след плиты на песке. Он быстро светлел - песок впитывал воду, выжатую
весом корабля на поверхность. Та-ших-х!.. Округлое, плоское, радужнее тело
вырвалось из-под плиты и унеслось в зенит. Наверху громко хлопнуло,
мелькнул клочок голубого неба, и пелена, одевающая зону, опять закрылась.
А корабль уже стоял на месте. Через две-три секунды все повторилось:
корабль приподнимается, вылетает радужная штука, корабль опускается. Когда
унеслась с шипением третья штука, Киселев закрыл глаза и прислушался.
Доложил:
- Расчетчик еще думает, Линия восемнадцать.
Тот важно ответил:
- Добро! Пока с этим побеседуем, м-да... - и показал на меня.
- Мальчик, встань! - приказал Киселев.
- Ну, чего? - проворчал я и уселся, поджав ноги.
Они вдвоем сидели на опоре корабля, а я - на кочке, в пяти-шести
шагах от них.
Седой заговорил наставительно:
- Расчетчик обдумал твою судьбу. Решил тебя помиловать, м-да...
Будешь находиться здесь. Чуть не то - сожжем. Понял?
Я промолчал. Седой грузно наклонился ко мне:
- Вот что, Алексей. Где ты бросил оружие? Ты не притворяйся, дельце
нехитрое! Будешь запираться - подсадим к тебе Десантника. И он за тебя все
и скажет, так уж лучше ты сам, оправдывай оказанное доверие.
- А я не просился к вам в доверенные...
Почему-то они остались очень довольны моим ответом. Загоготали.
Киселев сказал одобрительно насчет моей психики. И опять мелькнуло слово
"комонс", которое я уже слышал, пока лежал во мху. Гитарист сказал, что
вроде не комонс, а кто-то другой. Я тоже попытался улыбнуться. Лихо
сплюнул на песок, будто очень польщен их разговором, только не хочу
показывать вида. А на деле я внезапно понял, что они могли подсадить в
меня "копию" _н_а_с_о_в_с_е_м_. Раньше я об этом не думал. Не верил. Ну,
вы знаете, как не веришь, что помрешь, хотя все люди умирают...
Я опять сплюнул и ровно в ту секунду, когда было нужно, сказал:
- Оружие ваше я потерял здесь, неподалеку.
Мне ответил седой:
- М-да. Девятиугольник видел, как ты с ним бегал. Где точно?
- Не заметил. - Я пожал плечами. - Набегался я здесь, знаете. Должно
быть, рядом, у прохода.
- И это знаем...
- Зачем же спрашиваете, если знаете?
Они еще раз переглянулись. Поверили, что я говорю правду.
Я в самом деле только малость соврал. Я помнил куст, под которым
остался лежать бластер в коричневом чехле для чертежей. У самого прохода.
Как его не нашли, если уж взялись искать?
Самолет прогудел еще раз. Теперь он прошел несколько в стороне. Эти
двое ухом не повели, будто так и надо. Седой пробормотал: "Расчетчик" - и
прикрыл глаза. Потом Киселев приподнял его и отвел от корабля. При этом на
руке седого блеснули часы. Я разглядел стрелки - без двадцати семь. Прошло
минут пятнадцать с начала нашего разговора. То есть оставалось восемьдесят
минут до момента, в который им "придется драться".
Я сделал бессмысленное лицо и спросил:
- Федор, а Федор... Что будет в восемь часов?
- Цыть! Схлопочешь ты у меня конфетку...
Седой открыл глаза и скомандовал:
- Еще один вертолет садится у совхоза! А ну, видеосвязь!
ПОЛКОВНИК ГАНИН
Федор подбежал к кораблю, взмахнул рукой, и в зеленой тусклой
поверхности, в метре от земли, открылся круглый люк. Бесшумно, как большой
круглый глаз с круглым коричневым зрачком, только зрачка этого сначала не
было, а потом он выплыл из темноты и, покачиваясь, остановился посреди
"глаза". Я попятился, споткнулся о кочку, а Десантники, наоборот,
придвинулись к кораблю и наклонились, всматриваясь.
В зрачке что-то вертелось, мигало... Вертолетный винт, вот оно что! В
люке корабля покачивался телевизионный экран странного красно-коричневого
цвета. На нем очень отчетливо виднелся маленький вертолетик - красная
звезда казалась черной, - и между головами Десантников я видел на экране,
как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек. Телевизор мигнул и
показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке.
- Полковник Ганин, из округа. Не иначе, парламентер, - определил
седой. - Дай звук.
От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился за
сердце и пробормотал:
- Здесь красивая местность.
Парламентер? Военный посол, похоже?.. Только он уже не был
парламентером - в него подсадили Мыслящего. Он улыбнулся и спросил:
- Ты Линия шесть?
Другой голос сказал:
- Я Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают.
Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:
- Послан с ультиматумом. С момента приземления вертолета нам дается
шестьдесят минут на эвакуацию. Гарантируется безопасность летательных
средств в пределах запрошенного нами взлетного коридора.
- После срока ультиматума?
- Ядерная атака.
- Это не блеф?
- Не могу знать. Скорее всего, нет. Настроение подавленное. Вокруг
района разворачивается авиадесантная дивизия. Придана часть радиационной
защиты.
- Откуда они имеют информацию?
- Получили радиограмму с телескопа.
Седой сказал Киселеву:
- Вот тебе твой Портнов...
Голос за экраном спрашивал:
- О времени сигнала они имеют информацию?
Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.
- Твое личное мнение о плане действий?
- Потребовать девяносто минут на эвакуацию. Навести корабли на
Москву, Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Париж, на все ядерные штабы.
Десантный корабль увести демонстративно, сообщив им координаты взлетного
коридора. Оставить резидентов, конечно. Все.
- Мы успеем дать наводку за пятьдесят пять минут.
- Они согласятся на девяносто. Совет? Брякающий, неживой голос
прокричал:
- Трем разрядам совет! К Расчетчику!
Я видел, как у седого и гитариста опустились плечи, экран потемнел, у
меня сильно, больно колотилось сердце и онемело лицо. Потом седой сказал:
- Так, правильное решение! - И экран опять осветился.
СОРВАЛОСЬ
Я придвинулся ближе. Федор и седой стояли немного поодаль друг от
друга, пригнувшись, чтобы лучше видеть экран. На меня они совсем не
обращали внимания. Словно меня здесь и не было. И я осмелел и встал между
ними - чуть наклонившись, как и они. Настоящего смысла их небрежности я не
понимал, конечно. Почему они вели при мне секретные разговоры? Честно
говоря, я думал - убьют, чтобы не разболтал их секреты. И не боялся.
Слишком устал. Тусклая зеленая поверхность корабля, коричневые фигурки на
экране дрожали и расплывались, но я смотрел. Экран показывал часть выгона,
на котором опустился вертолет. Винты машины лениво вращались, из открытой
дверцы кто-то выглядывал, а вокруг полковника Ганина собралась целая
толпа.
- Ну, ну! Аккуратненько! - сказал седой.
Они там что-то делали с полковником. Я подумал - окончательно
гипнотизируют, и сейчас же увидел, что вовсе не гипнотизируют, а передают
ему такие же прямоугольные ящички, какой я видел здесь, у бывшего Сурена
Давидовича. Все остальное изображение было коричневым, а ящички светились
зеленым. Полковник положил их в нагрудные карманы мундира. Майор, который
встречал Ганина, спросил:
- Хватит тебе двух "посредников"? Возьми третий.
- Не в руках же его нести! - возразил Ганин.
- Наблюдают усердно, - сказал второй. - Заподозрили? - Он говорил о
людях в вертолете. Из открытой дверцы выглядывали уже двое.
- Представления не имею, - сказал Ганин.
- Действуй "посредником" прямо из кармана. Нити выведи!..
Ганин сказал:
- Слушаю, Линия шесть! - откозырял и строевым шагом двинулся к
вертолету, к лесенке, спущенной с борта на землю.
А в вертолете произошло свое движение. Один наблюдатель стал смотреть
вверх, а второй скрылся, и вместо него появился новый - без кителя и с
пистолетом в руке.
Федор выругался. Седой тоже. Человек с пистолетом высунулся из дверцы
и крикнул:
- Полковник Ганин! На месте!
Полковник остановился.
- Прошу доложить их ответ, товарищ полковник.
- Требуют девяносто минут на эвакуацию, - нетерпеливо сказал Ганин. -
В чем дело, капитан?
- Вам приказано оставаться здесь. Проследить за эвакуацией, -
торопливо проговорил капитан и дверцу захлопнул.
Взвыли винты. С полковника Ганина сдуло фуражку, вертолет прыгнул
вверх, и сейчас же экран погас. Федор злобно сплюнул. И они с Линией
уставились друг на друга. Потом одинаковым жестом выплюнули "микрофоны" в
ладони. Я отошел - на всякий случай.
- Что скажете? - выдохнул седой.
- Один-ноль в их пользу, - сказал гитарист. - Слушай, Линия, так же
не бывает! _Н_е_ б_ы_в_а_е_т_! Предположим, Портнов сообщил насчет
пересадок Мыслящих. Еще о чем-то...
- И о засылке резидента с "посредниками", а?
- Вот и я про то же! Откуда им было знать? Ты гляди, все как по нотам
- городишко обкладывают, бомбардировку готовят и этого, - гитарист ткнул
пальцем в экран, - этого послали подальше.
- Думаешь, где-то капает? - спросил седой.
- Думаешь... Э... Замкнутые?
- Да! Ты обязан доложить Расчетчику, Линия восемнадцать...
- Ба-алван! - лениво протянул седой. - В Расчетчике сейчас шесть
Линий - они дурей тебя, думаешь? Уйдем в маршрут - закатим общую проверку
всех Десантников. Сейчас все равно проверку не устроишь, идет операция...
Сейчас задача - дать наводку.
Я жадно слушал. Вот оно что! Они хотели заслать Ганина как
постоянного шпиона, резидента... И еще - с "посредниками". Чтобы он
превратил в пришельцев и других людей. "Сорвалось, сорвалось!" - думал я
злорадно. И больше не ощущал себя одиноким, брошенным, нет! Наверно, эти
мысли что-то изменили в моем лице. Седой показал на меня:
- Вишь, глазами бы так и съел... Не ищи сложных причин, Угол. Причины
все простые, К Портнову прибегала какая-то девчонка, до сей поры не
отыскали... А, вот и Квадрат!
Сверху спускался Квадрат сто три.
- Оружие унесла собака, - доложил он. - Пес Эммы Быстровой, Угол ее
знает. (Киселев кивнул.) Около часа назад он погнался за Девятиугольником,
у входа в "зону" подхватил чехол с оружием и унес.
- Блюдце послал?
- Сделано, Линия восемнадцать. Женщина с собакой обнаружена у
совхоза, оружия при них нет. Сейчас их перехватит Шестиугольник пятьдесят
девять с "посредником". Через десяток минут все узнаем об оружии. Я
распорядился: Десантнику в собаке оставаться, оружие доставить к наводчику
и там включиться в охрану.
- Одобряю, - сказал седой. - Угол, едем! Заводи свою молотилку.
(Киселев повернулся, побежал по откосу.) Квадрат, с мальцом решили вопрос
положительно. Выполняй. Данные хорошие, чтобы к старту было нормально,
смотри! - с этими словами он исчез, и тут же глухо зафыркал мотоцикл.
Уехали.
КВАДРАТ СТО ТРИ
Я вообще-то кисляй. Так меня Степка ругает, и он прав. В том смысле,
что я теряюсь, когда надо действовать решительно. Удивительно, как у меня
утром хватило решимости пойти за гитаристом, но тогда очень уж разобрало
любопытство. А сейчас, когда я второй раз увидел бывшего Сурена
Давидовича, со мной случилось что-то странное. Я просто осатанел - сердце
колотилось тяжелой кувалдой, лицо немело все больше, и я всех Десантников
ненавидел. Даже несчастного полковника Ганина, который совершенно уж ни в
чем не был виноват, которого послали по-честному, как военного посла,
передать честное предупреждение. И от ненависти я стал хитрым и быстрым.
А, вам мало захватить весь мир! Вы со мной еще "решили вопрос
