удваивается и сам себя контролирует. Он безраздельно распределяет в
каждодневном опыте заимствование знаний, которыми владеет и которые делает
одновременно и точкой накопления и центром распространения.
В нем медицинское пространство совпадает с социальным, или скорее его
пересекает и полностью в него погружается. Начинает постигаться обобщенное
присутствие врачей, чьи пересекающиеся взгляды образуют сеть и осуществляют
во всех точках пространства и в каждый момент времени постоянное, лабильное
и дифференцированное наблюдение. Ставится про-
_____________
1 Mathieu Geraud, loc.cit., p. 65.
62
блема внедрения врачей на местах', поддерживается статистический
контроль здоровья благодаря регистрации рождений и смертей (которые должны
включать отметки о болезнях, образе жизни, причине смерти, придающих таким
образом патологии гражданский статус). Требуется, чтобы реформа детально
обосновывалась ревизионным советом, чтобы, наконец, была установлена
медицинская топография каждого из департаментов "с тщательным обзором по
регионам, местам обитания, популяции, преобладающим страстям, типам одежды,
атмосферному составу, плодами земли, временем их созревания и сбора урожая,
также как и физического и нравственного воспитания местных обывателей"2, и,
если внедрение врачей оказывается недостаточным, требуется, чтобы сознание
каждого индивида было медицински бдительным. Необходимо, чтобы каждый
гражданин признал бы необходимые и возможные медицинские знания, и каждый
практикующий врач должен удвоите свою активность по наблюдению за ролью
просвещения, ибо лучший способ избегнуть распространения болезней -- это еще
более распространить медицинские знания3. Место, где формируется знание --
это уже не патологический сад, где Бог распределяет типы, это обобщенное
медицинское сознание, распространенное во времени и пространстве, открытое и
подвижное, связанное с каждым индивидуальным существованием и коллективной
жизнью народа, всегда настороженное в
__________________
1 Cf. N.-L. Lespagnol, Projet d'etablir trois medecins par district
pour le soulangement des gens de la campagne (Charlevill, 1790); Royer,
Bienfaisance medical et projet financier (Provins, an IX).
2 J.-B. Demangeon, Des moyens deperfectionner la medicine
(Paris, an VII), p. 5--9; cf. Audin Rouviere, Essai sur la topographie
physique et medicale de Paris (Paris, an II).
3 Bacher, De la medecine consideree politiquement (Paris, an
XI), p. 38.
63
областях неопределенных или неверных, скрывающих в самых разнообразных
аспектах свою целостную форму.
В годы, предшествовавшие Революции и непосредственно следовавшие за
ней, можно было наблюдать рождение двух великих мифов, темы которых полярны:
миф национализированной медицинской профессии, организованной по
клерикальному типу, внедренной на уровне здоровья и тела, с властью,
подобной власти клириков над душами, и миф об исчезновении болезней в
обществе, восстанавливающем свое исходное здоровье, где не будет потрясений
и страстей. Противоречие проявлялось в двух схематизациях, не дававших
реализоваться иллюзии: и одна, и другая из этих галлюцинаторных фигур
выражали черное и белое одного и того же рисунка медицинского опыта. Две
изоморфных мечты: одна позитивно рассказывающая о строгой, воинственной и
догматической медикализации общества с помощью квази-религиозной конверсии и
внедрения терапевтического клира; другая, трактующая ту же медикализацию, но
в победоносном и негативном стиле, то есть как сублимацию болезни в
исправленной, организованной и постоянно наблюдаемой среде, где в конце
концов медицина исчезнет вместе со своим объектом и основанием
существования.
Один из прожектеров начала революции -- Сабаро де Л'Аверньер -- видел в
священниках и врачах естественных наследников двух наиболее явных миссий
Церкви: утешения душ и облегчения страданий и, таким образом, необходимо,
чтобы церковное достояние высшего духовенства было конфисковано с тем, чтобы
вернуть его использование к истокам и отдать народу, который единственный
знает собственные духовные и материальные нужды, а доходы были бы разделе-
64
ны между приходским кюре и врачами в равных долях. Не являются ли врачи
духовниками тела? "Душа не должна рассматриваться отдельно от одушевленного
тела, и если верховные служители священного престола почитаются и чувствуют
со стороны государства надлежащее уважение, необходимо, чтобы те, кто
занимается вашим здоровьем, также получали содержание, достаточное для того,
чтобы быть сытыми и оказывать вам помощь. Они -- ангелы-хранители
целостности ваших способностей и ваших чувств"1. Врач не будет более
требовать гонорара у тех, кого он лечит; помощь больным будет бесплатной и
обязательной -- народ обеспечит это как одну из своих священных задач, а
врач при этом не более, чем инструмент2. По окончании своего обучения
молодой врач будет занимать пост не по своему выбору, а назначаться в
соответствии с потребностями или вакансиями, в основном в сельскую
местность, и когда он приобретет опыт, то сможет претендовать на более
ответственное и высокооплачиваемое место. Он должен будет предоставлять
отчет по инстанциям о своей деятельности и отвечать за свои ошибки. Став
публичной и некорыстной контролируемой деятельностью, медицина должна
бесконечно самосовершенствоваться, она соединится в утешении физических
страданий со старым духовным предназначением Церкви, будучи сформированной в
виде ее светской кальки. И армии священников, которые заботились о спасении
души, станет соответствовать такая же армия врачей, которые будут заниматься
телесным здоровьем.
_______________
1 Sabarot de L'Averniere, Vue de Legislation medicale adressee aux
Etats generaux (1789), p. 3.
2 У Menuret, Essai sur le moyen de former de bans medecins
(Paris, 1791), можно найти идею о финансировании медицины из церковных
доходов, но лишь в том случае, когда речь шла о нуждающихся.
65
Другой миф происходит из исторической рефлексии, доведенной до предела.
Связанные с условиями существования и индивидуальным образом жизни, болезни
варьируют вместе с эпохой и средой. В Средние века, в эпоху войн и голода,
болезни проявлялись страхом и истощением (апоплексии, истощающие лихорадки),
но в XVI--XVII веках, когда ослабло чувство Родины и обязанностей по
отношению к ней, эгоизм обратился на себя, появилось стремление к роскоши и
чревоугодию (венерические болезни, закупорки внутренних органов и крови). В
XVIII веке начались поиски удовольствий через воображение, когда полюбили
театры, книги, возбуждались бесплодными беседами, ночами бодрствовали, а
днем спали -- отсюда истерии, ипохондрия и нервные болезни1. Народы, живущие
без войн, без жестоких страстей, без праздности, не знают этих зол. В
особенности это касается наций, не знающих ни тирании, которой богатство
подвергает нищету, ни злоупотреблений, которым оно предается. Богатые? -- "В
достатке и среди удовольствий жизни, их раздражительная гордость, их горькая
досада, их злоупотребления и эксцессы, презрение всех принципов делают их
жертвами всех видов недуга; к тому же их лица покрываются морщинами, волосы
седеют, их косят преждевременные болезни"2. Когда бедные послушны деспотизму
богатых и их властителей, они знают лишь налоги, доводящие их до нищеты,
голод, выгодный спекулянтам, недород, располагают жилищами, принуждающими их
"совершенно не заботиться об умножении семьи или лишь грустно зачинать
слабых и несчастных существ" .
_____________
1 Maret, Memoir оu on cherche a determiner queue influence les
nweurs ont sur le sante (Amiens, 1771).
2 Lanthenas, De 1'inftuance de la libeite sur la same (Paris,
1792), p. 8.
3 Ibid, p. 4.
66
Итак, первая задача медицины -- политическая. Борьба против болезней
должна начинаться как война против плохого правительства. Человек может быть
полностью и окончательно вылечен, лишь если он сначала будет освобожден:
"Кто же должен разоблачать перед человеческим родом тиранов, как не
врачи, с их уникальным знанием человека. Они постоянно находятся среди
бедных и богатых, среди граждан и среди власть имущих, под соломой и
лепниной, созерцая человеческую нищету, не имеющую других причин, нежели
тирания и рабство"1. Чтобы быть политически эффективной, медицина не должна
быть необходимой только для лечения, и в свободном наконец обществе, где
неравенство исчезнет и воцарится согласие, врачу достанется лишь одна
преходящая роль: дать законодателю и гражданину советы, чтобы привести в
равновесие душу и тело. Не будет более нужды ни в академиях, ни в больницах:
"Простые диетические правила, воспитывая граждан в умеренности, в
особенности обучая молодых людей удовольствиям, которые дает суровая жизнь,
заставляя дорожить самой строгой дисциплиной на флоте и в армии,
предотвратят болезни, сократят расходы и дадут новые средства... для самых
великих и трудных предприятий". Мало-помалу в этом новом городе, совершенно
преданном счастью собственного здоровья, лик врача сотрется, едва оставив в
глубине людской памяти воспоминания о временах королей и того состояния,
когда они были обнищавшими и больными рабами.
Все это не более, чем мечты; сновидения о праздничном городе, о
человечестве на открытом воздухе, где молодость обнажена, и где старость не
знает зимы; символ, близкий античной эпохе, к которому примешана тема
природы, и где
_______________
1 Ibid., p. 8.
67
собрались бы самые ранние формы истины. Все эти истины будут вскоре
отброшены1.
И, тем не менее, они сыграли важную роль: связывая медицину с судьбами
государств, они проявили ее позитивное значение. Вместо того, чтобы
оставаться тем, чем она была, "сухим и тоскливым анализом миллионов
недугов", сомнительным отрицанием негатива, она достигает решения прекрасной
задачи внедрения в человеческую жизнь позитивных фигур здоровья, целомудрия
и счастья: перемежать работу празднествами, превозносить разумные страсти,
надзирать за чтением и за нравственностью спектаклей, следить за тем, чтобы
браки заключались не из одной только выгоды или преходящего увлечения, но
основываться на единственном жестком условии счастья, которое служит пользе
государства2.
Медицина не должна больше быть лишь корпусом техник врачевания и
необходимых умений; она станет развиваться также как знание о здоровом
человеке, то есть одновременно об опыте не больного человека и
определении идеального человека. В управлении человеческим
существованием она занимает нормативное положение, авторизуя не только
простое распространение советов о мудрой жизни, но оправдывая его для
управления физическими и моральными связями индивида и общества, в котором
он живет. Она располагается в этой пограничной зоне, но для нового
независимого человека -- в зоне некого органического, размеренного счастья
без страстей и напряжения. Она с полным правом вступает в общение с
____________
1 Ланфенаса, жирондиста, включенного 2 июля 1793 года в проскрипционные
списки, а затем вычеркнутого, Марат характеризовал как "скудного умом".
Cf.Mathiez, La Revolution francaise (Paris, 1945), t. II, р. 221.
2 Cf. Ganne, De I 'homme physique et moral, ou recherches sur les
moyens de rendre l'homme plus sage (Strasbourg, 1791).
68
