Действительно, помогло.
Через пять минут я вышел из туалета на своих ногах, потный, мокрый, с
красным лицом, но абсолютно трезвый. И даже пытающийся качать права.
-- Ну зачем вмешался? Я хотел напиться, и напился...
-- Молодежь...-- Семен укоризненно покачал головой.-- Напиться он хотел!
Кто же напивается коньяком? Да еще после вина, да еще с такой скоростью,
пол-литра за полчаса. Вот однажды мы с Сашкой Куприным решили напиться...
-- Каким еще Сашкой?
-- Ну тем самым, писателем. Только он тогда не писал еще. Ну так и
напились же по-человечески, культурно, в дым и в драбадан, с танцами на
столах, стрельбой в потолок и развратом .
-- А он что, Иной был?
-- Сашка? Нет, но человек хороший. Четверть выпили, а гимназисток
шампанским споили...
Я тяжело плюхнулся на диван. Сглотнул, глянув на пустую бутылку -- снова
начало поташнивать.
-- И вы с четверти напились?
-- Четверть ведра, как же тут не напиться? -- удивился
Семен.-- Напиваться -- можно, Антон. Если очень нужно. Только напиваться
надо водкой. Коньяк, вино -- это все для сердца.
-- А водка для чего?
-- Для души. Если совсем уж сильно болит.
Он смотрел на меня с легким укором, смешной маленький маг с хитроватым
лицом, со своими смешными маленькими воспоминаниями о великих людях и
великих битвах.
-- Я не прав,-- признался я.-- Спасибо, что помог.
-- Ерунда, старик. Когда-то я твоего тезку три раза за вечер
протрезвлял... ну, там надо было пить и не пьянеть, для дела...
-- Тезку? Чехова? -- поразился я.
-- Нет, что ты. Это другой был Антон, из наших. Погиб он, на Дальнем
Востоке, когда самураи...-- Семен махнул рукой и замолчал. Потом почти
ласково сказал:
-- Ты не торопись. Вечером все сделаем культурно. А сейчас надо ребят
догонять. Идем, Антон.
Вслед за Семеном я послушно вышел из дома. И увидел Свету. Она сидела в
шезлонге, уже переодевшись, в купальнике и пестрой юбке -- или куске ткани
вокруг бедер.
-- Нормально? -- с легким удивлением спросила она меня.
-- Вполне. Что-то шашлык не впрок пошел...
Светлана пристально смотрела на меня. Но, видимо, кроме бурого цвета
лица и мокрых волос ничто не выдавало внезапного опьянения.
-- Тебе надо поджелудочную проверить...
-- Все нормально,-- быстро сказал Семен.-- Уж поверь, я тоже лекарством
занимался. Жарко, кислое вино, жирный шашлык... вот и все причины. Ему
сейчас искупаться, а вечером по холодку мы бутылочку раздавим. Вот и все
лечение.
Света встала, подошла, сочувственно заглянула мне в глаза.
-- Может быть посидим тут? Я сделаю крепкий чай...
Да, наверное... Хорошо бы. Просто сидеть. Вдвоем. Пить чай. Говорить,
или молчать. Это ведь все неважно. Смотреть иногда на нее, или даже не
смотреть. Слышать дыхание, или заткнуть уши. Только знать, что мы рядом. Мы
вдвоем, а не дружный коллектив Ночного Дозора. И вместе потому, что этого
хочется, а не по программе, намеченной Гесером.
Неужели я и впрямь разучился улыбаться?
Я покачал головой. И вытащил на поверхность лица трусливую, упирающуюся
улыбку:
-- Пойдем. Я еще не заслуженный старпер магических войн. Пойдем, Света.
...Семен уже ушел вперед, но почему-то я понял, что он подмигнул.
Одобрительно.
Прохлады ночь не принесла, но избавила от зноя. Уже часов с шести-семи
компания раздробилась на маленькие кучки. Остался у озера неутомимый Игнат
с Леной и, как ни странно, Ольгой. Ушли побродить по лесу Тигренок с Юлей.
Остальные рассредоточились по дому и прилегающей территории.
Мы с Семеном оккупировали большую лоджию на втором этаже. Здесь было
уютно, лучше продувал ветерок, и стояла совершенно неоценимая в жару
плетеная мебель.
-- Номер раз,-- сказал Семен, доставая из полиэтиленового пакета с
рекламой йогурта "денон-кидс" бутылку водки.-- "Смирновка".
-- Рекомендуешь? -- спросил я с сомнением. По водке я себя специалистом
не считал.
-- Я ее вторую сотню лет пью. А раньше она куда хуже была, уж поверь.
Следом за бутылкой явились два граненых стакана, двухлитровая банка, где
под закатанной жестяной крышкой томились маленькие огурчики, большой пакет
с соленой капустой.
-- А запивать? -- спросил я.
-- Водку не запивают, мальчик,-- покачал головой Семен.-- Запивают
суррогат.
-- Век живи...
-- Раньше научишься. И насчет водки не сомневайся, поселок
Черноголовка -- моя подконтрольная территория. Там на заводе колдун один
работает, мелкий, не особо пакостный. Он мне и поставляет правильный
продукт.
-- Размениваешься по мелочи,-- рискнул заметить я.
-- Не размениваюсь. Я ему деньги плачу. Все честно, это наши частные
отношения, а не дела Дозоров.
Семен ловким движением скрутил бутылке колпачок, разлил по полстакана.
Сумка весь день простояла на веранде, но водка оставалась холодной.
-- За здоровье? -- предположил я.
-- Рано. За нас.
Отрезвил он меня днем и впрямь качественно, наверное, не только алкоголь
из крови удалил, но и все продукты метаболизма. Я выпил полстакана не
дрогнув, с удивлением обнаруживая, что водка может быть приятна не только
зимой с мороза, но и летом после жары.
-- Ну вот...-- Семен удовлетворенно крякнул, развалился
поудобнее.-- Надо Тигренку намекнуть, что тут кресла-качалки полезно
поставить...
Он вытащил свою жуткую "Яву", закурил. Поймав мой недовольный взгляд
сообщил:
-- Все равно буду их курить. Я патриот своей страны.
-- А я патриот своего здоровья,-- буркнул я.
Семен хмыкнул.
-- Вот однажды позвал меня в гости знакомый иностранец...-- начал он.
-- Давно дело было? -- непроизвольно подстраиваясь под стиль, спросил я.
-- Не очень, в прошлом году. А позвал затем, чтобы научиться пить
по-русски. Жил он в "Пенте". Прихватил я одну случайную подружку, и ее
братца -- тот только что с зоны вернулся, некуда было податься, и пошли
мы...
Я представил себе эту компанию и покачал головой:
-- И вас впустили?
-- Да.
-- Воспользовался магией?
-- Нет, зарубежный друг воспользовался деньгами. Водки и закуски он
припас хорошо, стали мы пить тридцатого апреля, а закончили второго мая.
Горничных не впускали, телевизор не выключали.
Глядя на Семена, в мятой клетчатой рубашке отечественного производства,
затертых турецких джинсах и потертых чешских сандалиях, можно было без
труда вообразить его пьющим разливное пиво из трехлитровой банки. А вот в
"Пенте" он представлялся с трудом.
-- Изверги,-- с чувством сказал я.
-- Нет, почему? Товарищу очень понравилось. Он сказал, что понял, в чем
заключается настоящее русское пьянство.
-- И в чем же?
-- Это когда просыпаешься утром, и все вокруг серое. Небо серое, солнце
серое, город серый, люди серые, мысли серые. И единственный выход -- снова
выпить. Тогда легче. Тогда возвращаются краски.
-- Интересный попался иностранец.
-- Не говори...
Семен снова наполнил стаканы, теперь -- чуть поменьше. Подумал, и вдруг
налил их до краев.
-- Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно
приходилось пить, чтобы увидеть небо -- голубым, солнце -- желтым,
город -- цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак, и видим, что мир
с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не
только эта изнанка. За яркие краски!
В полном обалдении я выпил полстакана.
-- Не сачкуй, пацан,-- прежним тоном сказал Семен.
Я допил. Заел горстью хрустящей, кисло-сладкой капусты. Спросил:
-- Семен, почему ты так себя ведешь? Зачем тебе этот эпатаж, этот имидж?
-- Слова больно умные, не пойму...
-- Все таки?
-- Так легче, Антошка. Каждый как может бережется. Я -- так.
-- Что мне делать, Семен? -- спросил я. Без всяких объяснений.
-- Делай то, что должен.
-- А если я не хочу делать то, что должен? Если наша светлая-пресветлая
правда, наше честное дозорное слово и наши замечательные благие
намерения -- встают поперек горла?
-- Ты одно пойми, Антон,-- маг захрустел огурчиком.-- Давно бы пора тебя
понять, но засиделся ты у своих железяк... Наша правда, какая бы большая и
светлая она ни была, состоит из множества маленьких правдочек. И пусть у
Гесера сто пядей во лбу, и опыт такой, что не дай бог приснится. Но
вдобавок у него еще магически залеченный геморрой, эдипов комплекс и
привычка перелицовывать старые удачные схемы на новый лад... Это все к
примеру, я его тараканов не ловил, начальство все-таки.
Он достал новую сигарету, и на этот раз я не рискнул возражать.
-- Антон, дело ведь в чем... Ты парень молодой, пришел в Дозор, и
обрадовался. Наконец-то весь мир поделился на черное и белое! Сбылась мечта
человечества, стало ясно, кто хороший, а кто плохой. Так вот, пойми. Не так
это. Не так. Когда-то мы все были едины. И Темные, и Светлые. Сидели у
костров в пещере, глядели сквозь сумрак, на каком пастбище поближе мамонт
пасется, с песнями и плясками искры из пальцев пускали, а файерболами чужие
племена поджаривали. И было, для полной наглядности примера, два
брата -- Иных. Тот, что первым в сумрак вошел... может быть он тогда сытый
был, а может быть полюбил в первый раз... А второй -- наоборот. Живот болел
от зеленого бамбука, женщина отвергла, под предлогом головной боли и
усталости от скобления шкур. Так и пошло. Один на мамонта наведет, и
доволен. Другой кусок от хобота требует, и дочку вождя в придачу. Так и
разделились мы, на Темных и Светлых, на добрых и злых... Азбука, да? Мы так
маленьких детишек-Иных учим... Только кто тебе сказал... кто тебе сказал,
старина, что все это остановилось?
Семен резко, так что хрустнуло кресло, подался ко мне:
-- Было оно, есть и будет. Всегда, Антошка. Конца-то нет. Сейчас мы
того, кто сорвется, и пойдет сквозь толпу, добро без разрешения творя,
развоплощаем. В сумрак его, нарушителя равновесия, психопата и истерика...
в сумрак. А что завтра будет? Через сто лет, через тысячу? Кто заглянет?
Ты, я, Гесер?
-- Так что тогда...
-- Есть твоя правда, Антон? Скажи, есть? Ты в ней -- уверен? Тогда -- в
нее и верь, а не в мою, не в Гесера. Верь и борись. Если духа хватит. Если
сердце не екнет. Темная свобода, она ведь не тем плоха, что свобода от
других. Это, опять же, для детей объяснение. Темная свобода -- в первую
очередь от себя свобода, от своей совести и души. Почувствуешь, что ничего
в груди не болит -- тогда кричи караул. Правда, поздно уже будет...
Он замолчал, полез в пакет, извлек еще одну бутылку водку. Вздохнул:
-- Вторая. Ведь не напьемся мы, чувствую. Не получится... А насчет
Ольги, и ее слов...
Как он ухитряется все и всегда слышать?
-- Она не тому завидует, что ей несделанное -- может Светлана совершить.
Не тому, что у Светки впереди все, а у Ольги, если уж откровенно, позади.
Она завидует, что ты есть рядом... и хотел бы любимую остановить. Пусть
даже и не можешь ничего сделать. Гесер мог, но не хотел. Ты не можешь, но
хочешь. В итоге, может быть, и нет никакой разницы. А что-то, все равно,
цепляет. Душу рвет, сколько бы ей лет не было.
-- Ты знаешь, к чему готовят Светлану?
-- Да,-- Семен расплескал по стаканам водку.
-- К чему?
-- Я не могу ответить. Я подписку дал.
-- Семен...
-- Говорю же -- подписку дал. Снять рубашку, чтобы знак карающего огня
на спине увидел? Ляпну чего -- сгорю вместе с этим креслицем, пепел в
сигаретную пачку уместится. Так что прости, Антон. Не пытай. Что
мог -- сказал.
-- Спасибо,-- сказал я.-- Давай... давай выпьем. Вдруг получится
напиться. Мне надо.
-- Вижу,-- согласился Семен.-- Приступаем.
Глава 3
Проснулся я очень рано. Тишина стояла, живая дачная тишина, с шорохом
ветерка, к утру наконец-то прохладного. Только меня это не радовало.
