какая улика но ее оказалось достаточно, чтобы приревновать Виталия, уг-
рожать ему расправой.
Интересно, если бы Эрих послушал мои мысли обрадовал бы его ход моих
размышлений? Хотел бы я это знать...
Ноль часов двадцать пять минут
------------------------------
На этот раз, чтобы снова не попасть впросак, я стучу гораздо громче и
терпеливо жду, пока отодвинется дверь седьмого купе. Ко мне выходит Жо-
хова.
- Вам мужа?
- Нет, я хотел побеседовать с вами - как можно любезней отвечаю я. -
Всего несколько вопросов.
- Я вас слушаю.
- Здесь не совсем удобно. Давайте выйдем.
Она послушно следует за мной в служебное купе. При нашем появлении
проводник выходит, плотно притворив за собой дверь.
Я представляюсь по всей форме предъявляю свое служебное удостовере-
ние, которое, впрочем, мою собеседницу явно не интересует.
- А теперь назовите ваше имя и отчество.
- Жохова Татьяна Николаевна, - отвечает она сухо.
- Скажите, вы знали раньше пострадавшего из соседнего купе?
- Нет.
- Его фамилия Рубин, имя - Виталий. Может слышали когда-нибудь?
- Нет я его не знаю, - повторяет она. - Видела мельком при посадке,
потом в вагоне, а знакома не была.
- Татьяна Николаевна что за история произошла у вас с зажигалкой,
расскажите пожалуйста.
- С зажигалкой? - делает она удивленное лицо, не особенно при этом
удивляясь. - Кто вам сказал?
В свою очередь я тоже делаю вид, что не слышу вопроса.
- Не пойму, о чем вы? - настаивает она, и мне приходится объяснить,
хотя сам довольно смутно представляю, о чем идет речь.
- Я говорю о том предмете который обнаружил ваш супруг после того,
как вернулся из восьмого купе. Это было в двадцать один час.
- Ах, вот оно что? - Ее тонкие оттененные карандашом брови хмурятся.
- Эту зажигалку подарила мне приятельница.
В подтексте звучит: "Охота вам заниматься такими мелочами?"
"Неохота, - мысленно отвечаю я, - но что делать работа". А вслух
спрашиваю:
- Фамилия имя, отчество приятельницы ее адрес?
Татьяна Николаевна бросает на меня полный презрения взгляд прикусыва-
ет нижнюю губу.
- Вы можете показать зажигалку?
Жохова отрицательно качает головой.
- Она куда-то пропала.
Только этого не хватало!
- Я все вещи перерыла, - продолжает Татьяна Николаевна. - Она будто
сквозь землю провалилась. Даже не знаю что и думать.
Я тоже. В отличие от мифической подруги заявление о пропаже выглядит
довольно убедительно, во всяком случае похоже, что моя собеседница иск-
ренне расстроена потерей этой вещи.
- Как она выглядела?
- Очень изящная вещица. Из старинных. Корпус из слоновой кости, а
сверху серебряный футляр витой, из стеблей и цветов. Я оставила ее на
столике в купе.
- Скажите, а Станислав Иванович - он что же, не знал о подарке вашей
ленинградской приятельницы?
- Я не успела ему сказать. Она подарила зажигалку перед самым отъез-
дом. Муж ее увидел и...
- И на этой почве вы поссорились?
- Вы хорошо осведомлены, - парирует она.
Скромность украшает человека, но в данном случае я предпочитаю обой-
тись без украшении.
- Возможно больше чем вы думаете.
Она опускает ресницы, чтобы погасить вспыхнувшую во взгляде непри-
язнь.
- Не понимаю зачем в таком случае вам я?
- Хочу знать еще больше.
Она морщится, как от зубной боли, но отчасти удовлетворяет мое любо-
пытство.
- Мужчины ревнивы и Станислав Иванович не исключение. Он выпил лишне-
го с ним это случается и когда вернулся... Бог знает, что пришло ему в
голову. Придрался к зажигалке, стал упрекать меня в неверности. Ему, ви-
дите ли, показалось, что эту вещь оставил в нашем купе Рубин - так ка-
жется вы его называли. Станислав Иванович начал фантазировать будто он,
Рубин, приходил ко мне ну и так далее...
- Скажите подобные сцены имели место раньше?
- Станислав Иванович, - она упорно называет мужа по имени и отчеству,
- ревнив сверх меры, но столь строгого объяснения я не припомню. -
Татьяна Николаевна меняет наклон головы, и я вижу мелкую сетку морщин у
переносицы искусно скрытую слоем косметики. - Он говорил всякие гадости
и вообще... не заставляйте меня повторять этот бред.
- В котором часу ушел из купе ваш муж?
- В начале десятого. Как раз в то время, когда в соседнем купе нахо-
дился грузин.
- А почему вы думаете, что вторым был грузин?
- Один из них говорил с сильным акцентом.
- Как долго это продолжалось?
- Несколько минут. Я легла спать и заснула. Проснулась уже около
одиннадцати.
- Значит, между девятью и десятью вечера Виталий Рубин к вам в купе
не заходил?
- Нет, - твердо отвечает она.
Поблагодарив Татьяну Николаевну я еще несколько минут сижу молча пе-
реваривая все, что услышал. Потом прошу Гаврилыча открыть мне свободное
купе и позвать Тенгиза.
- Из четвертого? - уточняет он - Сей момент. Через минуту ко мне за-
ходит полный мужчина в майке с мультипликационным волком на груди и в
спортивных трикотажных брюках. Его загорелое лицо добродушно, слегка
заспанно, а губы, растянутые в улыбке обнажают ослепительно белые зубы.
- Ваша фамилия? - спрашиваю я.
- Зачем слушай, фамилия? - удивляется он. - Тенгиз меня зовут. Я тебе
без фамилии все скажу. Надо будет - всю ночь буду рассказывать.
Я беру протянутый им паспорт.
- Скажите Чаурия, а вы ссорились с пассажиром из восьмого купе?
- Виталием, да? - Он грузно опускается на противоположную полку пожи-
мает плечами, отчего волк на его груди строит мне уморительную гримасу.
- Знал что спросишь. Ругались мы да, ругались. Как мы могли не ругаться?
Играли в карты, понимаешь, а он спекулянтом называет. За что?! Я не вор,
свои фрукты везу не чужие. А он говорит: "Миллион с трудового народа
сдирать едешь". Какой миллион?! Какой сдирать?! Своими руками копаю сво-
ими руками ращу, какой слушай спекулянт, а?!! Я и есть трудовой народ
понимаешь? Два мешка мандарин везу - у меня справка сельсовета есть. Я
честный колхозник! Чаурию каждый знает он не спекулянт!
- Этот разговор был во время игры?
- Да.
- А что вы делали после?
- Что делал? Ничего не делал. Чай пил.
- В восьмое купе заходили?
Стыдливо потупив взор, Чаурия подтверждает.
- Да слушай заходил. А ты бы не зашел?! Объяснить человеку надо?
Справку сельсовета показать надо? Дорогой, говорю, зачем обижаешь? Зачем
спекулянтом называешь? Я не спекулянт, я колхозник! У меня справка есть,
свои фрукты везу не чужие.
- И чем закончился ваш разговор?
- Извинился, - небрежно отвечает Тенгиз. - Сказал что неправ был.
- В котором часу это происходило?
- Может, в девять, может позже. Я ушел от него, а он в седьмое купе
пошел.
- К Жоховой.
- Откуда я знаю к Жоховой не к Жоховой! Кто такой Жохова? Муж и жена
там едут Родион едет. Виталий зашел туда, а я пошел к себе чай пить. По-
том в ресторан пошел - кушать захотел. Пришел оттуда, не успел спать
лечь, как закричал кто-то. Выскочил я, а тут такое творится!
- Получается, что после девяти вы Рубина не видели?
- Совсем не видел. Скажу по секрету - нехороший человек Виталий. Со
мной ругался, с Родионом ругался. Скандальный человек, не мужчина.
- С Родионом он тоже ссорился?
- А как же! Ссорился. Когда в карты играли.
- Из за чего не знаете?
- Вот этого, дорогой не знаю.
Ноль часов пятьдесят семь минут
-------------------------------
Дверь открывает худощавый неопределенного возраста мужчина ему можно
дать и сорок и все шестьдесят. Несмотря на поздний час, его костюм в
полном порядке.
- Лисневский Родион, - представляется мужчина. Вместо "р" он произно-
сит мягкое "в", отчего получается забавное "Водион".
- А отчество? - спрашиваю я.
- Не слишком ли официально для полуночной беседы? А впрочем - Романо-
вич. Вы наверно по поводу несчастного случая? - продолжает он.
Я киваю и задаю ставший традиционным вопрос.
- Меня интересует, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью ве-
чера.
Он светски улыбается и вытаскивает из внутреннего кармана пиджака
портсигар из слоновой кости покрытый тонкой серебряной вязью.
- Вы спрашиваете, чем я занимался? Чем обычно занимаются мужчины, да-
бы скоротать свободный вечер? - "Вечер" он произносит без последнего "р"
зато "скоротать" звучит интригующим "сковотать". - Играл в преф, побало-
вался чайком, потом баиньки. Сами понимаете в пути выбор развлечении не-
велик.
Лисневский щелкает портсигаром и прячет его в карман.
- Меня интересуют подробности.
- Какие подробности?
- Всякие. В частности, ваша ссора с пострадавшим.
- Ага, - говорит Лисневский, вытаскивает огромные часы-луковицу, нед-
вусмысленно смотрит на ажурные стрелки, намекая на время.
- Пусть это вас не смущает, - говорю я. - В экстренных случаях мы
имеем право беспокоить свидетелей в ночное время.
- Да-да. - "Водион" рассеянно смотрит куда-то поверх моей головы,
скорей всего на свое собственное отражение в зеркале. - Случай безуслов-
но экстренный...
- Итак, Родион Романович? Меня интересует, при каких обстоятельствах
произошла ваша ссора с Виталием Рубиным.
- С усопшим? - уточняет Лисневский и чешет висок длинным ногтем ука-
зательного пальца. - Собственно, ссора ли это? Он действительно вел себя
вызывающе. Оскорбил Тенгиза, назвал меня мошенником, но, согласитесь, не
вызывать же мне его на дуэль, а драться по такому поводу интеллигентному
человеку просто глупо. К тому же мы с ним в разных весовых категориях.
- Так и не выяснили отношений?
- После игры я его не видел. Вас, кажется, интересует именно это? В
девять я вернулся к себе в купе. Там застал семейную сцену. Я, приз-
наться, не любитель острых ощущений, поэтому попросил проводника пере-
вести меня в свободное купе, что он и сделал. Милейший человек. Далее: я
перешел во второе купе, побаловался чайком и лег спать.
- В котором часу баловались?
- Увы, не засек. - Он разводит руками. - Не имею привычки.
- Когда проводник убирал стаканы, вы уже спали?
- Ах да, совсем упустил. После чая я решил совершить нечто вроде ве-
чернего моциона. Зашел к проводнику, поболтал с ним, так сказать, на
вольные темы, а уж потом пошел к себе.
- Рубина, конечно, не видели?
- Только мельком. - Лисневский изящным щелчком сбивает невидимую пы-
линку с лацкана пиджака. - Он направлялся к себе, но, откровенно говоря,
у меня не было ни малейшего желания общаться с этим типом.
- Кто, кроме вас, играл в карты?
- Рубин, Эрих и Тенгиз.
- А кто присутствовал при этом?
- Квасков и мой сосед Жохов.
- В каком купе едет Квасков?
- Володя? В пятом
- Скажите, Родион Романович, почему вы не пошли вместе со всеми в
ресторан?
- Я, знаете ли, поиздержался за время отпуска. В настоящее время, что
называется, стеснен в средствах.
- Понятно. Ну, а в период между десятью и одиннадцатью никуда из купе
не отлучались?
- Спал как сурок. - Он натянуто улыбается, но тут же улыбка сбегает с
его лица, и, подавшись вперед, он проникновенно заглядывает мне в глаза:
- Я вас очень прошу, бога ради, не вмешивайте вы меня в эту историю. По-
верьте, что я не имею к ней ни малейшего отношения.
- А кто имеет? - спрашиваю я тем же тоном. - Может, подскажете? Вре-
мя-то позднее.
Он выпрямляется, и мы некоторое время слушаем перестук колес, думая
каждый о своем.
Когда я выхожу, на щеках "Водиона Вомановича" горит яркий румянец.
Один час десять минут
---------------------
Мои попытки сдвинуть с места оконную раму ни к чему не приводят. А
жаль - глоток свежего воздуха мне бы не помешал.
Выхожу в коридор и стучу в пятое купе.
- Квасков? - спрашиваю у заспанного мужчины, появившегося на пороге.
- Так точно, - отвечает он, массируя веки пальцами. - Владимир Квас-
