- Нет? - Лева перегнулся через стол. - Нет, говоришь? А билеты
тотализатора?
- Билеты не документ, кому принадлежали, не докажешь, - возразил
Крошин, спохватился и спросил: - Какие билеты, где найдены?
- Какая разница? - уклонился от ответа Лева. "Болтун-то я, болтун, но
и меру знать надо".
- Верно, не мое это дело, - согласился Крошин, - просто не хочу,
чтобы ты в дурацкое положение попал. Если бы вы билеты у человека нашли,
тогда иное дело. Такую улику против себя никто, даже последний идиот, ни
таскать, ни хранить не будет. Через кассирш покупателя не установишь,
билетов тысячи продают. Ты тут мал-мала поторопился. Чего молчишь? -
спросил Крошин. - Или не согласен?
- Узко мыслишь, Александр, - ухмыльнулся Лева.
- А ты не так?
- Не так, - Лева встал и покачнулся. - Ты выпад, меня не отвезешь, -
он зевнул.
"Как же ты-то мыслишь? Как?" - хотелось спросить Крошину.
"Умный, умный, а дурак, - надевая пиджак, думал Лева. - Турилин со
следователем не знают, как приобретаются билеты и кто их покупает в таком
количестве. Ты знаешь, Крошин, вот и соображай. Покупателей тех билетов
найти легко. Тебе-то хорошо известно, что завсегдатаев кассирши знают в
лицо. Покупатели и приведут к преступнику. Как тогда ты будешь объяснять,
что купил около пятисот билетов против фаворита? И каким образом все эти
билеты оказались на теле убитого? Такую мысль я тебе подсказывать не
стану. Сам, сам додумайся".
"Главное, я не оставил отпечатков, - ликовал Крошин. - Все остальное
- бред сивой кобылы. Ничего этот хвастун придумать не может. А если врет
сопляк, тонкую игру ведет? Какой смысл? Ему, наоборот, надо убеждать меня,
что есть отпечатки. А если? Попробую проверить последний раз", - решил
Крошин и вышел из комнаты.
В передней висело зеркало, стоя в дверях кухни, можно было наблюдать
за человеком, который сидел или стоял у стола в гостиной. Крошин занял
позицию и заговорил с Наташей, чтобы Лева слышал его голос. Лева слышал,
но он давно знал о зеркале. Лева взял со стола бутылку так, как это делают
эксперты-криминалисты: ладонь под донышко, другую поверх горла, чтобы не
испортить и не стереть отпечатки пальцев. Он приподнял бутылку, наклонил
по отношению к источнику света. Взглянул, быстро поставил на место.
Крошин поперхнулся на полуслове. Значит, отпечатки у них есть.
Мальчишка убеждает, что их нет, чтобы он, Крошин, не беспокоился. Зачем?
Не хочет пугать или не подозревает? А зачем, бутылку осмотрел? А если
осмотрел, почему не забрал? Неужели он так умен и осторожен? Крошин тихо
выругался. Сто раз твердил: дураков в розыске не держат. Ничего, мальчик,
посчитаемся.
Лева вышел на улицу, из ближайшего автомата позвонил дежурному,
просил, чтобы патрульные понаблюдали за "волгой" номер семьдесят -
восемнадцать, и поплелся домой. Он именно плелся, еле переставляя ноги.
"Если отец сейчас заговорит о Нине, почувствует запах коньяка и начнет
пилить, мне каюк", - твердо решил Лева.
Мама, генерал и Клава сидели за обеденным столом, пили чай и не
обратили на его приход ни малейшего внимания. По тому, насколько дружно
они выполнили маневр, Лева понял, что его поведение обсуждалось и
подверглось резкой, но справедливой критике. Там, у Крошина, Леве его
поведение казалось легким и естественным. Вопрос - ответ, хвастливая, чуть
пьяная болтовня, ни подтекста, ни второго плана. Вот я весь, как на
ладошке. В меру прост и хитер, все непринужденно, бездумно, между прочим.
И удар. Боксеры скажут: под гонг, любители скачек - под звонок.
Выйдя от Крошина, Лева решил: дойду до дома - и я герой. Казалось, он
не болтал несколько часов, сидя на стуле, а копал землю или укладывал
асфальт. И вот наконец все кончилось, он дома, среди самых любимых,
близких и дорогих. Они молчат, но сейчас, с минуты на минуту, ему выдадут.
Лева опустился на стул рядом с телефоном, тупо взглянул, качнулся.
"Уверены, что я пьян", - лениво подумал он.
Родители молчали. Клава швырялась посудой.
Сейчас умру, решил Лева, снял трубку и стал набирать номер. Лева не
любил показухи, но сейчас выхода не было: он звонил Константину
Константиновичу. Турилин не удивился, словно звонки в двенадцатом часу
ночи на квартиру - в порядке вещей.
- Лев Иванович, вы?
- Я, - признался Лева.
- Все благополучно?
- Да. - Лева не мог ничего придумать, не докладывать же по телефону.
Сказать: спасите от любимых родителей?
- Вы из дома? - спросил Турилин. Около сорока лет в уголовном розыске
- срок солидный, в разных ситуациях побывал полковник, без особого труда
представил и Левину. - Родители дома?
- Дома, - мрачно ответил Лева, и Турилин все понял.
- Давно хотел познакомиться с вашим уважаемым папашей, можно его к
телефону? - Турилин явно улыбался. - Лева, примите ванну, проглотите
снотворное. Ко мне явитесь к двенадцати.
- Спасибо, товарищ полковник, - Лева повернулся те столу и сказал: -
Отец, тебя. Мой начальник, его зовут Константин Константинович.
Лева хотел добавить, дескать, вот я попросил полковника объяснить
вам, родителям, что Лева Гуров сегодня арифметику не прогулял и вообще
парень ничего, школу изредка посещает. Но на юмор нужен мешок сил. Откуда?
Генерал удивленно хмыкнул, поднялся из-за стола и недоуменно пожал
плечами. Лева потащился в ванную.
Крошин приехал в ресторан "Ипподром", сел за столик, обслуживаемый
Митричем. Официанта, как и рассчитывал Крошин, давно отпустили. Ресторан
уже закрыли, кухня не работала. Крошину, как постоянному клиенту, подали
холодную закуску. Посетителей не было, в одном углу догуливала подвыпившая
компания, в противоположном, у сцены, ужинали закончившие свою программу
оркестранты. Официанты убирали приборы, снимали скатерти. Крошин наполнил
две большие рюмки, жестом подозвал лысого Митрича. Официант благодарно
кивнул, стыдливо закрываясь ладошкой, выпил, взял корочку хлеба.
- Таблетки от головной боли не найдешь? - спросил Крошин. - Лучше
две.
- Имеется, завсегда имеется, - Митрич порылся в кармане форменной
тужурки, достал лекарство. - Тоже глотну, все нервы вытянули сегодня.
- Что так? - Крошин положил в рот две таблетки, запил коньяком, снова
налил официанту, указал на стул.
Митрич благодарно кивнул и присел. Он в красках рассказывал, как
пришли сегодня двое, друг от друга не отличишь, взяли его, старого, под
руки и в машину. В кабинете другой сидит, солидный, видно, начальник.
Расспрашивал подробно, все больше о покойном Логинове. О том, где он в
субботу сидел да что пил и ел, с кем беседовал.
Крошин слушал равнодушно, не перебивал, вопросов не задавал,
поддакивал изредка.
Официант повинился, пришлось сказать начальникам, что в ту субботу
Крошин присаживался к покойному. Какой смысл скрывать-то, все одно
докопаются. Не серчай, Александр, но не миновать тебе того кабинета.
Крошин ответил, что Митрич поступил верно, врать в таких вопросах не
следует. Вызовут так вызовут, скрывать ему, Крошину, нечего. Я так и
рассудил, поддакнул Митрич. Крошин налил ему снова и спросил:
- Там-то от страха небось в горле пересохло?
- Не говори, - Митрич прихлопнул третью рюмку, повеселел. - Вроде и
не виновен и мужик культурненько расспрашивает, все одно оторопь, пить
страсть как хочется.
- Пить давали? - задал свой главный вопрос Крошин.
- Обязательно. Обходительный начальник, сам налил, стакан на
блюдечке, чистый, сверкает аж, видно прислуга классная у них, так
протереть уметь надо.
Крошин откинулся на спинку стула, выдохнул, словно тяжесть какую
тащил и теперь опустил. Отпечатки снимают, точно, вопроса нет.
- Апосля меня Сеньку вызвали, - Митрич показал на молодого официанта.
- Он в тот вечер покойного обслуживал.
Крошин схватился за соломинку.
- Позови его, - он уже не думал о том, что его заинтересованность
может стать известна уголовному розыску. Плевать. Снимают отпечатки или не
снимают?
Митрич подвел к столу худенького юношу и деликатно удалился. Крошин,
отбросив осторожность, быстро задал несколько вопросов.
Молоденький официант рассказал, что ему тоже давали пить, подносили
стакан тоже на блюдечке. Сеня рассказал даже больше. Во время его допроса
в кабинет зашел какой-то мужчина с подносом, но на официанта не похож.
Начальник, который допрашивал Сеню, сказал вошедшему: "Убери грязную
посуду". Сеня еще удивился, так как стаканы были такие чистые, каких в
ресторане и в начале смены не бывает.
Среди подгулявшей компании, которая шумно спорила с официантом по
поводу счета, находились капитан Свиридов, лейтенанты Люся Калинина и
Виктор Болтянский. Завтра фотографии беседующего с официантами преступника
окажутся на столе начальства. Сначала разговор хотели записать на пленку,
затем отказались. Действеннее заново допросить официантов. Свидетельские
показания в суде всего эффективнее:
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
За Крошиным установили наблюдение и до понедельника объявили перерыв.
"Субботу и воскресенье отведем на созревание, - сказал Турилин. - Пусть
подумает, взвесит, подождет".
В субботу в двенадцать полковник принял инспектора Гурова, выслушал
его доклад.
Турилину понравился стиль работы Гурова. Парень, безусловно,
талантлив, может стать асом. Терпения, солидности в работе порой еще не
хватает. Ход с признанием, что у уголовного розыска нет пальцевых
отпечатков преступника, Гуров провел на высочайшем уровне. Тем более что
это экспромт, а не заготовка. Однако риск.
- А если бы вы все поломали, коллега? - спросил Турилин.
- Невозможно, Константин Константинович, - ответил Лева. - Я понимаю
психологию Крошина. Он органически не способен верить людям. Он правду ни
выслушать, ни выговорить не может.
- Он же вам поверил?
- Поверил, - подтвердил Лева. - Я мог его оставить ликующим. Но
Крошин обязательно встретился бы с официантами. Что сильнее - слова или
факты, особенно для человека подозрительного? Снимают негласно пальцевые
отпечатки, значит, они нужны. Все ясно, он думает, что я вру, и на двери
остались отпечатки пальцев.
Полковник слушал внимательно. Персонификация личности преступника,
изучение его психологии. Через каких-нибудь девять лет в розыске будут
работать одни Гуровы, только меня уже здесь не будет. И хватит, думал
Турилин.
Турилин встал, протянул руку. Он впервые так прощался с Гуровым.
- Отдыхайте. Чтобы вы особенно не зазнавались, скажу, - полковник
вышел из-за стола, проводил Леву до дверей, хитро улыбнулся и подмигнул, -
вы один фактик раскопали, а затем потеряли его. Забыли, коллега.
- Какой фактик? - Лева нахмурился. - О чем вы, Константин
Константинович?
- Не скажу, - Турилин подтолкнул Леву к выходу. - У вас два дня.
Думайте.
Лева пришел домой прямо к обеду. Из гостиной доносился уверенный
голос отца и женский смех. Лева узнал голос Нины, потоптался в передней и
наконец вошел. Они не виделись с того вечера, когда Лева пробормотал
объяснение в любви, затем больше часа молчал и наконец уехал на работу.
- Всем привет, - Лева поклонился. - Здравствуй, амазонка. - Нине он
поклонился отдельно. - Спасибо, отец, что ты выполнил мою просьбу.
- Пустяки, - генерал даже смутился.
Никакой договоренности с отцом у сына не существовало, Лева ни о чем
генерала не просил. По своей инициативе Иван Иванович сел за руль,
подъехал на ипподром и пригласил Нину к обеду. Готовил сюрприз, так
