы не подпустить к себе снова ту нехорошую
мысль. Но скоро понял, что от нее не так-то легко отмахнуться. Зудит как
муха, будь она проклята. Зря ведь зудит. Только мешает. Прихлопнуть - и
дело с концом. А как прихлопнешь? Попробуй прихлопнуть оборотную сторону
своего "я"... Оборотную? У Андрея Тобольского нет оборотных сторон. Андрей
Тобольский везде, всегда, вес и во всем как на ладони.
Он не разбил экран, не сделал попытки уничтожить свой "черный след".
И впредь не намерен поступать иначе. Правда, совершенно неясно, как он
будет жить в шкуре монстра-экзота (и будет ли?), но прятаться от людей,
лгать, изворачиваться на медосмотрах не станет - это уж точно. Скрытая от
людских глаз таинственно-жуткая жизнь Аганна и других "оберонцев"-экзотов
- это определенно не для него. "Но ведь, в сущности, кроме шока от
появления "черного следа", ничего экзотически-странного ты еще не
почувствовал, - надоедливой мухой зудел внутренний голос. - Тебе еще не
известно, как это будет, и сейчас ты чувствуешь, думаешь и решаешь как
человек. А где гарантия, что сиюминутная твоя решимость не развеется в
прах, когда с головой окунешься в незнакомый пока тебе мир ощущений,
желаний и настроений экзота?.." Ну уж нет, пропади оно пропадом! Он даст
разрезать себя на куски, лишь бы люди сумели понять, в чем тут дело, и
успели обезопасить свой мир от "мягкозеркальной" напасти. Блистающие
оскалы монстров человечеству не к лицу.
- Вниманию функционеров МУКБОПа, - проговорил Андрей, искоса глядя на
оживленно затрепетавшие крылья индикаторного мотылька звукозаписи. -
Важное сообщение. Мой контакт с "мягкими зеркалами" в вакуум-створе не был
безрезультатным - я обнаружил у себя способность оставлять на экране
черные отпечатки ладони. Каких-либо иных экзотических изменений в своем
организме пока не нашел. Конец.
"Невозвратный" рапорт в адрес МУКБОПа ни удовлетворения, ни особого
облегчения не принес. Ощущение катастрофы уступило место ощущению какой-то
мучительной опустошенности, только и всего. Похоже на то, как если бы
невинно осужденному заменили смертный приговор пожизненным заточением в
подземелье. Андрей определился по высоте, выключил флаинг-моторы и
развернул катер носом по курсу. До поверхности планетоида было не меньше
двенадцати километров. Из-за горизонта с внезапностью взрыва ударил в
блистер машины первый солнечный луч; в пламенном ободке ореола взошел над
Япетом и стал взбираться по вертикали маленький иссиня-черный кругляк
"затменного" Солнца (жесткий свет его диска был "съеден" поляроидным
фильтром буквально вчистую). Потом среди звезд на бархатно-черное небо
взошел при полном параде и сам владыка этого края Сатурн - с начищенной до
жемчужного блеска острой шпагой Кольца, гладкий, как дыня.
Теряя высоту, драккар инерционным ходом перевалил изрезанную
частоколом теней пограничную зону темноты и света и потянул над озаренной
солнцем, обезображенной неровностями рельефа и оспинами кратеров пустыней.
Детали рельефа навевали уныние. Краски были однообразные, тусклые
(вся палитра "бесцветности" - от черного до светло-серого) и тоже навевали
уныние; изредка проплывали внизу участки, скупо подбеленные жиденькими
сугробами замороженных газов. Но местность в целом уныния не навевала, на
нее было страшно глядеть. Воображение подсказывало, что тут творилось в те
времена, когда коллективно буйствовали сейсмические судороги недр и
метеоритная бомбардировка. "А что тут будет твориться, когда начнет
буйствовать гурм!.." - подумал Андрей, увидев на горизонте светлую полосу.
И чуть не вздрогнул от неожиданности: в ушах прозвучал хриплый кашель. Или
что-то похожее на кашель. Странный звук странно качнулся на волне
дрожащего эха и замер. Потом повторился. Андрей с подозрением посмотрел на
светлую полосу, вернее, на холм заметно подросшего на горизонте Пятна.
Подумал: "Радиофокусы Пудинга. Электроразряды? А может, у меня начинается
это?.." Ему стало очень не по себе. Ядовито-железистого привкуса на языке
он по-прежнему не ощущал. Впрочем, "привкус" Аганн мог просто выдумать.
Чтобы, скажем, уйти от расспросов. Или экзоты, скажем, так шутят.
