- Мой Бог! - сказал Клим.
- Что за черт? - воскликнула Ника.
Они оба кинулись к окну и увидели в тумане трехмачтовое судно.
Распустив все паруса, улавливая чуть заметный предзакатный ветерок, оно
медленно разворачивалось бортом. В черном отверстии орудийного порта
мелькнула вспышка пламени, вылетел клубок дыма, вместе с грохотом донесся
нарастающий свист и опять прошел над самой палубой. Ника невольно пригнула
голову.
- Стреляют в нас! - крикнул Клим. - Подожди меня здесь.
Он выскочил из каюты и не успел закрыть дверь, как Пика услышала
грохот третьего выстрела.
"Аркебуза" вздрогнула от тяжелого удара.
Дверь каюты захлопнулась, затрещала, как будто снаружи на нее
навалилось что-то тяжелое.
3
Ника тоже кинулась к двери, запнулась за табурет, больно ушибла ногу,
чертыхнулась.
Дверь не открывалась.
Мягкое и тяжелое, навалившееся со стороны коридора, мешало двери
открыться. Ника сильно нажала плечом... и увидела Клима.
Щека его была в крови. Он стоял, подогнув колени, цепляясь слабеющими
пальцами за косяк. И прежде чем Ника успела протянуть руку, он упал
ничком, голова его глухо ударилась о порог.
В коридоре торчали разбитые доски переборки. Это была каюта капитана,
третье ядро пробило борт "Аркебузы" и каюту насквозь.
Несколько секунд Ника оторопело стояла и только смотрела на Клима,
лежащего у ее ног. Он лежал так неловко, так мертвенно-неподвижно, что ей
было страшно к нему прикоснуться. У нее даже перехватило дыхание. Случись
это в нормальной жизни, она бы, наверное, заревела, заплакала от испуга и
отчаяния.
Но сейчас ее страх быстро прошел.
Ника подхватила Клима под мышки, затащила в каюту. Ноги его
скользнули, цепляясь носками туфель, через порог. Она с усилием завалила
тяжелого, бессильно свисающего с ее рук Клима на лежанку. Развернула лицом
вверх, пригляделась. Кровь сочилась из небольшой ссадины на виске, щека
начала заметно синеть и опухать, но других ранений Ника не обнаружила.
Расстегнула куртку, прижалась ухом. Сердце билось, хотя и слабо, но
успокаивающе ровно и надежно. Видимо, Клима просто ударило выбитой доской
по голове, оглушило, и он потерял сознание.
Она сдернула с окна занавеску, острием шпаги распорола ее на полосы,
смочила водой из кувшина. Обтерла Климу лицо. Плеснула на матерчатые
полосы воды, свернула их в несколько слоев, положила на лоб. Погладила по
щеке. Больше она уже ничего сделать не могла.
"Рому бы ему сейчас глоток!".
Но выходить из каюты Ника не решилась. На палубе было тревожно,
слышались крики, беготня - там явно не до нее.
Она опять выглянула в окно и увидела подходящий к "Аркебузе" большой
шестивесельный баркас с вооруженными людьми.
У них были тяжелые сабли-тесаки, неуклюжие широкоствольные ружья -
"мушкеты" - вспомнила она, и тут же вспомнила и "мушкетную пулю", о
которой говорил еще на яхте Клим.
Неужели пираты? Вот, только их и не хватало!
Баркас подошел вплотную к "Аркебузе". Гребцы подняли весла, уложили
их вдоль бортов баркаса. На носу поднялся и выпрямился во весь рост
человек в плюшевой куртке, надетой поверх белой элегантной, как отметила
Ника, рубашки. На черноволосой голове - лихо сдвинутая на ухо, как
армейская пилотка, кожаная шляпа колпачком, с загнутыми узкими полями и
торчащим сбоку перышком, что делало владельца похожим на экранного Робин
Гуда. Его быстрые ястребиные глаза скользнули по борту... и заметили Нику.
Она тут же отодвинулась от окна и пожалела, что не сообразила сделать
этого раньше.
Хозяин шляпки - несомненно, командир вражеского десанта, и то, что он
заметил ее, Нику, ни к чему хорошему привести не могло. Даже случись такое
в двадцатом веке, а уж тут, в семнадцатом, - тем более. Невольно
вспомнилась лихая песенка из романа Джека Лондона:
Наши будут груз и бабы,
Остальное все на дно!..
Вот так - "груз и бабы..."
Послышались беспорядочные звуки, топот тяжелых башмаков, железное
лязганье, решительные возгласы.
Похоже, корабль захватили испанцы. Но выстрелов больше не было - и то
хорошо! Ника подошла к дверям каюты, задвижки не было, только маленький
крючок, чтобы дверь не открывалась во время качки. Ника не стала даже
закрываться, от посещения визитера крючок не спасет.
А в том, что визит последует, она не сомневалась.
Ника вернулась к Климу, сменила компресс. Клим чуть вздрогнул, когда
она приложила мокрую холодную ткань к его голове, сказал что-то тихо и
неясно. Она опять погладила его по здоровой щеке.
- Ничего, лежи спокойно. Говорят, если человек от удара по голове не
умер сразу, значит, будет жить. Все будет хорошо.
Клим ее вряд ли слышал. Ника успокаивала сама себя. По правде говоря,
хорошего впереди было мало. И она, и Клим, как и весь экипаж "Аркебузы",
во власти захватчиков, которыми командует этот "Робин Гуд" с ястребиными
глазами, и вряд ли можно ожидать от него чего-то доброго.
И прежде всего ей...
Но сейчас Ника подивилась тому, как она без особой тревоги ожидает
дальнейшего развития событий. Попади она в подобную переделку в двадцатом
веке, чувствовала бы себя куда более тревожно. А здесь, сейчас - почти
спокойна. Нет, что там ни говори, а ее прапрапредки обладали все-таки
крепким характером!
Беготня и суматоха на палубе утихли.
Ника достала завалившуюся за кровать шпагу, поставила ее поближе, у
изголовья. Пододвинула к лежанке табуретку, присела, сложив руки на
коленях, стала поглядывать на дверь, пожалуй, больше с любопытством,
нежели со страхом.
И вот в коридоре послышались шаги. Кто-то запнулся за выломанные
доски переборки, и в звучном восклицании Пика уловила явно испанские
интонации. Потом дверь открылась, не постепенно, а сразу, настежь, на
пороге появился тот самый, кого Ника ждала, - человек с перышком на шляпе.
Шпаги при нем не было. Куртка была расстегнута, из-за широкого
матерчатого пояса картинно торчала изогнутая рукоятка пистолета с
серебряной чеканкой.
Мужской наряд Ники, видимо, привел его сначала в некоторое
недоумение, но потом он внимательнее пригляделся к ее лицу, что-то
спросил, видимо, по-испански.
Ника отрицательно покачала головой.
- Инглиш, - сказала она.
Тогда он вышел в коридор, тут же вернулся в сопровождении маленького
рыженького матросика, явно скандинавского происхождения. Это оказался
переводчик, и по-английски он говорил куда свободнее, нежели Ника.
Он и представил своего хозяина:
- Сеньор Оливарес - старший помощник капитана испанского фрегата
"Санта".
Ника в ответ повторила легенду, придуманную Климом.
Она продолжала сидеть. Отвечала спокойно и без робости, пока сеньор
Оливарес разглядывал ее внимательно.
- Мой брат ранен вашим ядром, - сказала она. - Почему вы стреляли по
безоружному кораблю?
Рыженький переводчик не без некоторого колебания перевел сеньору
помощнику ее вопрос. Сеньор Оливарес ничего не сказал в ответ. Он
по-прежнему разглядывал Нику, и понять его взгляд ей было уже нетрудно -
тут мало что изменилось за прошедшие три столетия. Так же, не сказав ни
слова, он круто развернулся на каблуках и вышел из каюты вместе с
переводчиком.
Ника поправила повязку на голове Клима.
Пожалуй, это хорошо, что он лежит и ничего не слышит. Сеньор
Оливарес, похоже по всему, вскорости заявится сюда. Вмешательство Клима -
а он, конечно, не останется в стороне - здесь ни к чему хорошему не
приведет...
Конечно, она должна сама выяснить отношения с сеньором Оливаресом!
Она не должна забывать ни про рану дона Мигеля, ни про мушкетную пулю.
Надо отнестись ко всему с полной серьезностью, не делая каких-либо скидок
на иллюзорность суровой действительности.
В это время за бортом послышался легкий стук, и в окошко просунулась
бородатая голова помощника капитана, каюту которого сейчас занимала Ника.
Он опасливо покосился вверх, на палубу, на дверь каюты, потом подозвал ее
движением пальца.
Ника подбежала к окну и увидела возле борта баркас, переполненный
матросами "Аркебузы".
По-английски помощник капитана говорил плохо, но понять его было
нетрудно.
- Мисс, это испанский капер, похоже. Они захватили "Аркебузу" как
приз. Капитана убило ядром, упокой, Господь, его душу. Нас всех ссадили в
эту шлюпку, мы поплывем на Кубу. Здесь миль сорок, если волны не будет -
доберемся. Полезайте к нам, мисс, мы спрячем вас в лодке.
- Нет, - отказалась Ника. - У меня ранен брат, он не может двигаться.
- Подумайте, мисс! Это настоящие пираты. Мы не можем захватить вашего
брата - шлюпка переполнена, вы сами видите. Ваш брат - англичанин, испанцы
ему ничего не сделают. А вам может быть плохо, понимаете?
Ника понимала, но отрицательно покачала головой.
Сверху раздался окрик. Помощник капитана поспешно спустился в лодку.
- Да поможет вам Бог! - сказал он.
Ника вернулась на лежанку, прислушиваясь к звукам, доносившимся с
палубы. Где-то на корме послышался дробный топот, похожий на пляску,
хриплые голоса затянули нестройно что-то похожее на песню, очевидно,
захватчики добрались до винных запасов "Аркебузы".
"Не сломали бы кресло!"
В дверь вежливо постучали.
4
Конечно, это был не сеньор Оливарес, тот вошел бы без стука.
- Плиз! - сказала Ника.
Осторожно оглядываясь, в дверь быстренько прошмыгнул рыженький
переводчик. Он принес глиняную чашку, накрытую салфеткой, и бутылку,
поставил все, на стол. Еще раз оглянулся на дверь.
- Покушайте, мисс!
Ника не успела его поблагодарить, как в дверях опять появился сеньор
Оливарес. Он только взглянул в сторону матроса, и тот бочком выскользнул
из каюты.
Оливарес по-хозяйски закрыл дверь на крючок.
Так, значит!.. Ника настороженно поднялась с лежанки. Ощущение
опасности скользнуло холодком в сознании.
Сеньор Оливарес подошел ближе, и Ника уловила запах: "Все тот же ром,
добрый ямайский ром!" Оливарес стоял слишком близко, она чуть отступила.
За его поясом по-прежнему торчала рукоятка пистолета. Ника подумала, что
могла бы легко выдернуть пистолет, но пока решила этого не делать.
Сеньор Оливарес медленно протянул руку, положила ей на плечо.
Движение было мягким, совсем не угрожающим. Ника не шевельнулась, и тогда
он властно притянул ее к себе.
Она ожидала, что он собирается ее поцеловать, - насколько ей было
известно, мужчины в таких обстоятельствах обычно начинают с этого. Но
сеньор Оливарес придерживался других методов обращения с женщинами - его
рука грубо скользнула за воротник ее рубашки.
Тогда Ника отклонилась назад, и это помогло ей как следует
размахнуться.
Она никому и никогда еще не давала пощечин и видела, как это
делается, только в кино. Но рука у нее была крепкая, тренированная на
шпаге, - словом, пощечина получилась классически звучная, а сеньор
Оливарес такого отпора, видимо, не ожидал, он даже покачнулся, переступил
с ноги на ногу и отступил на шаг.
Чтобы иметь свободу для действий и не чувствовать себя "прижатой к
канату". Ника скользнула к окну. Теперь между нею и сеньором Оливаресом
находился ящик, который заменял вторую табуретку в каюте. Окно было
большим, в крайнем случае можно в него выскочить. Можно дотянуться и до
шпаги, словом, как считала Ника, продолжений у нее достаточно. И хотя она
внимательно следила за Оливаресом, краем глаза успела взглянуть в окно и
