они рассыпались в пыль, и эта пыль от малейшего движения воздуха поднималась
вверх и долго не хотела оседать. Это была самая своеобразная подстилка для
сна, которую Роберту приходилось видеть в своей жизни. Уж лучше бы на полу
вообще ничего не лежало.
Когда невольники вошли, дверь за ними захлопнулась и лязгнули замки.
Вместе с этим щелчком, светильники, забранные в решетчатыми колпаками,
перешли в режим дежурного освещения. Приглушенный свет в сочетании с
поднятой вошедшими пылью давали причудливую картину, реальность которой
находилась под большим вопросом.
Измученные за день повалились в это месиво трухи и пыли. - Вот гады, -
не выдержал высокий, тощий каторжник, - что же будет дальше, если они уже
сейчас с нами так обращаются? - А ты понял, как делает свои дела полиция? -
Вопросом на вопрос отозвался кто-то из дальнего угла. Роберту его не было
видно, но он не имел ни малейшего желания выяснять кому принадлежали эти
слова. - Тоже мне, доблестные защитники закона. Вы видели? Они нас просто
продали! Продали этим ублюдкам, как вещь в магазине.
Никто даже не обратил внимания на эту запоздалую реакцию. Все были
подавлены тем положением, в котором оказались, тем обращением, с которым им
пришлось столкнуться, что никак не реагировали на эти возгласы. Проявлялась
обычная стрессовая реакция.
Ссыльный, из дальнего угла еще что-то сказал, но не находя поддержки
вскоре замолк и в камере установилась полная тишина, иногда нарушаемая
кашлем или стоном засыпающих людей.
Роберту не спалось. События последних двух недель, а особенно
последнего дня проносились у него перед глазами. Все заполняющее чувство
обиды уже отступило. Нельзя сказать, что оно пропало вовсе, но события
сегодняшнего дня вытеснили это чувство, и оно , хотя и с неохотой, уступило
место напряженной неизвестности - отвратительному состоянию, которое внушало
ужас не одному поколению людей, хотя и являлось одной из исконных черт
человеческой натуры.
Да, это было кощунственно несправедливо - не совершив совершенно ничего
противозаконного, попасть в мир отпетых негодяев, отфильтрованных со
значительного сектора галактики, - это было перебором даже для такой
отвратительно-неудачливой судьбы, какая была у Роберта. Хотя он решил для
себя не поддаваться, но кошмарные картины его дальнейшего бытия, непрерывно
возникали в возбужденном сознании. Хотя многие из его страхов не
оправдывались до сих пор, он считал это только отсрочкой. В конце концов
мозг отказался воспринимать все те ужасы, которые все с большей и большей
реалистичностью рисовало сознание и Роберт забылся глубоким, тяжелым сном,
который тяжелым ботинком наступил на бьющееся в агонии сознание и прервал
эти моральные мучения.
Через секунду после того, как ему удалось забыться, с громким щелчком
разблокировалась дверь, ярко вспыхнули лампы и вошел их вчерашний конвой.
Особо не церемонясь, кого прикладом оружия, кого ботинком они быстренько
привели своих подопечных в бодрствующее состояние и окриками выгнали еще
ничего не соображающих со сна группу людей на свежий воздух.
Трава перед ангаром сверкала всеми цветами, которые только был способен
воспринять глаз, и наверное еще многими теми, воспринять которые он был не в
состоянии. Это был или только что прошедший дождь, или обильно выпавшая
роса. Строение травы располагало к тому, чтобы на остроконечных, с засечками
листьях, скапливалась влага большими каплями. В них отражалось, искажаясь
утреннее светило, со всей своей безразличной жизнерадостностью поглядывая на
грязных оборванцев, обросивших по колено штанины и трясущихся от утренней
свежести.
Пока все стояли под внимательным взглядом одного из конвойных и не
менее пристальным взглядом его плазменного излучателя, другой, взяв
несколько человек проследил чтобы место ночлега было убрано. Они возились
около часа, долго носили в красных, пластиковых мешках рассыпающуюся в пыль
подстилку и видимо навели там неописуемую чистоту.
После окончания немного затянувшейся уборки, во время которой всем не
участвовавшим пришлось померзнуть стоя по колено в росе, прямо тут же, на
улице был устроен на скорую руку завтрак, больше напоминавший подаяние, на
который каждому каторжнику был дан кусок странного хлеба, граммов на триста,
больше похожий на спекшиеся опилки, чем на продукт питания. Запивали все по
очереди из одной кружки, черпая воду из большой пластиковой емкости,
подставленной под сток ангара.
После завтрака Роберту стало немного лучше. Отступила нарастающая уже
было тяжесть в голове и немного поднялось настроение. Совсем немного, но все
равно это было прогрессом.
Все еще дожевывали куски твердого, как камень хлеба, а конвоир,
следивший за уборкой уже запер приютивший их на ночь ангар и подогнал ко
входу один из транспортеров.
- Залезайте, - скомандовал он указывая на распахнутые створки люка
грузового отсека машины, - и не сильно барствуйте. Влезть должны все.
В грузовой отсек набилось народу почти втрое больше, чем полагалось при
транспортировке нормальных людей, защищенных правами человека и своими
правительствами. Створки люка с лязгом защелкнулись и опять же были
заблокированы замком. Приходилось привыкать к тому, что отныне с ними будут
обращаться как с дикими зверями, вернее как с рабочим скотом. Роберт это
понял и ему опять стало хуже.
Тем временем оба парня с плазмометами за плечами забрались в кабину,
взвыв своей турбиной, мощный транспортер развернулся на месте и разбрасывая
в стороны куски вырванного гусеницами дерна рванул в джунгли.
Сквозь маленькие, поцарапанные окошки транспортного отсека, ничего,
кроме мелькающей листвы и стволов деревьев ничего не было видно, и уже после
пятнадцати минут путешествия никто даже не старался смотреть в расположенные
высоко под крышей окна. Труднее всего пришлось тем, кому досталось место на
полу. Дороги как таковой не было. Видимо транспортер шел по точно такой же
тропе, по которой их привели к ангару в джунглях, и шел на большой скорости,
от этого машину сильно бросало на углублениях колии и на поворотах, отчего
сидеть на полу не сопротивляясь было не возможно. Среди тех, кому не
досталось более комфортабельных мест был и Роберт. У него уже разболелась
голова от постоянно бившегося под ним в агонии пола отсека. Каково же было
его удивление, когда заросший тип, сидевший напротив него, после нескольких
часов путешествия уступил свое место на боковой скамейке, а сам занял его
место на полу. Этот поступок, с виду отъявленного головореза, одного из
самых страшных с виду в их группе, вселил надежду в душу Роберта и дал
понять, что не все так безнадежно, как это могло показаться в первый день.
Уже через несколько часов пути, сидевшие на скамейках придерживали
расположившихся на полу и попеременно менялись с ними местами. В
экстремальной ситуации люди, даже не самые лучшие, старались держаться
вместе, по возможности поддерживая друг друга, расчитывая на такое же
отношение.
С наступлением сумерек, замызганный грязью по самую крышу, транспортер
выехал на очищенное от джунглей пространство. На площади гектаров в двадцать
расположилось еще одно поселение, состоящее из небольших, отдельных домиков,
сбившихся в плотную кучу справа от остановившегося транспортера и рядов
одинаковых, крупногабаритных построек, с геометрической точностью занимающих
все остальное место. Ангары были немного меньше того, который стоял в лесу,
по дороге в это "райское место", но видимо это были модели одной и той же
серии, так как отличались они только размерами.
- Добро пожаловать в Цхатур, - с ухмылкой на лице процедил из
сопровождающий, как только распахнулся люк.
Все со стонами начали выбираться из транспортера. В воздухе стоял
какой-то странный пряный запах, как Роберт не старался вспомнить, но так и
не сообразил что же может так пахнуть. Видимо ни одному ему показалось это
странным, так как каждый, кто покидал транспортер принюхивался.
- Чем это здесь так воняет? - Пробубнил низенький и шустрый изгой. - Я
ничего подобного раньше не ощущал.
- Да, интересно, что же так может пахнуть? - Подал голос кто-то из
толпы.
На возню возле транспортера отреагировали собаки, безсовестно разрывая
в клочья своим лаем тишину теплого вечера. Вскоре ближайшего котеджа вышли
три человека, и прихватив с собой нескольких собак направились к прибывшим.
У встречающих, как и у конвоя было оружие, а манеры не оставляли никаких
сомнений в их здешнем статусе.
Переговорив о чем-то в стороне с экипажем, они пересчитали колонистов и
погнали их в поселок, а машина доставившая каторжников недовольно урча
двигателем, отправилась в обратный путь, беспощадно кромсая сгущающуюся
темноту узким лучом прожектора.
После такого же скудного ужина, каким был в тот день завтрак(о
трехразовом питании здесь видимо не догадывались), вновьприбывших отправили
в один из ангаров, стройные ряды которых составляли целые улицы поселка и
среди которых с легкостью можно было заблудиться, так как эти сооружения
походили друг на дружку как близнецы - штамп то один.
В этом Цхутаре уже не пришлось спать на металлическом полу. Конечно же
настоящих постелей им предложено не было, но трехъярусные, деревянные нары с
набросанныи на на них пластиковыми мешками, набитыми теми же листьями из
леса, казались если не постелями королей, то вполне пригодным местом для
сна, тем более, что сквозь мешки не пробивалась неизбежная при высыхании
растительных остатков пыль. Было тепло, мягко и не пыльно, к тому же не
холодно - сорванные свежими листья, начинали преть при достаточно низкой
температуре, выделяя при этом тепло. Места было много, и каждый мог выбрать
в пустующем помещении то, которое на него смотрело, на каком угодно ярусе.
Голодный паек и насыщенный день сделали свое дело. Уже через пять минут все
крепко спали, не обращая никакого внимания на свои страхи.
Наступившее утро как две капли воды походило на предыдущее. На чистое
небо с трудом карабкался принципиальный в этом отношении Кармант, но так как
он это делал крайне медленно, было очень свежо, если не сказать просто -
холодно. Неизменная роса делала свое отвратительное дело, пропитывая влагой
все, что могло намокнуть, а легкие порывы шаловливого ветерка, довершали
начатое, делая и без того нелегкую жизнь еще более отвратительной.
После утренней прогулки в столовую, где каждому предложили неизменный
кусок сделанного из коры деревьев хлеба и сколько хочешь воды, на вновь
прибывших соизволил взглянуть один из самых главных, если не самый главный в
этой местности. Одетый в добротный комбинезон и теплую куртку, он несколько
раз прошелся вдоль выстроенных в одну шеренгу изгнанников, вминая в дерн
высокими сапогами с водоотталкивающим покрытием густые пучки травы, которая
впрочем, сопротивляясь такому обращению, почти сразу же вставала на место,
будто по ней никто и не ходил.
Новые поселенцы не производили на плантатора должного впечатления, ибо
этот господин недовольно хмурился и делал вид, что о чем-то раздумывает, а
может он и вправду раздумывал. Кто его знает?
Роберт сильно замерз, его била дрожь, но он старался держаться прямо и
по возможности не выдавать своего состояния.
После осмотра хозяин произнес приветственную речь: - Я рад, что наши
трудовые ресурсы все пополняются и пополняются. Меня абсолютно не интересует
кто вы такие, чем занимались раньше и за что попали на эту благословенную
