Еще и еще приходили белые люди, приносили подарки и уводили с собой
наших юношей. Иногда юноши возвращались назад, и мы слушали их
удивительные рассказы о тяготах и опасностях, которые им пришлось испытать
в далеких землях, что лежат за землей племени пелли, а иногда юноши и не
возвращались. И мы сказали тогда: "Если белые люди ничего не боятся, так
это потому, что их много, а нас, людей Белой Рыбы, мало, и наши юноши не
должны больше уходить от нас". Но юноши все-таки уходили, уходили и
девушки, и гнев наш рос.
Правда, мы ели муку и соленую свинину и очень любили пить чай; но
если у нас недоставало чаю, это было очень плохо, - мы становились скупы
на беседу и скоры на гнев. Так мы начали тосковать о вещах, которые белые
люди привозили, чтобы торговать с нами. Торговать! Торговать! Мы только и
думали, что о торговле. Однажды зимой мы отдали всю убитую дичь за часы,
которые не шли, за тупые пилы и пистолеты без патронов. А потом наступил
голод, у нас не было мяса, и четыре десятка людей умерло, не дождавшись
весны.
"Теперь мы ослабели, - говорили мы, - племя пелли нападет на нас и
захватит нашу землю". Но беда пришла не только к нам, пришла она и к
племени пелли - там тоже люди ослабели и не могли воевать с нами.
Мой отец Отсбаок, могучий воин, был тогда очень стар и мудр. И он
сказал вождю такие слова: "Посмотри, наши собаки никуда не годятся. У них
уже нет густой шерсти, они утратили свою силу, они не могут ходить в
упряжке и околевают от мороза. Давай убьем их, оставим одних только сук
волчьей породы, а их отвяжем и отпустим на ночь в лес, чтобы они там
спарились с дикими волками. И у нас опять будут сильные собаки с теплой
шкурой".
И вождь послушался этих слов, и скоро племя Белой Рыбы прославилось
своими собаками, лучшими во всем краю. Но только собаками - не людьми.
Лучшие наши юноши и девушки уходили от нас с белыми людьми неведомо куда
по дальним тропам и рекам. Девушки возвращались, как возвратилась Нода,
хворыми и состарившимися, или не возвращались вовсе. А если возвращались
юноши, то они не долго сидели у наших очагов. В своих странствиях они
научались дурным речам и дерзким замашкам, пили дьявольское питье и день и
ночь играли в карты; по первому зову белого человека они вновь уходили в
неведомые страны. Они забыли о долге уважения к старшим, никому не
оказывали почета, они глумились над нашими старыми обычаями и смеялись в
лицо и вождю и шаманам.
Я сказал, что мы, люди племени Белая Рыба, стали слабыми и немощными.
Меха и теплые шкуры мы отдавали за табак, виски и одежду из тонкой
бумажной ткани, в которой мы дрожали от холода. На нас напал кашель,
болели мужчины и женщины, они кашляли и обливались потом всю ночь
напролет, а охотники, выйдя в лес, харкали на снег кровью. То у одного, то
у другого шла горлом кровь, и от этого люди быстро умирали. Детей женщины
рожали редко, и дети рождались хилые и хворые. Белые люди принесли нам и
другие непонятные болезни, о которых мы никогда не слыхали. Мне говорили,
что эти болезни называются оспой и корью, - мы гибли от них, как гибнут в
тихих протоках лососи, когда они осенью кончат метать икру и им больше
незачем жить.
И вот самое удивительное: белые люди приносили нам смерть, все их
обычаи вели к смерти, смертельно было дыхание их ноздрей, а сами они не
знали смерти. У них и виски, и табак, и собаки с короткой шерстью; у них
множество болезней, и оспа, и корь, и кашель, и кровохарканье; у них белая
кожа, и они боятся стужи и урагана; у них глупые пистолеты, стреляющие
шесть раз подряд. И, несмотря на все свои болезни, они жиреют и
процветают, они наложили свою тяжелую руку на весь мир и попирают все
народы. А их женщины, нежные как маленькие дети, такие хрупкие на вид и
такие крепкие на самом деле, - матери больших и сильных мужчин. И выходит,
что изнеженность, и болезни, и слабость обертываются силой, могуществом и
властью. Белые люди либо боги, либо дьяволы - я не знаю. Да и что я могу
знать, я, старый Имбер из племени Белая Рыба? Я знаю одно: их невозможно
понять, этих белых людей, землепроходцев и воинов.
Я сказал, что дичи в лесах становилось меньше и меньше. Это правда,
что ружье белого человека - очень хорошее ружье и бьет далеко, но какая
польза в ружье, если нет дичи? Когда я был мальчиком, на земле племени
Белая Рыба лось попадался на каждом холме, а сколько каждый год приходило
оленей-карибу - этого не сосчитать. Теперь же охотник может идти по тропе
десять дней, и ни один лось не порадует его глаз, а оленей-карибу, которых
раньше было не сосчитать, теперь не стало вовсе. Я говорю: хоть ружье и
бьет далеко, но мало от него пользы, если нечего бить.
И я, Имбер, думал об этом, видя, как погибает племя Белая Рыба,
погибает племя, пелли и все остальные племена края, - они погибали, как
погибла в лесах дичь. Я думал долго. Я беседовал с шаманами и мудрыми
стариками. Чтобы людской шум не мешал мне думать, я уходил из селения
подальше в лес, а чтобы тяжесть желудка не давила на меня и не притупляла
мое зрение и слух, я перестал есть мясо. Долго я просиживал в лесу,
забывая о сне, мои глаза ожидали знака, а мои чуткие уши старались уловить
слово, которое должно было все разрешить. Один я выходил темной ночью на
берег реки, где стонал ветер и плакала вода, - там, среди деревьев, я
хотел встретить тени старых мудрецов, умерших шаманов и просить у них
совета.
И в конце концов мне явилось видение - отвратительные собаки с
короткой шерстью, - и я понял, что мне делать. По мудрости Отсбаока, моего
отца и могучего воина, наши собаки сохранили в чистоте свою волчью породу,
и у них были теплые шкуры и хватало силы для того, чтобы ходить в упряжке.
И вот я вернулся в селение и сказал свое слово воинам. "Белые люди - это
племя, очень большое племя, - сказал я. - В их земле не стало больше дичи,
и они пришли на нашу землю, чтобы присвоить ее. Они сделали нас слабыми; и
мы гибнем. Они очень жадные люди. И вот на нашей земле уже не стало дичи,
и, если мы хотим жить, нам надо сделать с ними то же, что мы сделали с их
собаками".
И я сказал еще много слов, я предлагал драться. А люди Белой Рыбы
слушали меня, и один сказал одно, а другой другое, кое-кто говорил совсем
глупые слова, и ни от одного воина не услышал я слов отваги и войны. Юноши
были трусливы и слабы, как вода, но я заметил, что в глазах молчаливо
сидящих стариков вспыхнул огонь. И вечером, когда селение уснуло, тайком я
позвал стариков в лес и там снова беседовал с ними. И мы пришли к
согласию, мы вспомнили дни нашей юности, дни изобилия, и радости, и
солнца, когда наша земля была свободна. Мы назвали друг друга братьями, мы
поклялись очистить нашу землю от злого племени, которое пришло к нам.
Теперь ясно, что это было глупо, но как мы могли это знать тогда - мы,
старики племени Белая Рыба?
И чтобы подать пример другим и воодушевить их, я совершил первое
убийство. Я залег на берегу Юкона и дождался там каноэ с белыми людьми. В
нем сидели двое, и когда они увидели, что я встал и поднял руку, они
изменили направление и стали грести к берегу. Но как только человек,
сидевший на носу, поднял голову, чтобы узнать, чего мне нужно от него, моя
стрела пронеслась по воздуху и впилась ему прямо в горло, и он узнал
тогда, что мне от него нужно. Другой человек, тот, что сидел на корме и
правил, не успел приложить к плечу ружье, как я пронзил его своим копьем,
два копья у меня еще оставалось.
- Это первые, - сказал я подошедшим ко мне старикам. - Немного погодя
мы объединим всех стариков всех племен, а потом и тех юношей, у которых
есть еще в руках сила, и дело пойдет быстрее.
Потом мы бросили убитых белых людей в реку. А их каноэ - это было
очень хорошее каноэ - мы сожгли, сожгли и все вещи, а они были в кожаных
сумках, и нам пришлось распарывать их ножами. В сумках было очень много
бумаг - вроде тех, которые ты читал, о Хаукан, - и все они покрыты
знаками; мы дивились на эти знаки и не могли понять их. Теперь я стал
мудрее и понимаю их: это, как ты сказал мне, - слова человека...
Едва Хаукан перевел рассказ об убийстве двух человек в каноэ, как
наполнявшая комнату толпа заволновалась и зажужжала.
- Это почта, которая пропала в девяносто первом году! - Раздался
чей-то голос. - Ее везли Питер Джеймс и Дилэни; их обоих в последний раз
видел Мэттьюз у озера Ла-Барж.
Клерк усердно записывал, и к истории Севера прибавилась новая глава.
- Мне осталось сказать немного, - медленно произнес Имбер. - На
бумаге есть все, что мы совершили. Мы, старики, - мы не понимали, что
делали. Храня тайну, мы убивали и убивали; мы убивали хитро, ибо прожитые
годы научили нас делать свое дело не спеша, но быстро. Однажды пришли к
нам белые люди, они глядели на нас сердитыми глазами и говорили нам
бранные слова, шести нашим юношам они заковали руки в железо и увели их с
собой. Тогда мы поняли, что мы должны убивать еще хитрее и еще больше. И
мы, старики, один за другим уходили вверх и вниз по реке в неведомые края.
Для такого дела требовалась смелость. Хотя мы были стары и уже ничего не
боялись, все же страх перед далекими, чужими краями - великий страх для
стариков.
Так мы убивали - не торопясь и с большой хитростью. Мы убивали и на
Чилкуте и у Дельты, на горных перевалах и на морском берегу - везде, где
только разбивал свою стоянку или прокладывал тропу белый человек. Да,
белые люди умирали, но для нас это было бесполезно. Они все приходили и
приходили из-за гор, их становилось все больше и больше, а нас, стариков,
оставалось все меньше. Я помню, у Оленьего перевала разбил стоянку один
белый человек. Этот человек был очень маленького роста, и три наших
старика напали на него, когда он спал. На следующий день я наткнулся и на
этого белого и на стариков. Из всех четверых еще дышал один лишь белый
человек, и у него даже хватило силы, пока он не умер, изругать и проклясть
меня.
Так вот и было: сегодня погибнет один старик, а завтра другой.
Иногда, уже спустя много времени, к нам доходила весть о смерти
кого-нибудь из наших, а иногда и не доходила. А старики других племен были
слабы и трусливы и не хотели помогать нам. Итак, сегодня погибал один
старик, завтра другой, - и вот остался только я. Я, Имбер, из племени
Белая Рыба. Мой отец Отсбаок, могучий воин. Теперь уже нет племени Белая
Рыба. Я последний старик этого племени, а юноши и молодые женщины ушли с
нашей земли - кто к племени пелли, кто к племени Лососей, а больше всего -
к белым людям. Я очень стар и очень устал, я напрасно боролся с Законом, и
ты прав, Хаукан, - я пришел сюда в поисках Закона.
- Ты поистине глупец, о Имбер, - сказал Хаукан.
Но Имбер уже не слышал, погрузившись в свои видения. Широколобый
судья тоже был погружен в видения: перед его взором величественно
проходила вся его раса - закованная в сталь, одетая в броню,
устанавливающая законы и определяющая судьбы других народов. Он видел зарю
ее истории, встающую багровыми отсветами над темными лесами и простором
угрюмых морей. Он видел, как эта заря разгорается кроваво-красным
пламенем, переходя в торжественный сияющий полдень, видел, как за склоном,
тронутым тенью, уходят в ночь багряные, словно кровью пропитанные пески...
И за всем этим ему мерещился Закон, могучий и беспощадный, непреложный и
грозный, более сильный, чем те ничтожные человеческие существа, которые
действуют его именем или погибают под его тяжестью, - более сильный, чем
он, судья, чье сердце просило о снисхождении.
