- Наконец-то я слышу речь не мальчика, а мужа...
Башня рухнула со стеклянным звоном. Юрка, испустив победный клич,
помчался в свою комнату одеваться. В его личном перечне радостей жизни
семейные прогулки были на первом месте.
Они шли втроем по вечерней улице, в бесшумной метели огней. Юрка,
сосредоточенный и самостоятельный, в центре, Нина чуть впереди, Андрей на
полшага сзади, изредка посматривая на прохожих из-за поднятого воротника.
Привычка поднимать воротник на улице появилась у него недавно. Он
стал мнителен, почему-то панически боялся, что его узнают, будут
приставать с разговорами, с обвинениями или сочувствием.
Как-то Нина, высмеивая этот нелепый страх, предложила ему носить
маску. Но Андрей отнесся к предложению серьезно и, подумав, покачал
головой:
- Человек в маске будет бросаться в глаза...
У Нины сразу пропала охота шутить...
Улица в эти часы была полна народу, но на них никто не обращал
внимания. Многоголовый и многоголосый людской поток упруго тек по
тротуару, разделяясь на ручейки и речки. Начинали работу театры и
кинозалы, клубы и вечерние кафе, спортивные комплексы и центры
самообразования, общественные лаборатории и университетские лектории.
Ручейки и речки текли в беспрерывно вращающиеся двери, но поток на улице
не ослабевал: домоседов за последнее время заметно поубавилось.
С Красноярского моря тянуло теплым влажным ветром. Ветер шуршал в
густых, сплетенных вершинами кронах тополей, звенел в лапах голубых елей,
раскачивал тяжелые веера сибирских пальм. Сверху, из висячих фруктовых
садов, остро пахло лимонами и апельсинами - почему-то фантазия
садоводов-любителей не шла дальше субтропической экзотики. Правда, кое-где
из-за оградительных решеток торчали перья морозостойких кокосов и фиников
вперемежку с традиционными костистыми ранетками и яблонями. Вот уже много
лет Красноярск в августе превращался в сплошную многоэтажную цитрусовую
плантацию.
Над улицей шептались бесконечные мелодические импровизации. Если
закрыть глаза, покажется, что плывешь среди моря и мерные волны,
сталкиваясь, баюкают усталый мозг. Негромкий уличный шум - ветер, голоса,
шорох электромобилей - вбирают акустические раковины на стенах домов и,
пропустив по извилистым каналам, возвращают на улицу тихой, стихийной,
никем не написанной музыкой...
Андрей шел, ни о чем не думая. Даже курить расхотелось. Он жадно
вдыхал настоянный на хвое и лимоне воздух, слушал поющие раковины, ощущал
тепло Юркиной ручонки, которую тот время от времени пытался вытянуть из
отцовской ладони.
Впервые за много дней ему было покойно. Что-то внутри хрустнуло и
сломалось, принеся облегчение. Он вернулся. Вернулся только сейчас,
размягченно и беззаботно принимая будни Земли. Вернулся прямо в этот
деловито спокойный вечер, к жене и сыну, к этой пестрой толпе - от
мятежных звездных костров, от нечеловеческого напряжения воли и мысли - к
тишине... Забыть и не думать.
Андрей опустил воротник. Это потребовало некоторого душевного усилия,
но он снял невидимый гермошлем, отделявший его от земной обыденности.
Он принял Землю.
Нина, кажется, заметила, но ничего не сказала.
Они вышли к Енисею. По набережной, залитой ровным белым сиянием
ртутных светильников, гуляли редкие пары. Ворчливо била в бетон волна. С
острова Отдыха долетал единый многотысячный вздох - на стадионе шел
футбольный матч.
- Нина... - начал Андрей.
Надо сказать, что он вернулся. Совсем. Что он не будет больше мучить
и ее и себя. Что звезды погасли. Насовсем. Что нет ничего лучше Земли, рук
жены, улыбки сына. Что...
- Нина...
Она обернулась медленно, явно догадываясь, что он скажет, но -
странно! - в ее лице растерянность, и ожидание, и нет радости...
- Папа, папа! Смотри, шар!
Над Енисеем, гулко разнесенные по сторонам, зазвучали торжественные
всплески челесты. Стены домов многократно отразили мелодию позывных, и
весь город повторил без слов: "Ши-ро-ка стра-на моя род-ная..."
Над островом Отдыха поднялась в небо вторая луна - матово-белый шар,
зонд Службы Срочной Информации. Зонд превратился в туманное облако, в
котором возникло лицо диктора.
- Передаем срочное сообщение, передаем срочное сообщение...
- В шарике - дядя! В шарике - дядя. Смотри, мама, дядя!
- Тише, Юрочка...
Замерли пары на набережной. Остановился матч. Футболисты, забыв о
мяче, смотрели в небо. Прекратилось движение на улицах. Потоки людей и
машин слились, смешались, застыли.
Город смотрел в небо.
И по всей стране, по всей Земле - там, где была глухая полночь, и
там, где гудел полдень, - люди смотрели в небо, на лунно-белые шары.
- Только что получена менгограмма с космического корабля "Королев".
Как известно, сверхсветовой экспедиционный звездолет "Королев" стартовал
около года назад к системе двойной звезды 8А Лебедя с целью проверки
результатов эксперимента, поставленного советским космобиологом Андреем
Савиным...
- Пап, это о тебе!
- Тише, Юрочка...
- Как сообщает научный руководитель экспедиции академик Медведев,
эксперимент увенчался успехом. Земные микроорганизмы не только прижились в
необычных условиях кристаллической планеты Прометей, но и целой серией
взрывоподобных мутаций за очень короткий срок создали мощную биосферу...
Андрей стоял, слегка нагнув голову, широко расставив ноги, словно на
палубе корабля. Диктор говорил еще что-то, и Нина видела, как из
безвольного, припухшего, с нездоровыми мешками у глаз лица проступало
другое лицо - резче очерчивался подбородок, набухали желваки, глубокая
морщина пересекла лоб, и глаза, минуту назад смотревшие темно и покорно,
осветились каким-то внутренним светом, словно окна дома, в который
вернулся хозяин.
- Дешифровка продолжается. Менгоцентр любезно предоставил в
распоряжение СИСа часть восстановленной передачи. Слушайте! С вами говорит
планета Прометей!
По шару промчались полосы, замысловатые зигзаги, рассыпались и
погасли искры, и вот из этой сумятицы помех, из непостижимых разумом
расстояний, сквозь треск горящих галактик и гул радиоактивных ливней,
скорее угадываемый, чем видимый, кричал Медведев:
- ...необходимо продолжать и продолжать беспрерывно... необходима
постоянная биостанция кон... айте Савину... самые... ические
предположения... действительность... невероятно... озеро начало
функционировать... ты... ужен...
Раскатистый громоподобный грохот заглушил передачу, и на какой-то
момент зонд превратился в шаровую молнию. Потом все погасло и стихло, и
снова возник бесстрастный диктор:
- Мы передавали менгограмму с космического корабля "Королев".
"Ты... ужен..." Как просто, нужен - и все! А что, если он здесь тоже
нужен? Хотя бы вот этим двум людям, что идут с ним рядом. Даже Юрка
примолк и погрустнел. А на Нине лица нет. Как все нелепо... Он только что
решил все окончательно, собирался сказать... И на тебе! Снова...
"Нужен, - продолжал он, сидя в уютном домашнем кресле. - Теперь
нужен. Когда эксперимент удался. А тогда... Тогда верил только он один.
Кстати, Медведев тоже голосовал за лишение звания... А теперь нужен!
Неправда, - оборвал сам себя Андрей. - Все это неправда!" Вместе с
ним верили ребята. И Медведев верил. И другие - незнакомые. Иначе не было
бы экспедиции. Ничего бы не было. И он, "гениальный одиночка",
действительно никому не был нужен. Просто теперь, после удачи, в нем
заговорило запоздалое самолюбие. Ну-ка скажи откровенно, Савин, ты-то
верил на все сто процентов, что гипотеза подтвердится? Молчишь? То-то...
В конце концов, все это пустая нервотрепка. Ведь Медведев должен
понимать - космос Андрею заказан. Совет не отменит своего решения, потому
что оно принято правильно.
Победителей тоже судят. И крепко судят. Если они виноваты. Иначе и
быть не может.
Утро вечера мудренее...
Андрей встал с кресла, потянулся. Глянул на часы. Три часа - уже
утро...
Он выключил свет. Оконный проем заметно голубел в темноте.
"Озеро начало функционировать..." Что это может значить?
Неожиданно за спиной тревожно замигала лампа вызова: Андрей еще
вечером выключил звуковой сигнал видеофона, чтобы случайный звонок не
разбудил Нину с Юркой.
На экране, потирая воспаленные красные глаза, появился Микаэлян.
- Простите за ночной звонок, Андрей Ильич... Я знал, что вы не
спите... Вы видели передачу с "Королева"?
- Да, Манук Георгиевич, видел.
- Поздравляю вас с победой. И от себя лично, и от имени Совета. И
особо от Штейнкопфа. Он просил.
- Спасибо. Передайте Штейнкопфу, что я... я не знаю, что полагается
говорить в таких случаях...
Микаэлян слегка раздвинул в улыбке толстые губы.
- В таких случаях, дорогой, лучше ничего не говорить... Но я вам
позвонил, сами понимаете, не ради поздравлений. Дело в том... Сейчас
только кончилось срочное заседание Совета. Из-за помех в менгограмме
Медведева много неясного. Ясно только, что на Прометее происходит что-то
из ряда вон выходящее. Медведев настаивает на немедленной организации
постоянной биостанции. В принципе вопрос решен. Где-то через неделю, не
позже, мы пошлем на Прометей оборудование, монтажников и дополнительную
группу биологов. Послезавтра после полудня... то есть для вас уже завтра
состоится отбор конкретных кандидатур. Кстати, что может значить "озеро
начало функционировать"?
- Понятия не имею. Сам все время думаю... Был у нас с Медведевым один
разговор... Но это слишком невероятно.
- Да, задачка... Так вы прилетите завтра в Москву?
- Простите, но зачем?..
- Я же сказал: будет отбор конкретных кандидатур. Или вы охладели к
Прометею? Да, ведь у вас сын... Конечно, конечно...
- Я не о том, - очень тихо сказал Андрей. - Ведь решение Совета...
- Вах! - Микаэлян сразу ожил, просиял. - Конечно, дорогой, решение
Совета остается в силе! Но ведь, кроме космонавтов, на звездолетах бывают
и пассажиры!
Андрей смотрел на погасший экран и думал, думал, обхватив руками
плечи. Часы негромко выщелкивали торопливые секунды, медленные минуты...
В кают-компании тонко пахло сиренью. Традиционная веточка сирени -
последний подарок Земли - за полгода превратилась в целый сиреневый куст.
И неожиданно зацвела...
Андрей обернулся.
Сзади стояла Нина.
От нее пахло сиренью, и Андрей не сразу сообразил, что это духи.
Он шагнул к жене, взял ее за руки.
- Нина, милая...
- Не надо. Я все слышала. Я все понимаю. Ты там нужен...
