нял, - старик издевался.
- Да, необычные! - я несколько разозлился, даже ударил шпорами своего
койота. Он удивл°нно и обиженно покосился на меня. - Необычные, потому
что живут они в необычном мире. Понимаешь, в этом мире правят машины.
- Понимаю, - согласился старик, - а что есть машина? И почему машины
правят людьми? Людьми никто не может править, кроме Аарона Семирожденно-
го! - это имя он произнес с гордостью и осенил себя звездным знамением.
- Я неправильно выразился, - поспешно поправился я, - они не правят
людьми, а, скорее, служат им. Машины - это искусственные... искусствен-
ные...
Я пытался подобрать подходящее слово. В голове вертелись только "ме-
ханизмы" и "аппараты".
Через полминуты молчания старик меня перебил:
- Искусственные? Ты имеешь в виду Искусство Магии?
- Нет, - ответил я и осторожно добавил:
- В этом мире нет магии.
- Чего?! - старик вытаращил глаза, правая бровь поползла на лоб. Даже
койот старика остановился, видимо разделяя удивление наездника.
Когда правая бровь вернулась на место, старик отреагировал:
- Ну хорошо, - зловещий тон старика не предвещал ничего хорошего, - в
этом мире нет магии. Значит, ты говоришь, что эти машины нужны, чтобы
служить людям. Им что, не хватает людей-слуг?
- Не в том дело, - объяснял я, - просто машины гораздо могущественнее
людей.
- Могущественнее даже, чем короли? - к старику возвращалось веселое
настроение.
Деваться было некуда, я выпалил:
- В этом мире нет королей! - и на всякий случай отъехал на два шага в
сторону.
Реакция старика была ужасна. Минут пять он кричал на меня, обзывал
плохими словами, вращал глазами. Два раза он даже порывался вытащить из
ножен свой эльфийский клинок.
- Подумай сам, такого просто не может быть. Ведь если нет королей, то
нет и принцесс. Так?
Я кивнул.
- А если нет принцесс, значит некого приносить в жертву драконам. А
если драконам никого не приносить в жертву, они же уничтожат всех людей
на свете!
Он опять с улыбкой смотрел на меня, гордясь стройностью цепочки умо-
заключений. Мне было жаль его расстраивать.
расстроился, а совсем наоборот -
громко и долго хохотал.
- Хотел бы я побывать в мире, где нет этих мерзких созданий!
Мы дружно посмотрели вверх. Высоко в небе клином летела стая драко-
нов, время от времени извергая пламя.
- Но постой, ведь если нет драконов, то кто же тогда охраняет усы-
пальницу Аарона Великого? - старик задумчиво посмотрел на меня. - Нет,
постой. Не отвечай! Я попытаюсь отгадать сам. Не хочешь ли ты сказать, -
старик насупил брови, - что в этом твоем мире..., - старик оскалил зубы,
- в твоем идиотском мире, - старик на три четверти вынул клинок из но-
жен, - нет даже Аарона?!
Тут, на мое счастье, какая-то мелкая фигурка выскочила из высокой
травы прямо перед моим койотом и скрылась в кустах.
- Смотри, хоббит! - закричал я, стараясь отвлечь от себя внимание
старика.
- Где? - удивился тот. - Тебе, верно, показалось. Наверное, это был
тролль, - от агрессивности старика не осталось и следа. - Мы не в Среди-
земье, сынок.
Сынок! Хотел бы я знать, где сейчас мой родной отец.
- Заклинаю тебя твоим настоящим именем - устало произнес старик, -
давай прекратим этот глупый разговор. Ну, скажи на милость, чем эти твои
мушины...
- Машины, - автоматически поправил я.
- Да, так чем эти твои машины могут быть могущественнее людей?
- Ну, например, машины могут летать, - ответил я.
- Я тоже могу летать, - обиделся старик. - Все колдуны могут летать.
В доказательство своих слов он приподнялся на пару метров от земли.
Его койот, почувствовав облегчение, радостно прибавил скорость.
- При помощи этих машин смогут летать не только колдуны, но и все лю-
ди. Эту машину я назвал "самолет".
- Почему самолет? - искренне удивился колдун.
- Не знаю, - честно признался я, - просто красивое слово.
- Да я могу напридумывать тебе тысячи таких красивых слов. Напри-
мер..., - он задумался, - например... пылесос?
- Как?! - настала моя очередь удивляться. - Ты знаешь?!
- Знаю, - просто ответил старик. - А что?
- Но ведь в моем мире есть и такая машина. Она помогает людям убирать
мусор в доме.
- Они что, так много сорят?
- Нет. Но...
- Скажи, а ты к каждому красивому слову придумал машину? Чтоу тебя,
например, умеет делать машина "кармалан"?
- Нет такой, - я растерялся.
- Жаль, - ему действительно было жаль. - Очень красивое слово.
На этом нам пришлось расстаться.
- Прощай, Мерлин! - сказал он.
- Прощай, Гэндальф! - сказал я .
Он свернул налево, я - направо. У
него было какое-то дело в Мордоре,
меня давно ждали в Амбере.
Но я все-таки не расстался с
мыслью написать когда-нибудь
рассказ в стиле "фэнтези".
4 апреля 1994 г
Игрушкин дом
"- Извините! Можно вас спросить? А вот вы читали когда-нибудь Биб-
лию?"
Бледный, непричесанный юноша с сумасшедшим взглядом в переходе на
станции метро "Парк культуры"
"Я ее когда-то писал."
Глаза в одну точку и выбрал ее точкой отсчета. Он очертил вокруг точ-
ки сферу неопределенного радиуса и вошел в нее. Войдя же в сферу, он
принялся ждать.
Ждать пришлось недолго, времени внутри сферы неопределенного радиуса
еще не было.
Когда возле сферы показался другой он, веселые огоньки засверкали во
всех глазах ожидающего и еле заметные голубые искорки пробежали вдоль
его распростертых ладоней, затихнув между средними и указательными
пальцами, которые в данный момент указывали в никуда. Другой он...
Нет, так не пойдет! "Он", "другой он", получается слишком запутанно.
А что будет, когда появятся обе они? Придется, видимо, произвести иден-
тификацию, хотя мне очень не хочется этого делать... Идентификация про-
тиворечит самой их внутренней сущности. Они не нуждались в именах, клич-
ках, идентификационных номерах, чтобы общаться. Они не нуждались в обще-
нии, чтобы делать то, что они делали. Их было четверо и им было не с кем
спутать друг друга. Но для тебя, Читатель, я попытаюсь придумать их име-
на... В именах этих не будет ничего заумно-загадочного, вроде Порождаю-
щий Огонь или Рожденная До Дождя. Хотя подобное именование помогло бы
наилучшим образом отразить всю суть четверых. Но мы поступим проще:
пусть тот, кто был "он" отныне станет Первым, а "другой он" - Вторым.
Остальные имена мы придумаем по мере вплетения новых персонажей в ткань
повествования.
Вот так, незаметно для себя, мы и произвели первую в истории Галакти-
ки инвентаризацию. Инвентаризацию в Галактическом масштабе. Кстати, наши
герои никогда не мыслили и не действовали в Галактических масштабах. Ибо
они не любили размениваться по мелочам...
Другой он, который с этого момента будет называться Вторым, задержал-
ся на долю секунды, прежде чем войти в сферу. Затем он сделал шаг впе-
ред, слегка пригнув голову, чтобы не удариться о несуществующее пре-
пятствие. Не вовремя начавшаяся секунда так и осталась незавершенной.
Походкой, быстрой, как вихрь, Второй приблизился к тому месту, где стоял
Первый. Слышно было, как ветер свистел в его голове, движения его были
резкими, порывистыми, лишь изредка затихая до умеренных. Второй встал
напротив Первого на почтительном расстоянии, которое кому-нибудь могло
бы показаться равным длине вытянутой руки, а кому-нибудь - нескольким
парсекам. Все единицы измерения - величины глубоко субъективные. Второй
посмотрел во все глаза Первого и, увидев в нескольких .озорные огоньки,
догадался, что именно здесь/сейчас они сделают то, что надо было сделать
гораздо раньше. Второй протянул руки ладонями вверх навстречу Первому,
однако, пока не касаясь его, и улыбнулся. Ветер в его голове засвистел с
особой мелодичностью.
Обе они степенно вошли в сферу с противоположных сторон и приблизи-
лись к ее центру. Глаза и волосы Третьей были цвета хвоста вороного ко-
ня. Вот только ей никогда бы не пришло в голову столь образное сравне-
ние. Глаза Четвертой были ярко-голубыми и поражали своей глубиной. Дви-
жения же ее были плавными и округлыми.
И Третья вошла в центр сферы и вложила свою ладонь в ладонь Первого.
И в момент/месте их соприкосновения возникла горстка серого пепла, "су-
хим дождем" пролившаяся к их ногам. (Краткое отступление, продиктованное
имперскими амбициями автора. Как хорошо все-таки быть/считать себя твор-
ческой личностью! Можно цитировать самого себя и не бояться, что собе-
седник догадается, откуда цитата. Это отступление, например, я без осо-
бых изменений пишу уже в третий раз.) И третья коснулась кончиками
пальцев поверхности призывно распахнутой ладони Второго, ладони, начисто
лишенной линии жизни, и - в качестве компенсации - линии смерти, и - ибо
какой в ней смысл? - линии любви. И легкое, почти невесомое, облачко,
состоящее из тщательно отобранных песчинок кварца, едва уловимой взвесью
взметнулось вверх с ладони, но, не выдержав состязания с еще не родив-
шейся силой тяжести, изменило направление движения и, песчинка за пес-
чинкой, просыпалось вниз, как в песочных часах, которые - я устал повто-
рять - не имели здесь/сейчас никакого смысла.
И Четвертая неслышным шагом, сопровождаемым плавными движениями бе-
дер, вошла в центр сферы и предложила свою руку (я до сих пор не знаю,
было ли у нее сердце) Второму. И на сей раз дождь был обычным: в меру
влажным, чуть-чуть слепым и солоноватым на вкус, если бы у кого-нибудь
вдруг возникло желание его попробовать. И когда встретились жадно тяну-
щиеся друг к другу руки Четвертой и Первого, и встреча эта оказалась го-
рячей и влажной и сопровождалась выделением струйки голубого пара, четы-
рехкратное рукопожатие завершилось и круг замкнулся. И круг этот, по
аналогии с многоугольниками, лучше назвать "неправильным", ибо для пра-
вильного круга в нем было слишком много углов. По сути своей непра-
вильный круг внутри сферы неопределенного радиуса - это ли не песнь во
славу грядущей геометрии?
И это не я придумал - заменять в тексте все вхождения слова "ведь" на
"ибо" и начинать каждое предложение с союза "и" - в наивной попытке вер-
нуть прозе безвозвратно утраченную, украденную у нее стихами ритмич-
ность. Это придумал задолго до меня коллективный автор книги, которой
еще до создания был присвоен статус "настольной", хотя на деле она много
чаще оказывается "внутритумбочной" или даже "подкроватной". И пускай
этот коллективный автор, беззастенчиво используя свойство врожденной до-
верчивости человека читающего ко всякому написанному, а тем более - с
легкой подачи Гуттенберга - напечатанному тексту, пытается доказать, что
в начале было слово. И слово это, якобы, было убого. Явная, а главное -
бесполезная ложь. В начале были Творцы. И было их четверо. И через них
все начало быть, что начало быть. Ну, или почти все. Ведь, на самом де-
ле, ни один из них так и не сознался в создании пространства/времени. И
Творцы существовали всегда. По крайней мере - сколько себя помнили.
И все-таки коллективный автор лгал не во всем. Меня всегда поражала
его способность располагать огромные напластования лжи, умело перемежая
их с точно рассчитанной толщины слоями правды. Правды объективной, не
вызывающей сомнения, такой, после которой и ложь некоторое время по
инерции кажется правдивой. И создал дед Землю, и выросла она
большая-пребольшая, и на создание ее вполне могло уйти всего семь дней.
Ведь мы то с вами уже знаем, что все единицы измерения глубоко субъек-
тивны. И в одном коллективный автор был прав бесспорно - элемент убогос-
ти в данном пространстве/времени действительно присутствовал.
