Как много говорят эти инициалы! Среди тех, кто
рассматривает их сейчас, некоторые помнят, что они слышали о
них раньше. Они могут засвидетельствовать, кто хвастался такой
меченой пулей во время охоты на ягуара.
Тот, кто хвастался тогда, теперь, должно быть, жалеет об
этом.
Но где же он?
Этот вопрос уже начинают задавать в толпе.
-- Как вы это объясните, мистер Стумп? -- спрашивает
защитник.
-- Да что тут говорить--дело простое! Всякому молокососу
должно быть ясно, как день, что эта пуля убила молодого
Пойндекстера.
-- Но кто выстрелил, как вы думаете?
-- Что же, это не менее ясно. Когда человек подписывает
свое имя на письме, никто не ошибается, кем оно послано.
Правда, здесь только первые буквы, но догадаться нетрудно --
они говорят сами за себя.
-- Я в этом ничего особенного не вижу, -- вмешивается
прокурор. -- Пуля меченая, это правда,-- на ней стоят буквы,
которые могут иметь -- а могут и не иметь -- отношение к
уважаемому местному жителю. Предположим даже, что это его
инициалы и его пуля. И все-таки этим еще ничего не доказано.
Убийство, совершенное краденым оружием, -- довольно обычная
история. Кто станет возражать против этого? Кроме того, --
продолжает прокурор,-- зачем было совершать это убийство
человеку, на которого вы намекаете? Мы все знаем, чьи это
инициалы. Я думаю, он сам не будет этого отрицать. Однако это
еще ничего не доказывает. Других улик, позволяющих связать его
имя с этим преступлением, нет.
-- Вы так думаете? -- спрашивает Зеб Стумп, который с
нетерпением ждал, когда прокурор кончит. -- А как вы назовете
вот это?
При этих словах Зеб вынимает из своего кисета клочок
смятой бумаги, почерневший от пороха.
-- Я нашел это в зарослях около места убийства, -- говорит
старый охотник, передавая бумажку присяжным. -- Она зацепилась
за шип акации, а попала туда из дула того самого ружья, из
которого вылетела и пуля. Насколько я понимаю, это клочок
конверта, использованный вместо пыжа. Любопытно, что на нем
стоит имя, которое вполне соответствует инициалам на пуле.
Присяжные могут сами прочитать.
Старшина присяжных берет бумажку и, расправив ее, читает
вслух:
-- "Капитану Кассию Колхауну".
Глава XCVI. БЕЖАЛ!
Провозглашение этого имени производит на суд сильное
впечатление.
Одновременно раздается дружный крик толпы. Это не крик
удивления. Нет! Он говорит гораздо больше. Это оправдание
обвиняемому и обвинение тому, кто был самым ярым из всех
обвинителей.
Показания Зеба Стумпа доказали виновность Колхауна, но все
заподозрили его уже раньше, и, по мере того как раскрывались
факты, это подозрение росло. Теперь ни у кого нет сомнений, что
Морис Джеральд невиновен и не его надо судить за убийство Генри
Пойндекстера.
Все верят также, что убийца -- Колхаун. Клочок обожженной
бумаги -- последнее звено в цепи доказательств, и хотя это
только косвенная улика, а мотив преступления по-прежнему
остается тайной, однако среди присутствующих едва ли найдется
человек, который еще сомневается, кто совершил преступление.
После того как присяжные по очереди осмотрели конверт,
свидетелю снова предоставили слово, поскольку он заявил, что
еще не все сказал. Он говорит о том, как у него возникли
подозрения, которые и заставили его искать следы в прерии; о
выстреле Колхауна из чащи и о том, как после этого капитан
бросился в погоню, о мене лошадьми. Наконец он подробно
рассказывает о сцене в зарослях, когда был пойман всадник без
головы.
После этого он делает паузу, словно ждет вопросов.
Но на него уже больше не смотрят. Все знают, что он
закончил свой рассказ, а если и нет, то доказательств все равно
достаточно.
Присутствующие даже не хотят ждать, пока суд будет
совещаться.
Такая задержка не по вкусу людям, которые только что были
свидетелями, как правосудие едва не оказалось обманутым и они
вместе с ним; и теперь, чувствуя упреки совести, они громко
требуют:
-- Освободите ирландца, он совершенно не виновен! Нам
больше не нужно доказательств! Все ясно! Отпустите его!
Раздаются и другие, не менее настойчивые требования:
-- Арестуйте Кассия Колхауна! Предайте его суду! Это он
совершил преступление! Вот почему он всех натравливал на
мустангера! Если он не виновен, то сможет это доказать. Его
будут судить справедливо, но судить его необходимо. Мы ждем
вашего слова, судья! Распорядитесь, чтобы Колхауна арестовали.
Пусть место невиновного займет преступник!
Сначала раздается лишь несколько голосов, но потом этот
крик подхватывают все собравшиеся.
Судья не смеет противиться воле подавляющего большинства,
и Кассия Колхауна, вопреки установленному порядку, вызывают в
суд.
Глашатай трижды выкликает его имя. Ответа нет. Все ищут
глазами Колхауна.
Только Зеб Стумп смотрит в нужном направлении.
Охотник бежит к своей старой кобыле -- она по-прежнему
стоит рядом с гнедым. С быстротой, поразившей всех
присутствующих, Зеб вскакивает на спину своей лошади и
отъезжает от дуба.
Одновременно все видят, как кто-то другой пробирается
между лошадьми, привязанными в прерии. Он продвигается
крадучись, словно боясь, что его заметят, но быстро и,
очевидно, к определенному месту.
-- Это он! Это Колхаун! -- кричит кто-то.
-- Собирается удрать! -- кричит другой.
-- За ним! -- раздается строгий и повелительный голос
судьи.-- За ним, и приведите его сюда!
Повторять не приходится: не успели прозвучать последние
слова, как десятки людей бросаются к своим лошадям.
Колхаун уже добежал до своего серого мустанга, который
стоит с краю. Это тот самый мустанг, на котором он так недавно
преследовал всадника без головы. Лошадь все еще оседлана и
взнуздана.
Колхаун заметил смятение под деревом, и одновременно до
него донеслись крики -- он понял, что его заметили.
Теперь уже незачем скрываться, и капитан одним прыжком
оказывается в седле. Бросив назад дикий взгляд, он мчится в
прерию.
Пятьдесят неистовых всадников несутся за ним,
воодушевленные грозным напутствием:
-- Привезите его живым или мертвым!
Эти суровые слова, кажется, произнес майор.
Но не все ли равно, кто это сказал? Преследователям вовсе
не требуется официального приказа, они возмущены гнусным
преступлением и хотят отомстить за Генри Пойндекстера, которого
любили и уважали.
Никогда еще жизнь отставного капитана не была в такой
опасности. Ни на кровавом поле боя при Буэна-Виста, ни тогда,
когда он лежал в баре Обердофера и револьвер мустангера был
приставлен к его виску.
Капитан это знает -- вот почему он так гонит коня и только
изредка бросает назад взгляды, которые полны злобы и страха.
Но отчаяния в его взгляде нет, хотя и странно, что вид
мчавшихся за ним мстителей не лишил его последней надежды. Да,
он еще надеется. Он знает, что сидит на быстром коне и что
впереди лес.
Правда, до него десять миль. Но что такое десять миль! Он
скачет со скоростью двадцать миль в час; через полчаса он будет
уже в зарослях.
Не эта ли мысль поддерживает в нем бодрость? Вряд ли. Он
знает, что не может скрыться в чаще леса -- ведь среди его
преследователей не меньше десятка опытных следопытов во главе с
самим Зебом Стумпом.
Что же тогда спасает его от отчаяния? Почему он не
покоряется, казалось бы, неизбежной судьбе? Или это просто
слепой инстинкт самосохранения?
Совсем нет. Убийца Генри Пойндекстера -- не сумасшедший. В
своей попытке избежать страшного для него правосудия он не
станет полагаться ни на своего быстроногого коня, который мчит
его по прерии, ни на заросли впереди. Но за лесом проходит
граница -- вот почему он надеется. Собственно говоря, там две
границы. Одна, которая разделяет две нации, именуемые
цивилизованными. Между ними существует соглашение о выдаче
преступников.
Впрочем, убийца может обмануть правосудие (как это часто
делается), постоянно переходя границу и меняя национальность и
место жительства.
Однако не этот путь избрал Колхаун. Как ни слабо
соблюдается упомянутое соглашение между Техасом и Мексикой, он
не решается положиться на это -- он боится рисковать. Его страх
понятен: это слишком опасная игра для человека, запятнанного
таким ужасным преступлением.
Он скачет к Рио-Гранде, но не для того, чтобы перебраться
через мексиканскую границу: он вспомнил о другой границе -- о
той, за пределами которой кочуют дикие команчи, ненавидящие
всех людей с белой кожей. Но его они встретят как друга -- ведь
он пролил кровь одного из их врагов!
В вигваме индейца убийца может найти не только приют -- он
надеется на гостеприимство и на продолжение кровавой карьеры.
Вот почему Колхаун не теряет надежды на спасение, а
поэтому и не поддается отчаянию; и, хотя он скачет по
направлению к Рио-Гранде, он хочет под прикрытием леса свернуть
в сторону Льяно-Эстакадо.
Он не боится опасностей этой ужасной пустыни; никакие
будущие невзгоды не могут сравниться с тем, что ждет его
позади. Может быть, потом он пожалеет о том, что потерял
богатство, друзей, общественное положение, удобства
цивилизации; больше того -- ему грозит разлука с той, которую
он так безумно любит и с которой, быть может, никогда больше не
встретится.
Но сейчас нет времени подумать даже о ней. Этому низкому
человеку жизнь дороже любви. Он думает, что впереди жизнь, и он
знает, что сзади надвигается смерть. Убийца мчится со всей
скоростью, на которую способен его мексиканский мустанг,
быстрый, как арабский конь.
Серому мустангу давно уже пора устать. С утра он проделал
больше двадцати миль и притом весь путь галопом. Но он не
проявляет никаких признаков утомления. Как и все мустанги, он
может свободно пробежать пятьдесят и, если нужно, сто миль, не
замедляя шага.
"Какое счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой! --
думает Кассий Колхаун.-- Если бы не ее мустанг, я уже стоял бы
теперь в мрачной тени дуба, перед судьей и присяжными, слушая,
как толпа требует моей смерти".
Кассий Колхаун больше не боится этой участи, он думает,
что опасность миновала. Он оглядывается назад и видит, что
всадники остались далеко позади.
Он смотрит вперед -- над изумрудной зеленью саванны
вырисовывается темная полоса леса. Колхаун не сомневается, что
успеет достичь его и спастись.
Глава XCVII. ПОГОНЯ ЗА УБИЙЦЕЙ
Удастся ли преступнику спастись? Зрители наши не
сомневаются в этом, видя, как Колхаун мчится прочь галопом; но
в них пробуждается надежда, когда за ним бросается Зеб Стумп.
Надежда эта крепнет, когда сотня всадников -- военных и
штатских -- срывается с места и пускается в погоню.
Она переходит в уверенность, когда к погоне присоединяется
еще один всадник; и, хотя он выехал последним, зрители уверены,
что он перегонит всех,-- ведь это Морис Джеральд верхом на
своем быстроногом мустанге!
Все только что происшедшее под дубом означает не перерыв
судебного разбирательства, но его прекращение.
Хоть об этом не было объявлено, Морис Джеральд знает, что
он свободен, как этого требовала толпа.
Не теряя ни минуты, он бросается к гнедому мустангу, на
котором еще так недавно ездил всадник без головы.
Гнедой узнал хозяина и, радостно заржав, рысью бежит к
нему навстречу.
Как ни долга была разлука, нет времени, чтобы
