водолаза нагружали корзину небольшими стальными ящичками,
которые они вытаскивали из люка на веревках - примерно по
одному ящику в минуту. Ящики были небольшие, но тяжелые: в
каждом было по четыре 28-фунтовых золотых слитка. Каждый ящик -
целое состояние. И на борту "Нантсвилла" таких состояний было
триста шестьдесят. Я попробовал прикинуть скорость разгрузки. В
корзину входит шестнадцать ящичков. Шестнадцать минут на
погрузку. Еще десять - чтобы поднять корзину, выгрузить и
спустить обратно. Скажем, сорок штук в час. За полтора часа -
шестьдесят. После полутора часов работы они должны сменить
водолазов. Сорок минут, включая две остановки для декомпрессии
- по двенадцать и двадцать четыре минуты - плюс время на
переодевание и спуск. Пусть будет час. Значит, они будут
выгружать по шестьдесят ящиков за каждые два с половиной часа.
Двадцать четыре ящика в час - но кто скажет мне, сколько их еще
осталось в бронированной камере "Нантсвилла"? Трос подъемника
дернулся, полная корзина начала подниматься. Водолазы
сопровождали ее, придерживая на цепях, чтобы она не цеплялась
за надстройку. Я начал спускаться в люк. Внизу и справа от меня
я вдруг увидел луч света. Луч двигался, потому что шел от
фонаря на шлеме третьего водолаза. Водолаз был в бронированной
камере.
Они не стали подбирать ключ к сейфу. Они просто вырезали
автогеном кусок броневой обшивки, примерно шесть футов на
четыре. Я приблизился к проему и заглянул внутрь. Там было
достаточно света помимо фонаря водолаза. Мне хватило пяти
секунд, чтобы сосчитать оставшиеся слитки. От трехсот
шестидесяти ящиков осталось примерно сто двадцать.
Что-то вдруг коснулось моего запястья. Я глянул внвз и
увидел линь - нейлоновый линь, который тянул к себе водолаз,
чтобы привязать к ручке очередного ящичка. Я быстро убрал руку.
Он стоял спиной ко мне. Он был занят привязыванием линя,
но он покончил с этим двумя быстрыми движениями и выхватил нож
из ножен на поясе. Я пытался понять, зачем ему нож. Нож был
предназначен для меня. Возможно, он повернул голову и краем
глаза увидел меня. Или почувствовал натяжение линя. Или его
шестое чувство работало лучше моего. И даже в тяжелом
водолазном костюме он двигался слишком быстро для меня. Он был
уже в четырех футах от меня, а я все еще торчал на месте: после
всех этих приключений реакция у меня стала как у мешка с
цементом. Шестидюймовое лезвие ножа блестело в его поднятой
руке, но бог знает, зачем ему понадобился нож. Он бы и без ножа
справился с двумя такими, как я. Потому что это был Квинн.
Я смотрел прямо ему в лицо с каким-то парализующем
любопытством.
Я видел его лицо, видел, как он затылком нажимает на
клапан, чтобы стравить лишний воздух, я ждал, что он нажмет
подбородком кнопку телефона. Но он и не думал этого делать:
Квинн никогда не просил о помощи и теперь он тоже в помощи не
нуждался. На губах его играла усмешка. Маска скрывала мое лицо,
но он знал, что имеет дело именно со мной. Он медленно двигался
вперед, готовясь к броску.
Секунды замешательства истекли. Я двинулся назад, прочь от
бронированной камеры. Вдруг я наткнулся на воздушный шланг,
тянувшийся к шлему Квинна, схватил его и потянул вниз, налегая
всей тяжестью, чтобы лишить Квинва равновесия. Остро отточенное
лезвие пропороло мой скафандр от нижнего ребра до правого
плеча. Я сильнее дернул шланг. И тут я потерял Квиина из виду -
он исчез в облаке блестящих воздушных пузырьков. Шланг,
выдерживающий чудовищное давление морских глубин, не мог
выдержать встречи с лезвием отточенного как бритва ножа, потому
что нож был в руке самого сильного человека, которого я
когда-либо знал. Квинн перерезал собственный воздушных шланг, и
теперь никакие силы в мире не могли его спасти. Надеюсь, когда
сообщники вернутся и обнаружат его, они решат, что произошел
несчастный случай, что Квинн запутался и случайно перерезал
шланг, пытаясь освободиться.
Я сделал так, как Хатчвнсон советовал мне, предоставил
течению доставить меня на "Файркрест" - и возвращение не
составило мне труда. Хатчинсон помог мне вскарабкаться на
палубу, и помощь его была весьма кстати.
- Рад тебя видеть, братец! - сказал он.- Вот уж не думал,
что придет день, когда Тим Хатчинсон будет тысячу раз умирать
от страха, однако этот день пришел.- Как обстоят дела?
- Нормально. У нас есть время. Еще пять или шесть часов.
- Пойду вытащу якорь.
Три минуты спустя мы легли на обратный курс. Я без сил
сидел на койке, пытаясь наскоро забинтовать глубокую рану,
тянущуюся от нижнего ребра до плеча. Вошел Хатчинсон. Я не
видел его лица, но его застывшая фигура была весьма
красноречива.
- Что случилось, Калверт?
- Квинн. Я встретил его в бронированной камере.
Он подошел и молча стал помогать мне накладывать повязку.
- Квннн умер,- утвердительно произнес он.
- Квинн умер. Он перерезал собственный воздушный шланг.
Я рассказал все, что случилось, и он ничего не ответил. Он
не произнес и дюжины слов на обратном пути до Крейгмора. Я
знаю, он не поверил мне. Знаю, он никогда не поверит. И дядюшка
Артур тоже. Он до конца дней своих не поверит мне. Но его
реакция весьма отличалась от реакции Хатчинсона - его лицо
выражало профессиональное удовлетворение.
- Не прошло и двадцати четырех часов,- торжественно заявил
он за чаем,- с тех пор, как я приказал Калверту найти и
обезвредить этого типа любым способом, какой он сочтет нужным.
Должен признаться, что не думал, что этот способ будет именно
таким: нож и воздушный шланг. Хороший удар, мой мальчик, очень
точный удар. Шарлотта Скурос поверила мне. Не знаю почему, но
она мне поверила. Пока она сдирала временную повязку и
накладывала новую, я рассказал ей все. И она поверила мне и не
задавала никаких вопросов, а когда я поблагодарил ее за повязку
и за доверие - она улыбнулась мне.
Шесть часов спустя, за двадцать минут до одиннадцати
вечера - крайний срок нашего выхода на "Файркресте" - Шарлотта
смотрела на меня, как обычно смотрят женщины, которые что-то
задумали и не могут решиться на исполнение: отнюдь не ласковым
взглядом.
- Простите, Шарлотта,-сказал я.- Мне искренне жаль, но
ничего не выйдет. Вы не пойдете с нами.- Она была одета в
черные брюки и свитер - самая подходящая одежда, чтобы идти или
намереваться идти с нами на полуночную увеселительную
прогулку.- Мы собираемся не на пикник на Темзе. Вспомните, что
вы сами говорили утром. Там будут стрелять. Вы думаете, мне
хочется видеть, как вас убьют?
- Я останусь внизу,- настаивала она.- Я буду очень
осторожна. Пожалуйста, Филипп, разрешите мне пойти с вами.
- Нет.
- Вы говорили, что готовы ради меня на все. Помните?
- Это нечестно, и вы его знаете. Все, чтобы помочь вам, я
имел в виду. А не то, что приведет к вашей смерти. Пусть убьют
кого угодно, только не вас.
- Кого угодно? Вы так ко мне относитесь?
Я кивнул.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, ее глаза удивленно
расширились, губы зашевелились, словно она силилась что-то
сказать и не могла.
Туман к тому времени поредел, видимость была не менее ста
ярдов. Я посмотрел на светлую Т-образную щель, образовавшуюся в
том месте, где створки ворот эллинга неплотно примыкали друг к
другу и чуть-чуть не доставали до крыши постройки.
- Сейчас,- сказал я и повернулся к Хатчинсону.- Ширина
корпуса у нас пятнадцать футов. Ворота не шире двадцати. Тут
нет ни бакена, ни какой-либо отметки. Кроме того, скорость
приливного течения четыре узла. Вы в самом деле рассчитываете
провести судно в этот проход достаточно быстро, чтобы снести
ворота, я не посадить нас по пути на камни?
- Другого пути все равно нет.
Со стороны это, видимо, походило на все что угодно, только
не на спокойное вхождение. Хотя ворота были не заперты, створки
все же соскочили с петель, и мы появились в проломе среди
обломков. При этом скорость снизилась на один узел. Алюминиевая
носовая мечта с любимой телескопической антенной дядюшки Артура
вспорола обшивку ворот, прежде чем саму ее срезало с неприятным
металлическим скрежетом как раз на уровне рулевой рубки. Это
стоило еще одного узла. Еще на одни узел снизил скорость винт,
отрабатывающий полный назад, но все же мы двигались слишком
быстро до тех пор, пока скрежет, хруст дерева - частично нашей
обшивки, но большей частью ворот,- и визг резиновых шин, густо
навешенных на носу, не прекратился, и мы со страшным ударом не
остановились, зажатые между водолазным ботом и левой стенкой
эллинга. Дядюшка Артур был, должно быть, в весьма растрепанных
чувствах - так же, как и обшивка его возлюбленного
"Файркреста". Хатчинсон дал малый вперед, чтобы удерживать
судно в заклиненном положении, и включил прожектор - не столько
для того, чтобы освещать и без того ярко освещенную
внутренность эллинга, сколько для того, чтобы ослепить
свидетелей нашего вторжения.
Перед нами была, как пишут в книгах о путешествиях, сцена
торопливых сборов; точнее, ее можно было бы назвать так, если
бы все участники не застыли, как парализованные, в том
положении, в каком мы их застали. Справа от нас, совсем рядом,
три физиономии пялились на нас из люка трюма водолазного бота -
это было обычное сорокопятифутовое рыбацкое судно с дизельным
двигателем, примерно того же класса, что и "Шарман". Двое на
палубе судна застыли, держа на весу ящик. Еще двое стояли на
причале, один поднял руки над головой, принимая другой ящик,
который раскачивался на крюке кранбалки. Это ящик был
единственным предметом в эллинге, который продолжал двигаться.
Кранбалкой управлял человек, удивительно похожий на Томаса,
поддельного таможенника - он застыл, как житель Помпеи,
засыпанный пеплом Везувия двадцать столетий назад, и оставшийся
в этой позе навек. Другие, согнувшись, стояли на причале, держа
канат, привязанный к очень тяжелому ящику, который двое
аквалангистов поддерживали в воде. Они были удивительно
однообразны в своих привычках прятать концы в воду. Слева стоял
капитан Имри - он, видимо, наблюдал за работами; за ним стояли
Лаворски в Дольман. Это был большой день, кульминация всей их
деятельности. Имри, Лаворски и Дольмана я ваял на себя. Я
двинулся вперед, фиксируя взглядом мушку автомата и стараясь,
чтобы эти трое видели, что автомат наведен на них.
- Подойдите ближе,- сказал я.- Да, вы трое. Капитан Имри,
скажите своим людям... Скажите им, что если они попытаются
что-нибудь предпринять, я сразу пристрелю вас троих. Я уже убил
четверых ваших. Почему бы мне не удвоить это число, а? По
новому закону вы получите лет по пятнадцать. Слишком мало для
таких гнусных убийц. Я бы пристрелил вас прямо здесь. Вы верите
мне, капитан Имри?
- Я верю вам,- картавый голос был низким и мрачным.
- Сейчас вы подниметесь на борт нашего судна по одному,-
сказал я.- В данной ситуации вы, капитан Имри, несомненно
опаснее остальных. После вас Лаворски, затем...
- Не двигайтесь, пожалуйста. Совсем не двигайтесь.- Голос,
прозвучавший сзади, был лишен всякого выражения, но ствол
пистолета, который уперся мне в спину, был достаточно
выразителен сам по себе, трудно было ошибиться.- Хорошо. Идите
вперед и уберите правую руку с автомата.
Я шагнул вперед и снял правую руку со спускового крючка
автомата. Теперь я держал оружие левой рукой за цевье.
- Положите автомат на палубу. Я, естественно, не хотел,
