Александр МИГУНОВ
ВЕРАНДА ДЛЯ ЛИВНЕЙ
Герман оказался в пережитой ситуации, - он снова трясся в старом ав-
тобусе, который с частыми остановками продвигался из Сан Хосе к Берег
Кокосового Ореха. Автобус снова остановился, на этот раз посреди джунг-
лей, рядом с прилавками с едой. Герман прошелся вдоль сухофруктов, оре-
хов, сладостей и другого, что он затруднился бы назвать, и спросил, где
можно купить пива.
Ему указали на угол строения, неприметно выглядывавшего из зарослей.
Пошел он к строению, внутрь ступил, и оказался перед баром, за которым
лежал деревенский двор под навесом из тростника. Посреди двора стоял по-
росенок, он пошатывался и похрюкивал. Была и дремлющая собака, она на
миг приоткрыла глаза, ничего особенного не отметила в пожилом озирающем-
ся человеке, и снова ушла в свои полусны. Герман выкрикнул пару слов.
Тут же поблизости заговорили юными звонкими голосами, и с неожиданностью
взрыва перед Германом возникла неземная красота в виде девушки лет во-
семнадцати. Она его весело оглядела, фантастически улыбнулась, подала
бутылку холодного пива. Появилась девушка помоложе. За нею - другая, по-
том еще, и все эти молоденькие прелестницы были стройны и грациозны, с
утонченными умными личиками.
"Где же их мать?" - подумал Герман, и тут же во двор ступила мать,
тонкая, красивая и молодая, похожая на старшую сестру девочек. А отец? И
отец возник, с лицом сообразительным и добрым . Герман заказал еще бу-
тылку. Из девушек, матери и отца, из поросенка и собаки, из дерева при-
лавка, из бутылки пива на него повеяло мощным предчувствием, что здесь
ему будет так хорошо, как нигде никогда не бывало. Он страстно захотел
не уезжать, жениться на девушке, на любой, стать другом матери и отца.
Все в мире сошлось, все обещало идеальное продолжение... Он услышал гуд-
ки автобуса, они ему приказывали вернуться в надоевшую старую жизнь.
Пальцы так сжали пивную бутылку, что раздавили бы ее, если бы в нем было
больше ярости ко всему, что лишало его свободы. Стыдясь обернуться на
брошенный рай, он уходил в старую жизнь с не окровавленной рукой...
Его разбудила стюардесса. "Скоро посадка", - сказала девушка с глаза-
ми на пол-лица и с красной луной посреди лба. - "Застегните, пожалуйста,
ремень".
В иллюминаторе. то ли вдали, то ли рукой можно потрогать, белели дра-
матические пики Гималаев. Герман стал предвкушать прохладу, пахнущую
снегом и цветами, но только самолет остановился, внутри его стремительно
потеплело, а за пределами салона на пассажиров набросилось пекло.
Выкупавшись в собственном поту, Герман забрался в топку такси и пот-
ребовал включить кондиционер. Таксист обернул к нему черные заросли ни-
когда не брившегося лица, сверху увенчанного грязноватой, давно не сти-
равшейся чалмой. "В наших краях", - сказал он с гонором, напоминавшим
патриотизм, - "не нуждаются в искусственном охлаждении. Напротив", - до-
бавил он затылком,
- "мы здесь частенько околеваем".
Оставалась надежда на холл гостиницы и дальше - на номер с кондицио-
нером. Я войду в холл, - спланировал Герман, - и сначала игнорирую кон-
торку. Сначала я сяду в удобное кресло рядом с холодной струей воздуха,
под брызгами журчащего фон- танчика, и буду сидеть там, сколько хочу.
Эта надежда тут же увяла в духоте перегрето- го холла "Республики", в
тошнотворном запахе старых ковров, в бесполезном повиз- гивании вентиля-
тора. Герман тут же прошел к конторке и мокро на нее облокотился.
"Вы абсолютно уверены в том, что забронировали "Республику", а не ка-
кой-то другой отель?" - спросил худой, но брюхастый менеджер с темным
нервическим лицом.
"Номер бронировала секретарша".
Менеджер вновь просмотрел бумаги, завалившие маленький столик.
"Ваша секретарша что-то перепутала. Сэр, я вас вынужден огорчить: ни
одного свободного номера".
"Ни одного", - повторил Герман, начиная паниковать от совокупности
неудач. - "А как насчет другого отеля? Ваш ли, другой - мне не так уж
важно, я здесь пробуду всего две ночи. Мне главное - номер с кондиционе-
ром".
"Сэр, переполнены все гостиницы. В городе огромное событие - сельско-
хозяйственная ярмарка. Да вы, вероятно, и сами знаете. Вы ведь на ярмар-
ку приехали?" "Нет", - сказал Герман. - "Не на ярмарку. На фирму "Рао и
Сыновья".
Лицо менеджера поплясало под музыку каких-то ощущений, произведенных
ответом Германа, вспомнило про номер с кондиционером, раздутый живот на
худом теле задрожал от вялого смеха, а рот выговорил кошмар: "Сэр, в на-
шем городе вы не найдете ни одного номера с кондиционером. Комнаты с ис-
кусственным охлаждением есть только в нескольких крупных компаниях, в
числе которых, могу вас обрадовать, фирма "Рао и сыновья". Кстати, не их
ли благодарить за эту путаницу с бронированием ? Почему бы вам туда не
позвонить?" На фирме оказался автоответчик.
"Поздно. Все разошлись по домам", - лицо менеджера изобразило насмеш-
ку над работниками фирмы, сожаление, сочувствие, печаль, необходимость
мириться с судьбой. - "Есть такой выход", - продолжил он, лицом бросая
судьбе вызов. - "Я мог бы вас временно поселить в пустующем номере на
крыше. Там будет, конечно, жарко- вато, но душ, вентилятор и сила духа
помогут снижать температуру до вполне выноси- мых градусов".
Улыбка Германа не получилась - ее страдальчески исказила и разница во
времени с Нью Йорком, и то, что он не успел отоспаться после перелета
через Атлантику, и перспектива вернуться в пекло, чтоб попытаться там
отыскать не переполненную гостиницу.
"Ладно", - кивнул он. - "Номер на крыше".
"Сэр", - сказал менеджер тихим голосом, закончив Германа регистриро-
вать. - "Вам в городе могут наболтать, что в том номере что-то случи-
лось. Отнеситесь к подобным слухам критически".
"Кто-нибудь умер от жары?" "Жара у нас редкое явление. А такая жара -
рекордная".
"Что же?" - хотел Герман все-таки знать.
"Не волнуйтесь. С вами все будет в порядке".
Герман последовал за слугой. С вибрацией, скрежетом, лязгом и визгом
лифт поднял их на верхний этаж. По хилой, едва ли не временной лесенке
они взошли еще на этаж. Там, в застоявшейся жаре, находилась единствен-
ная дверь без внешнего и внутреннего замка. Слуга дернул ручку, дверь
распахнулась, на них дохнуло, как из парилки. Слуга ткнул пальцем в раз-
ные стороны:
"Сэр, вокруг железная крыша".
2 Ночь прошла в мучительной бессоннице. Время от времени он поднимал-
ся, вымачивал под теплым душем простыню, ложился, обернувшись испаряю-
щейся влагой, а когда простыня высыхала, снова вставал и тащился в душ.
Он забылся только под утро. Ненадолго. Проснулся от стука. Открыл дверь.
За ней никого.
Он раздраженно дверь захлопнул. Сквозняк увеличил ее скорость до ог-
лушительного грохота, от которого должны были проснуться все обитатели
гостиницы. Он отошел от двери на цыпочках, приблизился к открытому окну.
Под ним была плоская крыша дома, на которой из битого кирпича строили
простое помещение, что-то похожее на кухоньку, что подтверждал тихий ды-
мок из временного дымохода. Среди строительных материалов сидел на кор-
точках человек и колол обрезки досок. На крышу вышла грузная женщина,
резким голосом распорядилась , слуга закивал, уронил топор и сунул худое
тело в постройку. Женщина помедлила , огляделась, зевнула и тоже удали-
лась. Герман тоже хотел удалиться в наконец-то остывшую постель, но его
задержал у окна воздух, насыщенный птицами и цветами. А тут и слуга
опять объявился, но теперь он был этажом ниже, на бетонированной веран-
де. Ее от дождей защищал навес, от взглядов соседей и прохожих - стена
высотой в человеческий рост, на стене стояли горшки с цветами. Темноко-
жее щуплое тело слуги боролось с двумя ведрами воды, он направлялся к
синей бочке.
Да, а вчера, - припомнил Герман, - этой бочки там точно не было. Вче-
ра, мельком выглянув из окна, я увидел на этой веранде плетеные столик и
несколько кресел. В такую жару, подумал я, на этой веранде сидеть не
станешь. Зато там, наверное, замечательно в сезон юго-западного муссона.
Знаю из прошлых ощущений: как хорошо , развалившись в кресле, со ста-
канчиком виски или рома, смотреть на сплошную стену воды, летящую в трех
шагах от тебя и обрушивающуюся на твердое. Грохот, прохладные брызги и
ветер, дрожащий исчерканный контур дерева... В такие моменты его память
рисовала под деревом двух подростков, физически развившихся почти в де-
вушек, а по поступку (в грозу под деревом!) - перепугавшихся маленьких
девочек. Их оглушало и ослепляло комковатое черное небо, а струи-нити и
молнии-иглы сшивали землю и небеса со скоростью взбесившегося "Зингера".
Герман круто свернул к бере~, уговорил их забраться в лодку и повез к
городскому причалу.
Ливень как будто раздел одну девочку, то есть ее светлое платье от
воды стало прозрачным, и Герман, студент двадцати лет, боролся с
собственными глазами и мечтал, чтобы до причала оставалось еще миль сто.
Слуга составил ведро на пол, поднатужился над другим и опрокинул его
над бочкой. Вода выбросилась из ведра, как жирная мерцающая рыбина. Слу-
га исчез и вскоре вернулся, и сцена, завершаемая рыбиной, повторилась
еще много раз.
Герман терпел скуку повторов, поскольку надеялся, что бочка когда-ни-
будь все таки наполнится , и начнется новая сцена. Возможно, эта новая
сцена будет еще скучнее старых, скажем , какое-то долгое время в бочке
будет блестеть вода, и в лучшем случае все оживит птица, прилетевшая на-
питься, - но все мы миримся с настоящим только упорной надеждой на то,
что грядущие сцены жизни окажутся более увлекательными.
Было похоже, что всю свою жизнь слуга проходил с опущенным взглядом,
но если бы взгляд его взбунтовался и взметнулся выше горизонтали, в сто-
рону гостиничного окна, - он бы увидел в нем иностранца, по пояс обре-
занного подоконником. Не углубляясь в детали увиденного, он бы отметил
белизну пухлого нетренированного тела, непривычную в этих смуглых краях,
пивное брюшко, облысевший лоб с седыми остатками волос, полузатененные
очки (без которых по причине сильной близорукости Герман обходился
только в душе и, разумеется, во сне). Бочка наполнилась до краев. Слуга
исчез и не возвращался, и все всегда подмечавшие птицы косили мерцавшими
бусами глаз на мерцающий круг воды. Слуга опять появился на крыше и про-
должил колоть щепу.
Где-то громко включили радио с бесконечной надрывной мелодией.
В девять Германа ждали на фирме, и ему бы проявить благоразумие, то
есть скорее вернуться в кровать, но он оставался у окна. Любопытно, как
женщина будет мыться, - останется в сари, или разденется? Последнее, ка-
залось бы, естественней, но как человек, объездивший свет, Герман обрел
право на утверждение: половина женщин планеты моют тело не раздеваясь. В
любом случае, отчего бы не подсмотреть интимную сценку и сделать нес-
колько фотографий. Герман задернул пыльные шторы, оставив в них щель
размером с лицо.
На веранде случилось движение - уже знакомая грузная женщина направ-
лялась в сторону бочки, на широком бедре, как на волнах, раскачивался
голенький младенец. Она подняла ребенка над бочкой, - Герман это сфотог-
рафировал, - и окунула его в воду. Девочка заплакала, задергала ножонка-
ми, ее посадили на бетон, намылили тельце, ополоснули, подхватили на ру-
ки и унесли. Плач, затихая, ушел вглубь дома, и снова над всеми звуками
улицы воцарилась плачущая мелодия.
Пока ничего не происходит, можно отвлечься на скучноватое, но необхо-
димое пояснение, почему Герман не расставался с камерой и даже теле-
объективом. Как работника экспортного отдела, его отправляли в разные
страны для заключения контрактов на поставку сельскохозяйственной техни-
ки, попутно приходилось разбираться и с гарантийными претензиями. Больше
