В 1893 году, всего за год до восхождения на престол молодого царя
Николая II, в отцовском сюртуке и котелке, а С.-Петербург приехал
двадцатитрехлетний Владимир Ильич, который получил должность помощника
присяжного поверенного. Он вступил в марксистский кружок, члены которого
собирались по вечерам. За ужином во время масленницы познакомился с
молодой девушкой, тоже убежденной марксисткой. Надежда Константиновна
Крупская - круглолицая, курносая, большеглазая учительница - была на год
старше Владимира. После ужина оба гуляли по набережным Невы. Вместе
посещали собрания кружка. На одном из них кто-то предложил создать
литературные комитеты для образования масс. "Владимир Ильич рассмеялся, -
писала впоследствии Крупская. - Смех его прозвучал как-то зло и сухо... -
"Что же, - заявил он, - если кто-то желает спасти отечество с помощью
литературного комитета, этот превосходно, мешать мы ему не будем".
В 1895 году Владимир впервые выехал за границу. Ему хотелось попасть
в Женеву, чтобы познакомиться там с Георгием Валентиновичем Плехановым,
основателем русского марксизма, кумиром всей русской революционной
молодежи. Однако Плеханов, проведший двадцать лет в изгнании, начал терять
связь с марксистским движением в России, и Владимир Ильич, жаждавший
побеседовать с Плехановым, нашел, что тот холоден и высокомерен. Из Женевы
Ульянов поехал в Цюрих, Берлин и Париж, где любовался широкими, усаженными
деревьями бульварами. Через несколько недель вернулся в Россию, привезя в
сундуке с двойным дном пачки нелегальной литературы, и тотчас с головой
окунулся в организацию забастовок и составление антиправительственных
листовок и воззваний. Из осторожности он избегал нападок на молодого царя,
находившегося на престоле меньше года. "Конечно, если начнешь с
выступлений против царя и существующей социальной системы, то лишь
восстановишь против себя рабочих", - объяснял он. В 1895 году он был
арестован и с год просидел в петербургской тюрьме, после чего сослан на
три года в Сибирь.
Жизнь политического ссыльного в Сибири в последние годы царского
режима отнюдь е походила на кошмар. Напротив, допускалось множество
послаблений. Наказание состояло лишь в ограничении передвижения ссыльного.
При наличии средств он мог жить с теми же удобствами, как и в Европейской
России, мог завести семью, иметь прислугу, получать письма и книги,
принимать гостей.
После освобождения из петербургской тюрьмы перед ссылкой Владимиру
Ульянову разрешили задержаться на пять суток в С.-Петербурге и на четверо
в Москве. Захватив с собой тысячу рублей и сундук с сотней книг, он в
одиночку уехал за Урал. Три года, проведенные в Шушенском, недалеко от
монгольской границы, были одними из самых счатливых периодов в жизни
В.Ульянова. Рядом протекала река Шушь, изобиловавшая рыбой, в лесах
водились медведи, белки, соболя. Владимир снял несколько комнат. Дважды в
день он купался, купив собаку и ружье, ходил на охоту. Он был самым
состоятельным человеком в деревне и научил местного торговца вести
бухгалтерский учет. К нему приходило огромное количество писем, он вел
переписку с марксистами со всех концов России и Европы. Ежедневно в
течении нескольких часов работал над объемистой книгой "Развитие
капитализма в России".
Через год к Владимиру Ульянову приехала Н.К.Крупская. Будучи
арестованной за организацию стачки, она добилась ссылки в Шушенское,
заявив полиции, что она приходится Ульянову невестой. Тот обрадовался
приезду Крупской и привезенным ею книгам, но не был в восторге от
появления родительницы Надежды Константиновны, которую недолюбливал. Своей
матери он писал: "Надежде Константиновне... поставили трагикомическое
условие: если она не вступит немедленно в брак, то назад в Уфу". Чтобы
решить проблему, 10 июля 1898 года они поженились. Новобрачные тотчас
принялись за перевод книги Сиднея и Беатрисы Уэбб "Теория и практика
тред-юнионизма". В русском варианте книги насчитывалось тысяча страниц.
Зимой оба катались на коньках по льду реки. Владимир Ильич был
превосходным конькобежцем: засунув руки в карманы он мчался что есть сил.
Надежда Константиновна смело, но неуклюже ковыляла следом. Однажды примеру
дочери решила последовать теща В.Ульянова, но тотчас упала на спину. Всем
троим нравилась снежная сибирская зима, чистый прозрачный воздух, покой и
тишина дремлющих под белой пеленой снегов. "Мы жили словно в заколдованном
царстве", - вспоминала Н.К.Крупская.
Поскольку срок ссылки В.Ульянова закончился раньше, чем у Н.Крупской,
оставив жену и тещу в Сибири, он поехал в С.-Петербург. Вскоре от имени
"потомственного дворянина Владимира Ильича Ульянова" было подано прошение
с просьбой разрешить ему вернуться в Сибирь перед поездкой за границу и
проститься с женой. Просьба была удовлетворена. После этого началась жизнь
революционера-одиночки, который переезжал из одного европейского города в
другой. Он успел зарекомендовать себя как организатор подпольной работы и
талантливый пропагандист. Издавая и редактируя газету "Искра",
издававшуюся за рубежом и нелегально ввозившуюся в Россию, он еще в
большей мере развил эти способности. Именно в этот период он начал
подписываться псевдонимом "Ленин". Его брошюра "Что делать?" обратила а
себя внимание, он составил программу российской социал-демократической
партии, как стали называть себя живущие за рубежом русские марксисты.
Ленин уже не боялся нападать и на самого царя; излюбленными его эпитетами
были "Николай Кровавый" и "Николай Вешатель".
Когда срок ссылки Н.К.Крупской окончился, та приехала к мужу в
Мюнхен. В 1902 году редакция "Искры" перебралась в Лондон, следом за ней
отправились в город туманов Ленин и Крупская. Столь резкая смена
обстановки была особенно болезненной для Н.К.Крупской, приехавшей из тихой
сибирской деревни в огромный шумный, грязный, грохочущий машинами город.
Семейство сняло двухкомнатную квартиру без мебели в доме N 30 на Холфорд
Сквер, принадлежащей миссис Ио. Под именем Якова Рихтера Ленин записался в
библиотеку Британского Музея. По утрам он работал, а под вечер вместе с
женой, забравшись на верх двухэтажного автобуса, совершал поездки по
городу. У них возникли трения с домохозяйкой, она возмущалась тем, что
Крупская не занавешивает окна портьерами и не носит обручальное кольцо.
Дело кончилось тем, что один их русский знакомый объяснил хозяйке, что
квартиранты ее обвенчаны, и предупредил, что если она не перестанет им
докучать, то ее привлекут к судебной ответственности.
Благодаря своей неуклонности, доходящей до неумолимости,
целеустремленности и самоотверженности, Ленин вскоре стал одним из лидеров
партии. Оказавшись во главе партии, он начал проявлять агрессивную
нетерпимость и свои воззрения не желал обсуждать даже с другими
руководителями. Исключение из правила он делал лишь когда этого требовали
обстоятельства. Из-за несговорчивости Ленина в крохотной партии эмигрантов
наметился раскол.
С целью прекращения распрей социал-демократы в июле 1903 года созвали
объединительный съезд, на который в Брюссель приехали сорок три делегата.
Встреча состоялась в старом амбаре, где прежде хранилась мука. Помещение
было украшено кумачом и кишело крысами и блохами. Бельгийская полиция,
которая и прежде не давала спуску русским революционерам, обыскивала
комнаты, где они жили, осматривали багаж, вдруг потребовала, чтобы
эмигранты выехали за пределы страны в течении двадцати четырех часов. Вся
компания села на пароход и через Ла-Манш поплыла в Лондон, не переставая
спорить.
Продолжая свои заседания в принадлежащей социалистам церкви, делегаты
вскоре осознали, что их исторический "объединительный съезд" ведет к
опасному расколу между Плехановым и Лениным. Выступления Плеханова были в
лирическом ключе, они брали за живое; речи Ленина были проще, логичнее и
доходчивее. Спор шел об организационной структуре партии. Ленин настаивал
на том, чтобы партию составляла небольшая, спаянная железной дисциплиной
элита профессиональных революционеров. Плеханов и его единомышленники были
за то, чтобы партия была открыта для всех желающих. При голосовании Ленин,
с незначительным перевесом, собрал большинство. Его сторонники стали
называться "большевиками", а противники - "меньшевиками". Взглянув на
Ленина, отчасти со страхом, отчасти с восхищением, Плеханов произнес: "Из
такого теста получаются Робеспьеры".
Если Ленин был Робеспьером, то Александр Керенский был русским
Дантоном. Сам пораженный сходством их судеб и образования, Керенский
писал: "Не надо меня уверять, будто Ленин олицетворяет некую азиатскую
"стихийную русскую силу". Я родился под тем же небом, дышал тем же
воздухом, слушал те же крестьянские песни и играл на том же гимназическом
дворе. Видел те же бескрайние дали с высокого берега Волги. Я твердо
уверен: то, что сделал Ленин, преднамеренно и жестоко изувечив Россию, мог
сделать лишь человек, который утратил всякую связь с нашей родиной и
вытравил в себе всякое сыновнее чувство к ней".
Федор Керенский, Отец Александра Федоровича, был мягким,
интеллигентным человеком, которого поначалу прочили в священнослужители,
но он избрал учительскую профессию. Едва начав службу, он женился на своей
ученице, офицерской дочери, дед которой был крепостным. Являясь директором
Симбирской гимназии, Ф.Керенский принадлежал к сливкам местного общества.
"С тех пор, как я себя помню, жили мы в огромной, прекрасной квартире,
предоставленной нам казной, - писал его сын, А.Ф.Керенский. - Длинный ряд
кабинетов; у старших сестер гувернантки; вспоминаю наши детские,
устраивавшиеся в других домах местного общества праздники для детей". Став
учащимся, Александр стоял в церкви на почетном месте, ведь он был
директорским сыном. "Помню, в раннем детстве я был поистине
верноподданным. Я искренне любил Россию... традиционную Россию с ее царями
и православной церковью, с избранными слоями местного чиновничества".
Настоятелем Симбирского собора был дядя Александра. Александр мечтал стать
когда-нибудь "звонарем, который, забравшись на высокую колокольню, под
облака, ударами могучего колокола призывает верующих в Божий храм".
В 1889 году, когда Александру исполнилось восемь лет, его отец
получил назначение в Туркестанский край, и семейство Керенских переехало в
Ташкент. Однажды вечером подслушал, как родители обсуждают нелегально
распространявшуюся брошюру Льва Толстого, в которой писатель выступал
против союза, заключенного между отсталой самодержавной Россией и
Французской республикой, которой Толстой восхищался. "Однако мое юношеское
восхищение царем ничуть не уменьшилось после того, как я услышал отзыв о
нем Толстого, - писал Керенский. - ...Когда Александр III скончался,
прочитав официальное сообщение о его смерти, я долго и безутешно плакал. Я
не пропускал ни одной панихиды и добросовестно собирал среди соучеников
деньги на венок почившему в Бозе императору".
В 1899 году Керенский приехал в С.-Петербург с целью поступить в
университет. Столица переживала период расцвета искусства и науки, в
городе было полно студентов, принадлежащих ко всем слоям общества изо всех
уголков империи. "Не думаю, чтобы в какой-то другой стране высшее
образование стоило так дешево и было так доступно до Великой войны, как в
России... Плата за обучение была ничтожной... Обед стоил от пяти до десяти
копеек... Самые бедные студенты подчас перебивались с хлеба на квас, им
