вокруг холма, где залегли мы с Майкам. Бесплотный, безынтонационный,
беспощадный голос.
- Драконы, выходите. Бросайте оружие - в борьбе нет смысла. Орден
требует от вас покорности. Выходите, драконы...
- А если выйти? - спросил Майк.
Мы лежали спина к спине. Крошечная ложбинка на вершине холма
естественный окоп, пока еще спасала нам жизнь. Нас взяли в кольцо и
заставили залечь у самых гор, на холмистой, с редкими деревцами, равнине.
Похоже, сюда нас и гнали через лес, зная, что до гор мы добраться не
успеем, а из леса, где дракон может задать бой кому угодно, уже выйдем.
- Если выйдем - убьют не сейчас, а в полнолуние, - ответил я.
По склону ближайшего холма ползла серая тень. Снайпер. Хочет
добраться до вершины и обстрелять нас сверху. Только чего же он лезет у
нас на виду, балда? Я прицелился.
- Почему в полнолуние?
- И этого не знаешь? Полнолуние - день очистительной жертвы.
Если нас сожгут вместе с ребенком, наши души очистятся и попадут в
рай. Они нам зла не желают.
Спина Майка вздрогнула.
- Каким ребенком?
- Фермерским. Кто-нибудь из монахов выкрадет. Они так очищаются
каждое полнолуние...
Короткая очередь остановила Брата Господнего на полпути. Последним
усилием он раскинул руки, замер серым крестом. Как бы он не специально
полез под пули - погибнуть от рук дракона - значит стать святым. Ходило у
них такое поверье...
Майк дал длинную очередь, явно не целясь.
- Не психуй. Нам еще до ночи тянуть, - словно не понимая, что нас
выкрутят раньше, произнес я.
- Я думал, они... Но они же хуже вас!
- Хуже. Они - люди, - с удовольствием подтвердил я.
На порядочном расстоянии от холма, вне досягаемости даже моего "АК",
не то, что люггера, прохаживались Братья Господни. Их было десятка три, не
меньше.
- Майк, бинокль.
Майк зашуршал рюкзаком. Чуть приподнялся - над нами тут же завизжали
пули. Что и говорить, стерегут надежно.
- Бери...
Тяжелый бинокль дрогнул в моих пальцах, когда я навел резкость.
Братья Господни устанавливали километрах в трех от нас минометы. Надо
же... Не пожалели для драконов даже мин.
- Теперь все, Майк...
- Что?
- У них минометы.
Не перестающий бормотать призывы к покорности голос умолк. Наступила
тишина. Потом тот же, усиленный, мертвый голос произнес:
- Драконы, у вас есть четверть часа, чтобы сдаться.
Невидимый диктор вдруг кашлянул, смазывая все впечатление от своего
замогильного тона, и замолчал.
- Майк!
- Ну?
- Попробуй выйти. Если докажешь им, что не дракон...
- Иди к черту!
Я рассмеялся, сказал:
- Я уходить не собираюсь. Учти, ты умрешь как дракон.
- Пока не спешу умирать...
Он завозился:
- Драго, мне нужно развернуть рацию. Прикрой...
Переспрашивать я не стал. Даже если он собирается докладывать на
базу, что сейчас погибнет, мешать не имело смысла. Я подвинулся, давая ему
место, чтобы вытащить из рюкзака рацию. Потом лег на спину, отставил
автомат подальше и надавил на курок. Нескончаемо длинная очередь
пробарабанила по ушам. Автомат умолк. Я стал неторопливо перезаряжать
обойму. Майк тоже улегся на спину и медленно вытягивал из рации антенну.
Тонкий телескопический прут вытянулся метра на полтора. Братья, похоже,
заметили его отблеск - пули засвистели чаще.
Расслабившись, я стал смотреть в небо - в низкую, серо-свинцовую
пелену туч. Казалось, подпрыгни посильнее, и можно ухватиться за вязкую
грязную облачную вату. Ухватиться, повиснуть и уплыть с облаками
куда-нибудь далеко-далеко, где нет ни монастырей, ни лесов, ни тягучей,
безнадежно однообразной жизни. На маленькие тропические острова, которые
никто не удосужился закидать ракетами, или в холодные антарктические
льды...
Майк все нажимал и нажимал какую-то кнопку на рации. Наверное,
встроенный микропроцессор подавал сейчас кодированный сигнал вызова.
Против воли я повернулся, посмотрел на Майка. Этого не стоило делать - от
вида его сосредоточенных действий появилась глупая, бессмысленная надежда
на чудо.
На рации светились крошечные разноцветные лампочки. Вздрагивала
стрелка, показывая излучаемую передатчиком энергию.
- Да! - закричал вдруг Майк. - Да, эта я!
Крошечные диски наушников шептали, а может, кричали что-то неслышное
мне.
- Нет! Я не мог раньше! Нет, времени мало... Парк, парк, подснежнику
нужен дождь по окружности! Берите пеленг! Сильный дождь! Быстрее! Здесь
очень, очень сухо!
Я лежал, вжимаясь в холодную землю. Мне было не по себе. Что-то в
словах Майка, в его вздрагивающем голосе выворачивало меня наизнанку.
- Если можно, если успеете... В квадрат 17-ЭР - град.
В его карте я уже разбирался. В квадрате 17-ЭР находился монастырь "У
Небесных Врат".
- Рон... - Майк всхлипнул. - Рон, здесь очень мерзко. Здесь... здесь
страшно, Рон. И очень... Нет, не радиация. Рон, я постараюсь! Я дойду, я
ее отключу... Рон... У меня больше не оставалось выбора, я не хотел тебя
выдавать... Не чушь! Я хотел сам... Но слишком уж сухо.
Он замолчал. И уже другим голосом произнес:
- Парк, подснежник понял. Сильный дождь на пеленг, град в квадрат
17-ЭР. Отсчет десять секунд, время достижения шестнадцать... Плотность
поражения в радиусе пятьдесят - пять тысяч метров максимальная. Шесть...
Пять... Четыре... Три... Два... Один... Ноль. Дождь пошел, понял. Рон,
прощай!
Майк откинул рацию - так выбрасывают огнемет, в котором кончился
заряд и который уже никогда не перезарядишь.
- Драго, открой рот, могут лопнуть перепонки... Сожмись, чтобы не
задело. Да поможет нам Бог!
В неосознанном ужасе я вцепился в Майка, в скользкую, гладкую ткань
его комбинезона. И почувствовал, как он прижимается ко мне. Нам было
одинаково страшно на серой земле и под серым небом...
Тонкий нарастающий гул послышался с неба. Монастырские минометы? Они
звучат не так...
В серой облачной грязи сверкнул огонек. Другой, третий... Словно
звезды продырявили тучи и стремительно падали на землю. Я закричал и не
услышал своего крика. Сотни, тысячи светящихся точек парили под облаками,
опускались на нас. Гигантский огненный круг... Нет, не круг, а кольцо. И
отверстие в кольце, крошечный кружок серого неба, приходилось точно над
нами.
Я успел еще различить под каждым огоньком темную тень, когда
сверкающее облако осело на землю. Нас колыхнуло, словно рушились горы;
огненные, багрово-дымные стены вскинулись вокруг. Казалось, что горел даже
воздух. Волны темного пламени пронеслись над холмом. И тяжелый,
нестерпимый удар от взрыва тысяч кассетных боезарядов погрузил меня в мглу
беспамятства, прокатился по телу раскаленным воздушным прессом...
Я открыл глаза от боли в плече. Майк тащил меня за руки по
скользкому, горячему пеплу, и каждое движение отдавалось болью. Лицо его
казалось маской из копоти и крови, лишь глаза оставались живыми. На шее у
Майка вразнобой покачивались два автомата - мой "АК" и его люггер. Я хотел
сказать, что мой автомат можно теперь выбросить, но сил на это не было.
Тогда я посмотрел вверх.
Разорванные, искромсанные тучи медленно расплывались прозрачной
дымкой. На лицо оседала мелкая водяная морось. А сквозь редеющие тучи
проступало небо - темно-голубое, даже, скорее, синее, вечернее. Над
горизонтом, в самом краю облачной проталины, желтел ослепительно яркий
краешек солнца. Его свет коснулся обожженной кожи, и я напрягся. Но боли
не было. А в воздухе, наполненном испарившейся влагой, вспыхнула яркая,
словно нарисованная семью щедрыми мазками художника, радуга; протянулась
от мертвой выжженной пустыни к горам. Горы стояли спокойные и
непоколебимые, лишь снег на вершинах сверкал синеватым холодком.
- Майк, небо, - выдавил я из себя. Я чувствовал, что просвет скоро
затянет. Майк должен взглянуть, он же никогда не видел неба.
Своих слов я не услышал, да и Майк, наверное, тоже. В ушах стоял
непрерывный гул. Сморщившись от напряжения, Майк наклонился ко мне. Потом,
поймав умоляющий взгляд, посмотрел вверх. И опустился в черную гарь рядом
со мной.
Мы лежали под голубым небом, которого не было над Землей долгих
двадцать лет. Высоко-высоко, над проклятой серой пеленой, над пылью и
копотью плыли белые пушинки облаков - настоящих, _п_р_е_ж_н_и_х_ облаков.
Я смотрел на их розовые, подкрашенные солнцем края и думал о том, что
всегда представлял небо без них. Я просто забыл об их существовании, мне
казалось, что в распахнувшемся однажды небе не окажется ничего, кроме
голубизны.
Потом я потерял сознание.
5. "ОТЛОЖЕННОЕ ВОЗМЕЗДИЕ"
Темнота несла меня в себе как ласковая, теплая морская волна.
Выныривать не хотелось. Болело лицо и руки, но боль казалась слабой,
приглушенной. Когда я пытался что-то вспомнить, в памяти вставала
клокочущая огненная стена, и отшатывался, пугаясь собственных
воспоминаний. Мир темноты был ласковым и спокойным, разум окутывала
легкая, дурманящая завеса. За ней пряталась боль, я чувствовал это и не
пытался проснуться. Но снаружи, из сладкого дурмана, из обжигающего мира,
где были боль, и движение, и ослепительный свет, меня звал чей-то голос.
Прошли тысячелетия, прежде чем я разобрал слова.
- Джек... Джекки... очнись...
Звали меня. Что случилось? Почему я здесь, в темноте, ведь я помню
обжигающий свет. Свет... Залитый ослепительным светом вагон. Лицо мисс
Чэйс, нашей учительницы - белое, и каждая черточка видна так отчетливо,
словно выкована из металла. Вагон дергается, я падаю... А надо мной -
крик, и свет, и опаляющий жар, и нестерпимый ужас. Я хочу закричать - и не
могу.
- Джекки...
Была катастрофа. Это точно. Поезд попал в аварию... или террористы
подложили в вагон бомбу. Они всегда стараются положить бомбу туда, где
много детей. А в вагоне ехало два класса - наш, и тот, где учился Рокуэлл.
Откуда я знаю его имя? Мы же не разговаривали... Нет, это все ерунда. Я
ранен, и в больнице. Но я же слышу, как меня зовут? Значит, ничего
страшного...
- Очнись, Джекки...
Это папа. Значит, он прилетел из Европы. А ведь там сейчас много
работы. В последнем папином репортаже - мисс Чэйс читала нам его в
гостинице, когда мы только приехали на экскурсию, сказано, что происходит
небывалое... Да, наш президент договорился с русскими уничтожить последние
атомные ракеты. Мисс Чэйс сказала, что это многим не понравится...
- Ты слышишь меня, Джек?..
- Да...
Слова даются легко, трудно было лишь произнести первое.
- Я слышу. Я пока полежу, не раскрывая глаз, ладно?
Пауза. Может, мне надо раскрыть глаза?
- Конечно. Приди в себя.
- Я пришел.
В голове кружатся какие-то картины, реальные и фантастические
одновременно.
- Мне снился такой интересный сон. Только он страшный. Ты будешь
ругаться, скажешь, что я опять насмотрелся фильмов по кабельному каналу,
но это неправда. Мне приснилось, что была ядерная война. А ее же не будет,
президенты договорились, да? Войны никогда не будет... А мне снилось, что
на небе вечные тучи, и не видно солнца. Все заросло лесом, рыжим, словно
его кипятком ошпарили. И такие пауки... Огромные, противные. А я в этом
лесу брожу с автоматом... смешно, автомат был русским. Они там очень
ценятся... ценились, это же сон... Он прошел, да?
Тишина, будто и нет никого.
- Ты не молчи, а то сон возвращается, и страшно... Не молчи!
- Я не молчу.
- Знаешь, мне так стыдно. Ты же хотел, чтобы я был смелый? Ты никогда
