Гурова боялся и пока ситуация с подполковником окончательно не разрешится
решил Ивана не отпускать.
- Ну а если он что-нибудь на нас раскопает и новый материал
республиканской прокуратуре подбросит? Наших друзей прижмут покрепче и они
заговорят в полный голос? Тогда как с нами будет?
- Не заговорят, - уверенно ответил Иван. - У тебя касса, а назвать меня
все равно что застрелиться.
Иван рассуждал логично Юрий Петрович готов был с ним согласиться вот
только одно покоя не давало. Почему Гуров не успокаивается и прет как танк?
Подполковник не дурак одними эмоциями он руководствоваться не станет что-то
он знает такое о чем Лебедеву неизвестно. Кроме того очень уж хотелось
перевербовать сыщика. В ресторане Лебедев увидел в его глазах уверенность и
непримиримость, но они ярко вспыхнули и погасли. Гуров тогда производил
впечатление человека надорвавшегося потерянного. Может как девятый вал
поднялась буря и на спад пошла? А сейчас он в изоляторе "протрезвеет" и
начальство окончательно похоронит его идеализм. Подловить его на слабости и
купить? Что-что, но двойную игру Гуров вести не будет, если уж он скажет
"да" то можно не сомневаться.
- Ты сам-то умом не двинулся ненароком? - усмехнулся Иван. - Глаза
закатил улыбочка как у идиота.
- Поздно, спать пора. - Лебедев посмотрел на часы. - Решишь остаться
две с половиной мне завтра принесешь. Уедешь я тебе эту мелочь дарю. Только
больше ко мне не обращайся.
- Как бы ни решил, позвоню, - Иван пошел к двери рассмеялся. - А
товарища подполковника мы с тобой неплохо упаковали будет что вспомнить на
старости лет.
Гуров бесчисленное количество раз прокручивал в памяти и восстанавливал
свои слова и поступки за последние дни. Все вроде делал правильно, а в
финале сплошной позор. Конечно, ход с вытрезвителем предугадать было сложно.
Однако Гуров вчера решил твердо, что пить будет только налитое из общей
посуды потом забыл расслабился прошлепал. Кретин, урод, растяпа - клеймил он
себя.
Позвонили в дверь. Распахнув ее Гуров шутовски раскланялся и только
после этого узнал своего начальника полковника Орлова.
- Вольно подполковник. - Петр Николаевич начал стягивать мокрый плащ. -
Рассказывают что на фронте после массированного артналета некоторые начинали
петь и плясать. - Орлов долго и внимательно разглядывал своего друга.
- Давай, - сказал он проходя в гостиную, - поговорим.
Гуров усадил полковника рядом с телефоном сам устроился напротив.
Орлов утопая в низком кресле и вытянув ноги смотрел на друга с
неприязнью.
- Ты мужик настоящий иначе я бы с тобой не дружил сейчас не приехал. -
Орлов засопел. - Негоже злобу копить, ждать, пока ты сам очухаешься. Ты Лева
как-то незаметно уверовал в свою исключительность. Ты сыщик подходящий слов
нет мы это учитываем. Но ты офицер коммунист человек, который живет и
работает среди людей и обязан считаться с самолюбием окружающих с их мнением
о твоей персоне. А ты порой не считаешься. Где твои девочки? Они тебе
мешают, ты их отослал. Хорошо, плохо им - плевать главное твое дело. Любят -
стерпят. Сколько людей в Управлении тебя недолюбливает, да и просто терпеть
не может тебе безразлично. Они хуже тебя глупее менее профессиональны, а у
Гурова своя дорога - столбовая и он как танк прет никого не замечая. Цель
оправдывает средства? Лес рубят, щепки летят? Так, Лева, ты один можешь
остаться! Даже твои враги не верят, что Гуров напился. Но в вытрезвитель ты
попал и никуда от этого не денешься. Алкоголь в крови не обнаружили, а
наркотик нашли. Как людям объяснить? Или ты полагаешь, что общественное
мнение существует лишь у мещан и обывателей, а талантливые и принципиальные
живут по своим законам, особняком.
Ладно, Лева, считай, что воспитательную работу я закончил, и перейдем к
делу. Только знай, мне порой тебя очень жалко бывает, - Орлов вздохнул. -
Хотя и отлично понимаю, что слово "жалость" оскорбляет твое величество.
Орлов перегибал умышленно и понимал, что делает больно, видел и
бисеринки пота над бровями друга, и побелевшие пальцы на сцепленных руках.
Но уж бить, так бить, а иначе с Гуровым и говорить о его персоне
бессмысленно, отшутился, и вся недолга...
- На людей никогда не плевал, неправда, девочек от случайности уберечь
хочу, а товарищам можно объяснить, - Гуров облизнул пересохшие губы -
Выполнял специальное задание, прокололся... Надо объявить выговор.
Наказать...
- Не волнуйся, - миролюбиво ответил Орлов. - Приказ будет. А насчет
специального задания? Всем известно, что ты в отпуске. И о служебном
расследовании знают. Твое личное дело не сегодня - завтра в министерство
затребуют. Тебя, подполковник, с должности снимать надо. Ох, Лева, Лева, -
он как-то по-бабьи вздохнул, - в недобрый день ты на мою голову свалился.
- Увольняйте!
Орлов собрался сплюнуть, но, увидев под ногами ковер, сдержался.
- Ладно, с твоей персоной закончили, давай о делах. Врать ты не будешь,
а вот не договаривать - можешь, так что выкладывай все, полностью.
Гуров поднялся, принес из кабинета тетрадь с записями, протянул Орлову.
Полковник прочитал заголовок, взглянул на Гурова и сказал!
- Ладно, ступай на кухню, организуй что-нибудь, - и начал читать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Юрий Петрович надел свежую рубашку, повязал галстук, хотя никуда не
собирался идти. Последние дни он редко выходил из дома, но одевался так,
словно каждую минуту ждал гостей. Объяснялось это тем, что он начал замечать
в себе непонятную леность, равнодушие. Привыкший жить активно, по жесткому
распорядку, после разгрома "империи", потеряв почти все связи, Лебедев начал
терять себя. Целый день он только и думал, чем заняться. Телевизор Юрий
Петрович не любил, читал с удовольствием, да сколько можно?
Иван деньги принес, решил остаться поглядеть, чем закончится история с
подполковником. Шел третий день, как Гуров выбрался из вытрезвителя, а
вестей о себе не подавал. Лебедев не сомневался, что Гуров должен объявиться
немедля, человек с таким самолюбием молча проглотить подобную пилюлю не
способен.
Сегодняшняя позиция Лебедева выглядела неуязвимой. Парадоксально, но
факт, процессы, происходящие в обществе, работали на него. Еще недавно его
могли "взять" по подозрению, на основании косвенных слабеньких улик,
запереть в каземат, начать мурыжить на бесконечных допросах. Сейчас, дудки,
никто не рискнет. Перестроились товарищи или нет, а последствия
необоснованного задержания отлично понимают.
Юрий Петрович так озверел от тоски, навязчивых мыслей, что взял с полки
томик Достоевского и, листая "Преступление и наказание", незаметно задремал.
Он так расслабился в зыбком покое видений, что дверной звонок буквально
подбросил его в кресле.
- Лев Иванович, какими судьбами? - Лебедев неловко растопырил руки,
готовый действительно обнять шагнувшего через порог Гурова. - Вот радость
нечаянная! А я, признаться, соскучился, привязался к вам, честно сказать. Вы
ведь вроде как моя совесть, раздельно с грешным телом кочующая. Перебрали вы
тогда в "Загородном", надеюсь, добрались благополучно.
Гуров прошел в комнату, не снимая сырого плаща, провел ладонью по
влажным волосам, сказал.
- Я нашел способ доказать вашу вину. Вы напрасно меня отравили,
теперь-то я точно не отступлюсь. Вот. Пожалуй, и все. Не прощаюсь. Мы вскоре
увидимся.
Пока Лебедев подыскивал достойный ответ, Гуров вышел на лестничную
площадку и, полуобернувшись, добавил:
- Вы сейчас начнете искать ответ на вопрос, зачем я приходил. Скажу. Я
пришел, чтобы напугать вас. Вы перестанете спать, есть, будете постоянно
ломать голову и окончательно запутаетесь. Именно этого я и добиваюсь. Не
мучайтесь, явитесь с повинной.
Иван Лемешев изнывал от безделья. Двадцать тысяч, гонорар за убийство
Кружнева, Иван убрал в тайник, который заранее оборудовал в гостинице, там
держал и пистолет. Появилась шальная мысль пистолет уничтожить, как
единственную серьезную улику. Однако новый сейчас не раздобудешь, а сколько
стоит. Иван Лемешев без оружия? Денег при его образе жизни хватит где-то на
год, а дальше?
Жил он скучно, однообразно, выпить, загулять как следует и то нельзя.
Женщины для души не было, для постели - найти не проблема, так это много
времени не занимает. Иван неожиданно размечтался о тихом провинциальном
городке, в котором был прописан и "работал", о доброй, простой женщине, даже
не подозревавшей, чьи рубашки она стирает, кого ждет по вечерам, с кем ест
за одним столом, спит в одной постели. А чем не жизнь? Тоска подкатывала
комом, и наконец Иван не выдержал и достал из чемодана коробочку со шприцем.
Он не считал себя наркоманом, подкалывался время от времени, снимая
напряжение. Видимо, у него был очень здоровый, сильный организм, так как
наркотик над ним власти пока не приобрел. Иван в этом не сомневался,
убежденный, что "на игле сидят" лишь слабовольные придурки. И не замечал,
что интервалы между подкалываниями, медленно, но неумолимо сокращаются, а
дозы "зелья" увеличиваются.
Юрий Петрович не знал настоящего имени своего гостя, звал Иосифом,
видел третий раз в жизни, но твердо был убежден, что этот человек - лицо,
приближенное к "императору", находящемуся сейчас в тюрьме под следствием и
держащему в своих руках ниточку, на другом конце которой висела судьба
Лебедева. Иосиф, как и в прошлые встречи, был одет неряшливо, небрит,
грустен, говорил тихим, извиняющимся голосом, постоянно шмыгал носом.
Юрий Петрович понимал, если Иосиф прилетел лично, значит, дело
чрезвычайно важное.
Гость выкладывал привезенные подарки: дыню, виноград, грецкие орехи,
круг сулугуни, баночки с аджикой и бутылки с ткемали, завернутую в фольгу
бастурму и бутыль домашнего вина. Казалось, разыгрывается сценка "Прибытие в
Москву заботливого родственника с далекого юга".
- Вот так. Тяжелые времена, но не оскудеют наши земли. - Иосиф, потирая
руки и шмыгая носом, с довольным видом оглядел свои подарки, будто до конца
выполнил возложенную на него миссию и сейчас для приличия выпьет
традиционного чаю, расскажет о многочисленных родственниках и уйдет.
- Большое спасибо, очень благодарен, - произнес Лебедев, взял сверток с
бастурмой, понюхал, закатил глаза. - Потрясающе.
Черт бы вас побрал, фальшивых, неискренних показушников, - думал он,
усаживая гостя, справляясь о погоде, дороге, здоровье жены и детей, но не
имея понятия, существуют ли они на свете.
- Ты стал для нас, как брат, - сказал Иосиф, выпив вторую чашку чая и
жестом отказываясь от следующей.
"Начинается, - понял Лебедев, - сейчас меня, как ближайшего
родственника, распнут на кресте".
- Твоя беда - наша беда, твоя забота - наша забота.
- Да, да, я знаю. Когда начнется суд? - не выдержал Юрий Петрович.
Иосиф зашмыгал носом, взглянул печально.
- Нам нужна твоя помощь, мой друг. Твой брат не хочет видеть тебя рядом
на жесткой скамье.
- Не повторяйся. Не стоит меня пугать. Я вам нужен на свободе, братская
могила хороша только для неизвестных солдат.
- Грубый ты человек, русский. - Глаза Иосифа были полны укоризны.
- Прямой. Мы не братья, даже не сестры, а деловые партнеры, кончай свои
восточные сказки, переходи к делу!
Иосиф потер сизые небритые щеки, затем вроде бы смахнул слезу.
- Трудно с тобой.
- Я сказал, кончай! - повысил голос Лебедев. - Зачем прилетел?
- Помочь тебе. Вы, русские, словно не одной крови. Даже шакал не душит
шакала. А твой полковник хочет загрызть тебя.
