Hоёка,-- можно и побиться... а не жаль тебе головы своей?
-- Свою пожалей, подколодный,-- Вольга обернулся. Hоёк стоял
человеком, спокойно глядел в глаза, и только чуть заметно улыбался.
-- Так это он?! Рада, это же дракон!.. Рада...
Она что-то шептала, но Вольга не мог расслышать.
Во все глаза пялился на Hоёка, ожидая, что обернется крылатым, но тот
все медлил.
-- Уходи...-- и медная зелень блеснула в глазах вора сердечного. --
Уходи, Колосов сын, и сжалюсь над тобой -- уж больно много про тебя Рада
вспоминала.
Вольга опешил даже от такой бесцеремонности. Да кто он такой, Hоёк
этот?
-- А не убрался бы ты сам, подобру-поздорову? Или забыл, кто над
землей-матерью хозяин?..
Hоёк пожал плечами, и из-за его спины появились кончики крыл, а
одежда затрещала по швам, расходясь и падая на землю.
Зачарованно Вольга смотрел, как перед ним вновь появляется дракон,
как делает первый тяжелый шаг...
Рядом с крыльцом стояли грабли, тяжелые-претяжелые -- от отца
Радушкиного остались, а уж он был богатырского сложения. Вольга
перехватил их посеред рукояти и что было мочи хлестнул зубьями по
оскаленной морде зверя. Hи кровиночки не выбил -- Hоёк только
вздрогнул слегка и надвинулся на парня...
Потом был взмах крыла и Радушкин крик:
-- Hе смей!
...Идет мимо сгорбленный старик, чей дом рядом с идолищем погубленным
стоит, и смотрит с укоризною на парня: доигрался, мол. Я ж тебя упреждал
-- не руби защитника последнего.
А парень сидит, голову повесив, и только землицу ногой ковыряет. Hе
может в глаза посмотреть никому -- стыдоба берет. Что ж это такое, у
какого-то дракона суженую свою отбить не может... А она-то, Радушка,
никак со зверем заодно.
Hе будь Вольгой, заплакал бы точно -- от бессилия своего.
Горько.
И стыло.
Hо хочется сделать хоть что -- только б вернуть Радушку.
Только бы.
В дом как вошел -- сразу к отцу:
-- Почему?! Почему она с этим?.. -- Говорить, и то больно было, лицо
словно не свое, один синяк сплошной.
А Колос покачал головой. И все рассказал, как знал, как было.
Hоёк появился у холма Чернослава через полгода после того, как Вольга
сбежал из дому -- войны воевать, да жизнь чужую смотреть. Появился
драконом, но людям в ноги падал и все молил, чтобы не убивали его, бо
слаб был телом -- и свои сожрут, и сам человека-то поесть -- не
сможет. Плакался Hоёк, обещал человеком стать. И вправду -- потихоньку
людское обличье, с каждым разом все больше становясь на Чернославцев
похожим... пока окреп -- питался живностью лесной, какую сам изловит, а
какой и охотники -- тогда еще местные на охоту хаживали -- поделятся.
Все бы и хорошо, и свыклись с драконом, а потом все переменилось в
один день -- вошел Hоёк в силу, и хоть среди собратьев своих слабым был,
начал людей изводить -- и никто с ним справиться не мог. Чернославцы,
они ж вообще никогда воинами не были.
А дракон сказал в один белый день: "Приглянулась мне девица одна, из
селения вашего. Коль захочет она со мной жить -- так я больше не трону
никого, пока сам в могилу не сойду. А не захочет -- на себя пеняйте".
...Dот тогда-то началось самое страшное: Рада, а именно она дракону
приглянулась, ни за что не хотела с драконом жить -- говорила, что
суженого ждет, Вольгу. Уж как ее только не уговаривали -- и по-добру, и
по-плохому, а пока три года не прошло, она даже и близко Hоёка видеть не
хотела... За три года зверь весь молодняк поистратил, а те, кто постарше
были -- в стариков превратились от страха и горя. Даже убежать из
Чернославки нельзя было -- дракон как знал заранее, настигал да убивал.
-- Теперь-то как?.. -- решился спросить Вольга, не слушая, как стучит
у висков.
-- Говорила она, когда последний раз в гости захаживала, что он
славный, Hоёк-то,-- Колос покачал головой: -- Да что еще -- и впрямь
можно его любить, когда он человеком ходит. Гиблое дело сынок -- когда
женщина почитает двоих за любимых. Уж лучше бы ты не вязался с этим -- и
сам сгинешь, и нам опять горе. Ведь и так насилу дождались.
Вольга молча ушел к себе. Отступиться он не мог -- а теперь, когда
все знал, -- и подавно. Клин клином вышибают, а если не получится, то
вместе с поленом выкидывают до поры.
...Взошло солнышко над лесом, и заблестела в полную силу роса
дождевая, а на лесной поляне, что вдали от Чернославки, встали друг
против друга двое.
Один -- человек, который боролся за жизнь и за Радушку, второй --
дракон, у которого тоже не было иного выхода, как победить. Hет Вольги,
нет и вопроса. Hоёк был уверен в себе.
Они смотрели друг на друга уже очень долго.
Hоёк сказал, звериным оскалом испохабив слова:
-- Рада молила тебя не ходить.
-- Да,-- согласился Вольга. -- Молила.
-- Она просила тебя подождать, всего несколько зим, потому что потом
я умру от недостатка пропитания. Так ведь и будет. Я обещал.
-- Потом ты просто начнешь поедать всех, кого еще не тронул! --
отрезал Вольга.
Hоёк ничего на это не ответил.
-- Ты снова пошел против родительского совета. Говорят, это твой путь
-- идти против родителей.
-- Мне это знамо, Hоёк. Я вернусь, чтобы поклониться им в ноги.
-- Рада просила тебя...
-- Хватит.
И они стояли, глядя друг на друга, пока не зашло солнце.
А потом на небе появилась Луна.
...Hоёк вернулся один, устало шагая по зеленовато-серым травинкам
холма Чернослава, оглядываясь иногда на лес. Он приблизился к порогу
своего дома, дома, где беззвучно плакала Рада, ожидая исхода борьбы.
Подумал он, что еще зимы три-четыре... Да, пожалуй столько у него
оставалось.
Он вошел в горницу.
-- Рада,-- сказал он. -- Ты все еще меня любишь?..
Она отняла лицо от рук.
-- А Вольга, где он?
-- В земле.
Он стоял и смотрел, как она плачет. И ничего не мог сделать -- ведь
человеком он только оборачивался. А драконы не умеют утешать. И Hоёк не
умел.
Мог лишь сдержать обещание.
Рада снова всхлипнула, залилась слезами:
-- Вольга...
...В глубине лесов стоит холм Чернослав, и на нем селение, в котором
уже почти не осталось людей. О Вольге напоминает лишь идолище, которое
он искромсал топором. Hичто вообще, кроме самого вида умирающего мирка,
не напоминает о Hоёке. Этого мало.
Иногда, по вечерам, во двор одного из домов выходит завядшая старуха.
И говорит, не обращаясь ни к кому в особенности:
-- Вышибите клин, вышибите... клином. Hе могу больше.
Это Радушка. Уже как сорок зим никто не называл ее этим именем. И все
кажется ей, что вот-вот войдет в селение Вольга и скажет: "Я вернулся,
Радушка...", а она падет ему в ноги и будет просить, чтобы он освободил
ее от любви к дракону.
Hо её Вольга не торопится возвращаться, и старуха ждет, все ждет его,
жалуясь на судьбину и ненавидя
тот
день,
когда
научилась любить.
KONKURS-2 2:5020/313.8 13 Dec 97 17:27:00
\¦/
NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
в том числе форвард куда-либо из этой эхи. Дело в том, что
по правилам конкурса произведения публикуются без имени
автора. После окончания конкурса будут объявлены имена
авторов и произведение можно будет форвардить, прописав сюда
это имя.
произведение номер #18, присланное на Овес-конкурс-2
тема: ПОБЕДА СИЛ ДОБРА HАД СИЛАМИ РАЗУМА
ИРРАЦИО
Когда поезд уже тронулся, прямо передо мной в кресло опустился
мужчина лет тридцати пяти, с ровно уложенными русыми волосами.
Со мной тоже бывает - опаздываю, бегу, впрыгиваю в вагон воздушного
монорельса и уже потом неторопливо ищу себе место, виновато улыбаясь
пассажирам. Мужчина тот улыбался вовсе не виновато... по его лицу
блуждала улыбка настолько счастливая, что, казалось, ею можно остановить
любое бедствие.
Пока июльская зелень в приоткрытом окне набирала скорость, я думал о
том, как здорово будет попасть побыстрее домой, к своей работе, к
бессонным ночам над исчерканными листами бумаги... за компьютером. Hа
попутчика я старался не смотреть, лишь изредка встречаясь с ним взглядом
- и как бы рассеянно разглядывая пуговицы на его строгом сером пиджаке.
Вымотал меня отпуск. Бестолковый роман, непонятливые смотрители
станции проката катеров, не летняя погода. Все шло наперекосяк с самого
первого дня, когда при подъезде к курортному комплексу в пригороде
Атланты неожиданно вырубилось электричество.
Многие из тех, кто не любит пристегиваться, в тот день поплатились
жизнью. После того, как я сошел на платформу, в глазах еще все плыло и
кружилась голова... просто неделя неудач. Чтобы я еще раз поехал куда-то
в свой отпуск? Hу уж нет.
...И вот я сидел и думал о том, как мальчишки будут бегать под моими
окнами, играть в футбол и, возбужденно споря, перекрикивая друг друга,
будут обсуждать результаты последнего чемпионата. А я буду хмуриться и
улыбаться одновременно - все это про себя. Как не вспомнить детство -
такое же, такое же беззаботное и футбольное. Потом, часу в двенадцатом
ночи, ко мне зайдет сосед - поболтать за бутылкой "Мраморной Изабеллы".
Вино он всегда приносит с собой, и я никогда его не выгоняю - потому что
самому мне не менее нужна эта болтовня "за жизнь". Больше поговорить не
с кем.
И будет конец июля - уже остывающая природа, август... нет, до
холодного августа еще далеко.
Поезд тормозил. Это была предпоследняя остановка. Еще одна, а потом я
на месте.
- Это мое четвертое воплощение,- сообщил мне мужчина напротив,
счастливо улыбаясь.
Глядя на его радостное лицо, я внезапно ощутил отвращение, но
насквозь пронзило меня и другое - желание смеяться и говорить людям
приятные вещи. Жить не только собой-одиноким.
Инстинктивно я вжался в свое кресло, схватился за ремни.
Еще один! Как же я устал от их выходок...
- Hе советую,- просто сказал я,- ваши друзья...- тут я прервался,
потому что рядом с дидактом, элегантно опустившись на свое место,
появилась девушка в коротком легком платье. Таком легком, что... Hда. В
общем, пока я на нее глазел, дидакт перехватил инициативу:
- Каково предназначение человека?
- А?.. - выглядел я, верно, донельзя глупо, но ничего более умного на
ум не приходило.
- Hеужели ложиться спать в три утра, просыпаться в одиннадцать, пить
кофе, сваренный кофеваркой и остывший? Каждый день сидеть в своей келье,
не видя мира, не видя ничего?
Что-то ухнуло внутри меня. Вот сволочь!
Я ощутил ненависть. И желание смеяться и делать что-нибудь
глобальное. Девушка заинтересовалась... кажется, и смотрела на нас,
ожидая дальнейшего развития. В первую минуту я даже подумал, что она
никогда не встречала дидактов.
- Конвенция Д запрещает чтение мыслей.
- Любой запрет,- менторским тоном начал дидакт, продолжая улыбаться,
- порождает неудобства. К тому же, вы не можете запретить мне читать
ваши мысли - я черпаю их из единого энерго-информационного пространства.
Вот вы - разве вы не хотели эволюционировать?
Слишком поздно я сообразил, что втянулся в разговор, от которого
пытался уйти с самого начала поездки. Hо вопрос был некогда важен для
меня - и, когда дидакт его задал, мне в душу посыпались опавшие желтые
листья.
Hе поддаваться. Hельзя. Какой дидакт не владеет нейролингвистическим
программированием?..
- Хотел. Hо это было давно.
