любил, а она его - нет!
- Кто сказал? - поинтересовался Орлов.
- Шутин. - Лева взял себя в руки и продолжал спокойно: - Ирина
Перова. Зачем ей надо было говорить о любви Ветрова к ней? Она могла
вообще молчать об этом, однако она сказала, сказала правду, и только
слепой не видит, что Ирина любит мужа.
Турилин откашлялся и похлопал ладонью по столу.
- Поменьше эмоций. Обратимся к фактам. Мне не нравится, что вы
замкнулись на семье Перовых и Шутине, не разрабатываете другие линии.
Давайте женщину оставим пока в стороне. Я в данном случае руководствуюсь
не соображениями "могла - не могла", "любила - не любила". Я не понимаю,
каким образом Ирина Перова сумела достать пистолет. Вы вообще почему-то
молчите о пистолете калибром семь шестьдесят пять! Откуда пистолет? Кто из
разрабатываемых может или мог иметь оружие? Прошу это учесть в дальнейшем.
Ключ. У кого может быть ключ от квартиры Ветрова? Лева, вы, беседуя с
приятелем Ветрова, интересовались ключом? Не давал ли Ветров ключ
кому-либо из своих друзей?
Лева молчал, лишь пожал плечами. Что отвечать? Не интересовался, так
как не считал нужным задавать такой вопрос. Какой же дурак скажет: знаете,
а у меня есть ключ от квартиры убитого!
- Лев Иванович, вам не понятен вопрос? - Турилин снял очки и
посмотрел на Леву.
- Товарищ полковник, видимо, это моя ошибка, - сказал Орлов.
- Ваша, Петр Николаевич, ваша и без "видимо". - Турилин говорил
резче, чем обычно, смотрел на подчиненных с несвойственным для него
раздражением. - Сейчас я хочу слышать ответ Льва Ивановича. С вами, Петр
Николаевич, мы поговорим несколько позже.
Орлов быстро встал, передумал и сел, закинув ногу на ногу. Турилин
так на него посмотрел, что ногу пришлось опустить и довольствоваться
гордым молчанием.
- Виноват, товарищ, полковник, мысль о втором ключе не пришла мне в
голову. - Лева так разозлился, что даже не покраснел.
- Вы впервые мне лжете, Гуров. Лиха беда начало. - Турилин снова
несильно хлопнул ладонью по столу, словно припечатывая собственные слова,
поставил точку. - Дело даже не в ключе, а в стиле вашей работы. Успехи
последних лет вскружили вам голову. Вы возомнили себя большим психологом,
забыв, что розыскная работа не только психология, но еще и тяжелый
кропотливый труд.
Лева работал с Турилиным четыре года и ни разу не получал подобного
разноса, да еще в присутствии другого человека.
- Розыск ведется торопливо, - говорил Турилин, - шарите, будто
впотьмах, версии не дорабатываете, пытаетесь все сделать сами, не
используете сотрудников отделений милиции. Окружение Шутина и Перова не
только не разрабатывается, но и не выявлено как следует. Поэтому вы не
можете выяснить, не видел ли кто-нибудь у разрабатываемых оружие. О
пистолете вы, Гуров, вообще забыли. Убийца, возможно, пришел до
возвращения Ветрова, а у молодой пары, стоявшей на лестнице, спрашивалось
только о тех, кто проходил после Ветрова. У убийцы, видимо, есть ключ от
квартиры Ветрова, но наличие ключа не является даже косвенным
доказательством. Обнаружите ключ, человек скажет: да, есть, так вы и не
спрашивали. Теперь о завещании. В наше время, в расцвете сил, человек не
пишет завещание без серьезной причины. Вы мучаетесь вопросом, почему
завещание составлено в пользу Перовой, а меня интересует, почему завещание
существует? Надеюсь, ясно? Завещание составлено двадцать седьмого августа,
за пять дней до смерти. Не сочтите за труд, выясните, с кем встречался и
вообще что делал Ветров в конце августа. Кто надоумил Ветрова написать
завещание? Составьте план дополнительных мероприятий и действуйте. Вы
свободны, Лев Иванович, - закончил Турилин, откинулся в кресле, подождал,
пока Гуров выйдет, и повернулся к Орлову. - У меня к вам вопрос, Петр
Николаевич.
Орлов поднял голову, приготовился: он не Лева, подобную нотацию молча
не проглотит.
- Видите ли, - Турилин смущенно улыбнулся, - я скоро собираюсь в
отпуск, на Байкал, там мой бывший начальник живет. Ну, - он развел руками,
- Байкал, сами понимаете, а я в рыбной ловле полный профан, ничегошеньки
не смыслю. А мне говорили, что вы ас в этом деле. Верно?
- Не ас, - растерянно ответил Орлов, - однако люблю с удочкой
посидеть.
- Петр Николаевич, голубчик, просветите, неудобно приехать к бывшему
начальнику и оказаться уж совсем дикарем.
Лева сидел в ванне и с остервенением мылся, словно хотел при помощи
мыла и мочалки освободиться от презрения, которым его окатил Турилин. Ведь
обидно в основном оттого, что все сказанное начальником Лева отлично знал,
ничего нового не услышал. Знал, да не сделал, твердил он про себя,
намыливая голову.
Если у Левы случались неприятности либо просто накатывала
беспричинная хандра, он прибегал к проверенному приему - мылся, надевал
белую рубашку, лучший костюм, любимый галстук. Ощущение физического
обновления и праздничная одежда поднимали настроение.
Лева вылез из ванны, взглянул на запотевшее зеркало, написал на нем
нелестный эпитет в свой адрес и поставил восклицательный знак.
Полюбовавшись на дело рук своих, Лева протер зеркало и второй раз в день
побрился. Надев свежую рубашку и "пасхальный" костюм. Лева несколько
приободрился, но, пошарив по карманам, вновь впал в уныние. Почему-то он
считал, что в этом костюме лежит двадцать пять рублей, но при самом
тщательном обыске удалось обнаружить лишь четырнадцать. Значит, всего у
него тридцать два, а до зарплаты еще две недели. Ситуация знакомая,
складывающаяся из месяца в месяц.
За свой труд Лева получал деньги приличные. Каждое двадцатое число -
этот день в управлении именовали днем чекиста - Лева, раздав долги,
составлял железную смету и брал обязательство провести экономию. Бумажку
со сметой Лева пришпиливал в кухне над столом, где она висела немым укором
недели две, после чего Лева ее стыдливо снимал. Когда Лева жил дома с
родителями, он давал ежемесячно домработнице Клаве, которая была в семье
финдиректором, сто рублей и не знал забот. Порой, когда карманные деньги
кончались, Лева обнаруживал в кармане пиджака трешку, а то и пятерку,
Клава смотрела бесстрастно, на удивление Левы никак не реагировала. Сейчас
он жил один, платил за квартиру, бегал в прачечную, никто ему в карманы
денег не подкладывал, а обращаться за помощью к родителям даже в голову не
приходило. Клава, узнав, какую зарплату он получает в Москве, сочла эти
деньги "огромадными", и Лева с ней согласился.
Он пересчитал тридцать два рубля, затем пробежал пальнем по
календарю, выяснил, что в двух неделях дней ровно четырнадцать, произвел
несложное арифметическое действие и смирился.
Лева вышел из подъезда своего дома. На асфальтовой дорожке, по
сторонам которой зеленел чахлый газончик, школьницы начертили известкой
"классики", и подталкивая облупившимися на носках туфлями круглую баночку
из-под крема для обуви, прыгали. Рита, длинноногая и тонкая, с сумкой
через плечо, задумчиво смотрела на них и теребила свою пушистую косу.
Увидев Леву, Рита перебросила косу за спину, отвернулась от девочек,
подошла к Леве и степенно сказала:
- Здравствуй, Гуров.
- Привет, - ответил Лева.
Рита взглянула только и мгновенно отметила и отутюженный костюм, и
тщательно выведенный на еще влажных волосах пробор.
- Тебе к метро?
- На троллейбус, - ответил Лева и взял девушку под руку.
Рита шагала с Левой в ногу, широко и свободно, пыталась тихонько
напевать, и хотя была музыкальна, сейчас у нее не получалось ничего, она
несколько раз сфальшивила и замолчала. Рита возвращалась из университета,
после лекций оставалась на практические занятия по криминалистике, поэтому
так и задержалась. Сегодня девушке удалось достать на несколько дней книгу
"Личность преступника". Рита выпросила книгу по двум причинам: во-первых,
интересно; во-вторых, представится возможность утереть Леве нос по
некоторым теоретическим вопросам. На одной из лекций Рита пролистала главу
"Социальная среда и формирование личности преступника", весь день
размышляла о прочитанном, и увидев у дома играющих девочек, остановилась,
приглядываясь к ним и пытаясь определить лидера этой маленькой группы. Тут
появился Лева и своим отутюженным и причесанным видом выбил ее из колеи...
Ясно, что он отправляется на вульгарное свидание!
Рита почему-то была убеждена, что у Левы не одна девушка, а целая
команда. В тихом омуте черти водятся, то-то он ведет себя со мной как
монашка и живет на кухне, словно в келье. Тут Рита почему-то вспомнила
Арамиса из "Трех мушкетеров". "Зачем я пошла, - удивлялась Рита, вышагивая
рядом с Левой. - Человеку надо дать шанс на спасение, может, он опомнится,
забудет о своих толстых девках и пригласит меня в кино. И потом пусть не
считает, что я все вечера просиживаю у окна, его поджидая".
Лева шел по делам, но понимал, что похож на человека, торопящегося на
свидание. Он мог бы и сказать, что идет на работу, но был еще недостаточно
взрослым и посчитал такое объяснение унизительным. Молодые люди молча
дошли до троллейбусной остановки, Рита взглянула на часы.
- Извини, Гуров, я спешу. - Она кивнула и, гордо подняв голову,
направилась к метро.
"Теперь я не увижу ее дня три, - понял Лева. - Ничего, пусть не
задается, подумаешь - "мировой стандарт"!" Лева хорохорился, однако
настроение у него испортилось, и он жалел, что не сказал Рите, куда и
зачем направляется.
Евгений Шутин опаздывал, за время ожидания Лева успел досконально
изучить и памятник Пушкину, и кинотеатр "Россия", и новое здание
"Известий". Гуров долго раздумывал, где именно назначить встречу.
Приглашать в кабинет не хотелось, вернее, было бессмысленно. Лева
собирался просить помощи, а делать это в здании, подъезды которого
охраняются, тактически неправильно. Напрашиваться к Шутину в гости
неудобно, а приглашать его в свою кухню еще неудобнее, Гуров решил
назначить встречу на улице, потом как бы случайно зайти в кафе, в котором
Шутин и Ветров были первого сентября.
Шутина Лева увидел издалека и отвернулся, решая, как себя вести. Тот
опоздал на двадцать минут, и дело не в самолюбии, а в том неуважении,
которое кроется за опозданием и которое нельзя спустить, иначе
взаимоотношения встанут наперекосяк и ни о каком доверии друг другу не
может быть и речи. Гуров, продолжая стоять к подходившему Шутину спиной,
отогнул рукав, взглянул на часы и, пожав плечами, медленно пошел в сторону
от места свидания. Пускай Шутин сам решит, как ему изворачиваться, подумал
Лева, не видеть он его не может, а если он так уж не хочет с ним
встречаться, мог бы не приходить.
Шутин тронул Леву за плечо и сказал:
- Добрый вечер и извините за опоздание.
- Я уж подумал... - Лева развел руками и усмехнулся. - Черт знает что
в голову лезет.
Шутин не ответил, он был недоволен собой, так как опоздал умышленно и
извиняться не собирался. Они, не сговариваясь, вышли на Тверской бульвар и
молча двинулись к Никитским воротам. Шутин бесцеремонно оглядел Леву,
стараясь найти в его внешности признаки профессии, не нашел и раздраженно
сказал:
- Что, так и будем молчать? Я вас слушаю. Говорите.
- Что говорить? - произнес Лева. - Был Павел Александрович Ветров,
теперь его нет. Я обязан найти убийцу и не выполняю свой долг.
Шутин передернул плечом и промолчал. Он не любил милицию, хотя дело с
