Иеремия не мог этого отрицать и нервно теребил пальцами завязки
стоявшей у его ног корзины.
- Ну что же? Вы видите, я прав, - сказал Корнелий. - Иеремия этого не
отрицает. А теперь я спрошу тебя, о добрый народ Фиту-Айве: если бумажные
деньги годятся для заморских стран, почему они не хороши для Фиту-Айве?
- Это не такие деньги! - крикнул Иеремия. - Бумажки, которые выпустил
Перья Солнца, - совсем не то, что бумажные деньги великих стран!
Но Корнелий, видимо, ожидал этого возражения и не растерялся. Он
поднял вверх кредитку так, чтобы все могли ее видеть.
- Это что? - вопросил он.
- Бумага, просто бумага, - ответил Иеремия.
- А это?
Корнелий показал всем кредитку Английского банка.
- Это английские бумажные деньги, - пояснил он собранию, протягивая
бумажку Иеремии, чтобы тот мог ближе рассмотреть ее. - Верно я говорю,
Иеремия?
Иеремия неохотно кивнул головой.
- Ты сказал, что деньги Фиту-Айве - простая бумага и больше ничего.
Ну, а что ты скажешь про эти английские деньги? Отвечай как честный
человек!.. Мы ждем твоего ответа, Иеремия.
- Они... Они... - промямлил озадаченный Иеремия и беспомощно
замолчал: в софистике он был не силен.
- Бумага, простая бумага, - закончил за него Корнелий, подражая его
запинающейся речи.
По лицам присутствующих видно было, что Корнелий убедил всех. А
король восторженно захлопал в ладоши и сказал вполголоса:
- Все ясно, совершенно ясно.
- Видите, он сам это признает. - В позе и голосе Корнелия Дизи
заметно было торжество и уверенность в победе. - Он не может указать
разницы. Потому что разницы нет! Наши бумажные деньги - точное подобие
английских. Это настоящие деньги!
Тем временем Гриф успел шепнуть что-то Иеремии на ухо. Тот кивнул
головой, и, когда Корнелий замолчал, он снова взял слово:
- Однако все папаланги знают, что английское правительство обменивает
эту бумагу на звонкую монету.
Дизи окончательно чувствовал себя победителем. Он помахал в воздухе
фиту-айванской кредиткой.
- А разве здесь не написано то же самое?
Гриф снова что-то шепнул Иеремии.
- Написано, что эти бумажки вы обменяете на золото и серебро? -
переспросил Иеремия.
- По первому требованию? - спросил Иеремия.
- По первому требованию.
- Тогда я требую обмена сейчас же, - сказал Иеремия, вытаскивая из
висевшего у него на поясе мешочка небольшую пачку кредиток.
Корнелий взглянул на нее быстрым оценивающим взглядом.
- Хорошо. Вы получите за них немедленно звонкой монетой. Сколько тут?
- Вот мы сейчас увидим нашу новую систему в действии! - объявил
король, разделяя триумф своего министра.
- Все слышали? Он будет менять бумажки на звонкую монету! - крикнул
Иеремия во весь голос.
Не теряя ни минуты, он сунул обе руки в корзину и извлек оттуда целую
кипу фиту-айванских кредиток, уложенных пачками. При этом вокруг
распространился какой-то странный запах, шедший из корзины.
- Всего здесь у меня тысяча двадцать восемь фунтов, двенадцать
шиллингов и шесть пенсов, - объявил Иеремия. - А вот мешок для монеты.
Корнелий отшатнулся. Он никак не ожидал, что Иеремия потребует такую
большую сумму. К тому же, обводя собрание встревоженными глазами, он
увидел, что вожди и представители деревень тоже достают пачки бумажных
денег. Солдаты, держа в руках полученное за два месяца жалованье,
проталкивались вперед, а из-за ограды на дворцовую территорию хлынула
толпа народа - и все держали наготове бумажные деньги.
- Вы создаете панику, чтобы опустошить наш банк! - с упреком сказал
Корнелий Грифу.
- Вот мешок для денег, - торопил его Иеремия.
- Обмен придется отложить, - объявил наконец Корнелий с храбростью
отчаяния. - Банк в эти часы закрыт.
Иеремия, размахивая пачкой кредиток, орал:
- Здесь ничего не сказано насчет часов. Здесь сказано: "по
требованию", - и я требую, чтобы обменяли немедленно.
- Вели им прийти завтра, Туи Тулифау! - взмолился Корнелий. - Завтра
им будет уплачено.
Король медлил: супруга грозно смотрела на него, крепко сжав в кулак
коричневую руку, и Туи Тулифау тщетно пытался отвести глаза от этого
устрашающего кулака. Он нервно откашлялся.
- Мы хотим сейчас видеть твою систему в действии, - объявил он. -
Люди прибыли издалека.
- Неужели вы согласны, чтобы я им отдал такие громадные деньги? -
тихо сказал Дизи королю.
Сепели услышала и огрызнулась так свирепо, что король невольно
шарахнулся от нее.
- Не забудьте про свинью, - шепнул Гриф Иеремии. Тот вскочил и,
энергичным жестом прекратив поднимавшийся уже галдеж, заговорил:
- На Фиту-Айве существовал когда-то древний и весьма почтенный
обычай. Когда кого-нибудь уличали в тяжких преступлениях, ему перебивали
дубиной все суставы, а затем связанного оставляли перед приливом в воде у
берега, на съедение акулам. К сожалению, те времена миновали. Но у нас еще
сохранился другой древний и весьма почтенный обычай. Всем вам он известен.
Уличенных грабителей и обманщиков побивают дохлыми свиньями.
Тут правая рука Иеремии нырнула в корзину, и, несмотря на то, что он
был без очков, извлеченная им оттуда свинья угодила прямехонько в шею
Корнелию. Иеремия метнул ее с такой силой, что министр финансов
перекувырнулся и отлетел в сторону. Тут же, не дав ему прийти в себя, к
нему подскочила Сепели с живостью и проворством, каких никак нельзя было
ожидать от женщины, весившей двести шестьдесят футов. Ухватив Корнелия
одной рукой за шиворот, она взмахнула свиньей и под восторженный рев всех
своих подданных по-королевски расправилась с ним.
Туи Тулифау ничего другого не оставалось, как, скрыв свою досаду,
примириться с позором своего фаворита. Он откинулся на циновке, хохоча
так, что сотрясалась вся гороподобная туша.
Сепели бросила наконец и свинью и министра финансов. Орудие казни
немедленно подхватил один из делегатов. Корнелий пустился наутек, но
свинья угодила в него и сшибла с ног. Тут уже весь народ и армия с криками
и хохотом приняли участие в забаве. Как ни увертывался, как ни метался
бывший министр, свинья настигала его всюду, сбивая с ног, или летела
навстречу. Словно затравленный заяц, улепетывал он между пальмами и
деревьями авокадо. Ни одна рука не коснулась его, мучители расступались,
давая ему дорогу, но ни на миг не прекращали преследования. И свинья
летала, как мяч, - ее только успевали подхватывать то одни, то другие
руки.
Когда и Корнелий и его преследователи скрылись в глубине Дроковой
аллеи, Гриф повел всех торговцев в королевское казначейство, и только к
вечеру последняя кредитка была обменена на звонкую монету.
8
В ласковой прохладе сумерек из-за прибрежных зарослей выплыл челнок и
направился к "Кантани". Челнок был ветхий, дырявый, и сидевший в нем
человек греб очень медленно, время от времени останавливаясь, чтобы
вычерпать воду. Матросы канаки злорадно захихикали, когда он, подъехав к
"Кантани", с мучительными усилиями стал взбираться на палубу. Он был
омерзительно грязен и вид имел пришибленный.
- Можно мне потолковать с вами, мистер Гриф? - спросил он смиренно и
печально.
- Да, только сядьте подальше и с подветренной стороны, - отозвался
Гриф. - Нет, нет, еще дальше! Вот так.
Корнелий присел на планшир и подпер голову руками.
- Понятно, - сказал он. - От меня несет, как от неубранных трупов на
поле битвы. Голова трещит, шея, наверное, сломана, зубы все шатаются... В
ушах жужжит, как будто там целое гнездо ос. А еще, я полагаю, у меня
вывихнуты мозги! Ох! То, что я пережил, страшнее землетрясения и чумы! На
мою голову падал град свиней... - Он замолчал с тяжелым вздохом, похожим
на стон. - Я видел смерть лицом к лицу, смерть страшную, какую не мог бы
вообразить себе ни один поэт. Если бы я сварился в кипящем масле, или был
съеден крысами, или меня разорвали на части дикие жеребцы, это было бы,
конечно, неприятно... Но принять смерть от дохлой свиньи! - Корнелий
содрогнулся. - Право, это превосходит всякое человеческое воображение!
Капитан Бойг шумно потянул носом воздух и передвинул свой складной
стул подальше от Корнелия.
- Мистер Гриф, я слышал, что вы едете в Яп, - продолжал Корнелий. - У
меня к вам две покорнейшие просьбы: довезите меня туда и угостите
капелькой того виски, от которого я отказался в день вашего прибытия.
Гриф хлопнул в ладоши и велел подошедшему на зов чернокожему стюарду
принести мыло и полотенца.
- Ступайте, Корнелий, и первым делом вымойтесь как следует, - сказал
он. - Бой принесет вам штаны и рубаху... Кстати, пока вы не ушли,
объясните мне, каким это образом в казначействе денег оказалось больше,
чем выпущено бумажек?
- Я хранил там свои собственные деньги, которые привез, чтобы было с
чем начать.
- Ну, плату за простой и все наши убытки и издержки мы решили
взыскать с Туи Тулифау, - сказал Гриф. - Так что найденный в кассе излишек
будет вам возвращен... Вычтем только десять шиллингов.
- Это за что же?
- А дохлые свиньи, по-вашему, растут на деревьях? Сумма в десять
шиллингов, уплаченная за свинью, у нас проведена по книгам.
Вздрогнув при упоминании о свинье, Корнелий кивком выразил согласие.
- Слава богу, что эта свинья стоила только десять шиллингов, а не
пятнадцать и не двадцать!
ПОТОМОК МАК-КОЯ
Низко осев под тяжестью груза пшеницы, шхуна "Пиренеи" медленно
скользила по спокойному океану, и человек, подплывший в легкой пироге к ее
железному борту, без труда вскарабкался наверх. Когда он перегнулся через
фальшборт и увидел палубу, ему показалось, что перед его глазами колышется
легкое, едва различимое туманное марево. Может, это ему и впрямь только
показалось, может, глаза на секунду застлала плотная пелена? Его охватило
непреодолимое желание стряхнуть с себя неприятное ощущение, и он подумал,
что стареет и пришло время посылать в Сан-Франциско за очками.
Он перелез через поручни и посмотрел вверх на мачты, потом перевел
взгляд на помпы. Они не работали. Никаких признаков того, что произошла
какая-то авария, не было, и он удивился, почему шхуна подала сигнал
бедствия. "Только бы не эпидемия, - подумал он, беспокоясь о
счастливо-беззаботных жителях своего островка. - Нет, должно быть,
кончилась пресная вода или провизия". Он поздоровался с капитаном и по его
изможденному лицу и страдальческому выражению глаз понял, что тот не зря
подал сигнал. В ту же секунду до него донесся слабый, едва ощутимый запах
- похоже было, что подгорел хлеб.
Он удивленно огляделся. В двадцати футах от него матрос с усталым
лицом конопатил палубу. Взгляд незнакомца задержался на нем; он заметил,
как из паза в палубе, прямо из-под рук матроса, выскользнула тоненькая
струйка дыма и, свернувшись кольцами, растаяла в воздухе. Он подошел
ближе. Загрубевшие подошвы босых ног ощутили странное тепло. Теперь он уже
знал, что произошло. Он бросил взгляд на бак; столпившаяся там команда с
надеждой смотрела на него. Влажные карие глаза незнакомца как будто
изливали на них благостное тепло, лаская и словно окутывая покровом
безмерного покоя.
- Давно горит, капитан? - спросил он голосом мягким и кротким,
напоминавшим воркование голубя.
На какой-то краткий миг капитану передалось ощущение безмятежного
покоя и умиротворенности, исходившее от незнакомца, но уже в следующую
