дойти до конца, как делали все остальные. А теперь смотри, что ты
натворил!
- Что я натворил? Ведь я все выяснил! - рявкнул в ответ Вессон. Но
стоило ему смахнуть Говера в сторону, будто паутинку, как боль вдруг
вернулась. Вессон громко застонал, стиснул руками голову и принялся
раскачиваться взад-вперед. Потом нашел в себе силы выпрямиться и пойти
дальше. Боль накатывала теперь высоченными валами - захлестывала и била.
В глазах стоял туман. Сначала лиловый. Потом серый.
Больше он так не может. Что-то должно лопнуть.
Вессон остановился у кровавого пятна на стене и в очередной раз
врезал по нему кулаком - глухой звон разлетелся по всему Первому
сектору.
Назад вернулось еле слышное эхо.
Вессон продолжил свой путь с безумной улыбкой на вялых губах.
Теперь он только следил за временем и ждал. Что-то должно произойти.
Дверной проем столовой вдруг отрастил приступок и подставил ему
подножку. Вессон тяжело рухнул, проскользил по гладкому полу и замер без
движения под лукаво помигивающим автоповаром.
Давление было невыносимо. Звон в ушах заглушал пыхтение автоловара,
а высокие серые стены медленно покачивались...
Да нет же! Раскачивалась вся станция!
Вессон ощутил это всем телом - вот пол чуть отодвинулся, а потом
качнулся обратно.
Страшная боль в голове немного ослабила свою звериную хватку.
Вессон попытался встать.
Вся станция гудела наэлектризованной тишиной. Со второй попытки
Вессон встал и привалился к стене. Автоповар вдруг истерически затрещал.
Хлопнул раздаточный клапан, но на лотке ничего не появилось.
Вессон изо всех сил прислушивался, сам не зная к чему. К чему?
Станция тряслась под ним, отчего и Вессон дергался, будто,
марионетка. Стена крепко хлопала его по спине - то содрогалась, то
затихала. Но вот откуда-то издалека по всей металлической клетке
разнесся долгий и яростный металлический скрежет, что долго вторился и
наконец затих. Воцарилась мертвая тишина.
Станция словно затаила дыхание. Затихли мириады разных щелчков и
шорохов в стенах. По пустым комнатам лампы разливали ослепительный
желтый свет. Воздух недвижно застыл. На пульте управления в гостиной,
будто колдовские огни, светились индикаторные лампочки. Вода в супнице,
брошенной на полу душевой, блестела, как ртуть. Все вокруг словно
чего-то ожидало.
И вот третий удар. Вессон оказался на четвереньках - сотрясение
пересчитывало ему ребра, пока он упирался тупым взглядом в металлический
пол. Заполнивший комнату грохот медленно глох, убегая прочь. Станция
гремела, как пустая консервная банка, а звук сотрясал плиты и
перекрытия, пробегал по всем соединениям, тряс арматуру - бежал и бежал
прочь, слабея... совсем слабея... почти бесшумный... исчез. Снова со
всех сторон давила тишина.
Но вот пол опять больно подскочил под Вессоном - один могучий удар,
потрясший все тело.
Несколькими секундами позже пришло приглушенное эхо этого удара
Сотрясение словно пропутешествовало с одного конца станции на другой.
"В спальню", - мелькнула смутная мысль, и Вессон на четвереньках
пополз по наклонному полу. Миновал дверной проход - и вот наконец
желанная кушетка.
Тут прямо на глазах у Вессона комната взметнулась куда-то вверх -
так, что его тело оказалось целиком впрессовано в упругий блок. Потом
комната так же бешено рухнула вниз. Вессон беспомощно подпрыгивал на
кушетке - руки и ноги летали как бы сами по себе. Потом, после
очередного металлического скрежета, все успокоилось.
Вессон перекатился на бок и приподнялся на локте. Новые бессвязные
мысли: "Воздух... воздух... переходной шлюз". Очередной удар вмял его в
кушетку и окончательно сбил дыхание, а вся комната тем временем нелепо и
страшно плясала у него над головой. Лежа в звенящей тишине и отчаянно
пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, Вессон вдруг почувствовал, как
ледяной холод начинает заполнять комнату... И еще какой-то резкий запах.
"Аммиак!" - вдруг понял Вессон. А вместе с аммиаком и лишенный запаха
гибельный метан.
Отсек проломлен. И теперь сюда из Второго сектора поступает
смертельная для любого человека атмосфера чужака.
Вессон поднялся на ноги. Но очередной удар тут же швырнул его на
пол. Вконец одуревший и избитый, он снова поднялся. Опять бессвязные
мысли: "Переходной шлюз... выбраться-выбраться..."
На полпути к двери вдруг погасло все освещение. Вессону будто
накинули на голову черный мешок. В гостиной уже свирепствовал лютый
холод, а запах, и без того резкий, стал еще острее. Надрывно кашляя,
Вессон заторопился вперед. Пол раскачивался у него под ногами
На пульте управления горели теперь только золотые индикаторы
Глубокие баки наполнились до краев - на месяц раньше срока Вессон
передернулся.
В душевой вовсю текла вода - шипела, брызгала на кафель и с шумом
разбивалась о пластиковую чашу в центре кабинки. Свет мигнул и снова
погас В столовой громко пыхтел и щелкал автоповар. А леденящий ветер
задувал все яростнее - Вессон совсем окоченел от холода. Ему вдруг
почудилось, что он вовсе не высоко-высоко в небе, а глубоко на дне моря
- заперт в стальном пузыре, где все вокруг заливает густая тьма.
Головная боль прошла, будто и не бывало. Вессон понял, что это
значит. А значит это, что там, наверху, громадное тело чужака висит
теперь, будто туша в мясницкой. Единоборство закончилось, смертельный
удар нанесен.
Вессон отчаянно глотнул смрадного воздуха и что было силы завопил:
- Помогите! Чужак мертв! Он разворотил станцию - сюда поступает
метан! Помогите, слышите? Да слышите вы меня или нет?
Молчание. И тут, в удушливом мраке, он вспомнил: "Она уже не может
меня понять. Даже если слышит".
Тогда Вессон испустил из самой утробы какой-то звериный рев и
ощупью выбрался в круговой коридор. За стенами что-то медленно капало и
позвякивало. Под ногами шуршала бумага. Мир наполнился одинокими ночными
звуками. Наконец Вессон наткнулся на ровный металлический изгиб. Вот он,
переходной шлюз.
Всем телом Вессон навалился на проклятую дверцу. Дверца не подалась
ни на миллиметр. Ледяной воздух свистел из щелей, но сама дверца стояла
насмерть.
Скафандр! Ну конечно! Почему же он раньше не вспомнил? Хоть немного
глотнуть свежего воздуха и чуть-чуть отогреть пальцы. Но дверца шкафа со
скафандром тоже не подалась. Наверное, перекосило.
"Вот и все, - отупело подумал Вессон. - Больше наружу никак не
выбраться. Но должен же быть выход..." Он принялся молотить кулаками по
двери, пока руки не повисли как плети. А дверца так и не подалась.
Привалившись спиной к холодному металлу, Вессон глазел на единственный
мерцающий у него над головой огонек сигнальной лампочки.
А в гостиной плясали безумные тени. Книжные листы трепетали и
бились в воздушных потоках. Целыми стаями бешено бросались на стены,
падали, сбивались в кучи и начинали сначала. Другие устремлялись в путь
по внешнему коридору - круг за кругом. Вессон видел, как они яростно
рвутся вперед - призрачный бумажный поток во тьме и безмолвии.
Едкий запах все больше обжигал носоглотку. Задыхаясь, Вессон опять
ощупью пробирался к пульту управления. Потом стал колотить по нему
ладонью и слабо кричать - ему безумно хотелось увидеть Землю.
Но когда маленький квадратик засветился, Вессон увидел лишь мертвое
тело чужака.
Труп неподвижно висел, заполняя собой весь Второй сектор.
Конечности окостенело торчат в разные стороны. Огромные глаза не
выражают ничего. Все для чужака уже кончено - последняя капля
переполнила чашу. А Вессон сумел его пережить...
На считанные минуты.
Мертвая голова словно насмехалась. Откуда-то из глубин памяти вдруг
всплыл чей-то шепот: "Мы могли бы стать братьями..." И Вессону страстно
захотелось в это поверить. Захотелось вернуть все назад и сдаться. Потом
прошло. Словно в смрадном болоте, Вессон бессильно вяз в горестном
"теперь" и со слабым оттенком вызова думал: "Дело сделано. Ненависть
побеждает. Опасаясь повторения случившегося, вы больше не станете
рисковать и прекратите щедрую раздачу. Тогда-то мы вас и возненавидим. И
стоит нам только добраться до звезд..."
Мир оцепенело уходил из-под рук. Вессон чувствовал, как последний
приступ кашля сотрясает его тщедушное тело. Но все это уже было не с ним
- с кем-то другим, кто падал сейчас лицом на пульт и прижимался мертвой
щекой к ледяному металлу.
Последние листы бумаги послушно улеглись на пол. В заполненном
новой атмосферой секторе наступила долгая тишина.
И вдруг:
- Поль! - надрывно позвал голос металлической женщины. - Поль...
Поль... - снова и снова повторяла машина с безнадежностью утраченной,
незнаемой, невозможной любви.
ДЭЙМОН НАЙТ
АНАХРОН
Пер. с англ. М.К. Кондратьев
Тело так и не обнаружили, причем по той простой причине, что
никакого тела там не было.
Казалось бы, логическая несуразица - что в определенном смысле
соответствует истине, - но все же никакого парадокса тут нет.
Случившееся было вполне закономерным и объяснимым, даже хотя это и
могло произойти только с братьями Кастельяри.
Чудаки они, эти братья Кастельяри Сыновья шотландки и
итальянского эмигранта, родившиеся в Англии и получившие образование на
материке, они повсюду были в своей тарелке, но нигде не чувствовали
себя дома.
Тем не менее в зрелом возрасте стали вполне обустроенными людьми.
Эмигранты, подобно отцу Кастельяри, жили на острове Искья, неподалеку
от неаполитанских берегов, во дворце - "кватроченто", роскошный фасад,
облупленные купидоны на стенах, множество крыс, никакого центрального
отопления и никаких соседей.
Братья никуда не выезжали, никто их не навещал, кроме их же
агентов и адвокатов. Никто из них так и не женился. Оба лет в тридцать
отринули мир людей ради внутреннего мира, полного более утонченных и
более долговечных услад. Оба были любителями - фанатичными и заядлыми.
Родились они как бы вне своего времени.
Страсть Питера составляли художественные редкости. Он
коллекционировал неустанно; не будет преувеличением даже сказать -
истово. Коллекционировал так, как другие мужчины охотятся на крупного
зверя. Интересы у Питера были самые разносторонние, и со временем его
приобретения заполнили громадные залы дворца и половину всех подвалов,
картины, статуэтки, эмали, фарфор, стекло, хрусталь, работы по металлу.
Сам он в свои пятьдесят лет был круглым человечком с насмешливыми
глазами и небрежным клочком белесой козлиной бородки.
Гарольд Кастельяри, одаренный брат Питера, был ученым. Ученым-
любителем. Он принадлежал девятнадцатому столетию - подобно тому как
Питер был атавизмом какой-то еще более ранней эпохи. Современная наука
представляет собой дело коллективной работы, причем работы нудной, - а
и то и другое совершенно немыслимо для Кастельяри. Но разум Гарольда
был в своем роде столь же оригинален и остер, что и разум Ньютона или
Франклина. Он выполнил заслужившие уважение работы по физике и
электронике и даже, по настоянию адвоката, оформил несколько патентов.
Вырученные деньги, когда их не поглощали закупки необходимых
инструментов и оборудования, он отдавал брату, который принимал их как
само собой разумеющееся.
В свои пятьдесят три года Гарольд был худощавым пожилым мужчиной,
вялым и меланхоличным по натуре; на верхней губе у него рос аккуратный
заборчик белесых усиков - своеобразная антитеза и частичка сходства,
