Станислав Лем.
Конец света в восемь часов
АМЕРИКАНСКАЯ СКАЗКА
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
Редактор "Ивнинг стар" просматривал еще влажный от типографской
краски номер своей газеты. Весьма благосклонно прочел передовицу
собственного сочинения, с одобрением пробежал глазами раздел
спорта и новости дня, поморщился лишь при чтении последней полосы.
Снимок, запечатлевший собрание Клуба бывших сенаторов, напоминал
скопище раздавленных на бумаге тараканов.
- Ну и клише, черт побери! - буркнул редактор, непроизвольно
протягивая руку к внутреннему телефону. Однако тут же решил, что
для разговора с техническим редактором в комнате, пожалуй,
чересчур жарко, и вместо того, чтобы снять трубку, нажал кнопку
климатизации. Его глаза, безразлично скользнув по колонкам
финансовых сообщений, неожиданно загорелись и расширились.
Редактор ахнул, наклонился и стал читать набранную жирным шрифтом
статью "Пролитая кровь". Через минуту-другую хватил ладонью по
столу, подскочил, расстегнул воротничок сорочки и, пробежав
глазами еще с десяток строк, всем телом навалился на внутренний
телефон.
- Алло! Секретариат!.. Мисс Эйлин? Пришлите ко мне Роутона. И не
говорите, что его у вас нет. Целыми днями любезничает, вместо того
чтобы добросовестно работать! Он должен быть у меня немедленно, вы
поняли?
Не дожидаясь ответа, редактор снова взялся за статью. Бормоча
проклятия, он еще раз перечитывал ее, когда послышался стук в
дверь.
- Войдите! С каких пор вы начали стучаться, и что все это значит?
- хлопнул он рукой по раскрытой газете. - Вот удружил! Вот
спасибо!
Роутон был невысок. На сероватом и словно засушенном лице
светились холодные сонные глазки. Ре-портер был одет в серый
костюм. На голове серая шляпа, которая, казалось, приросла к
волосам. Он жевал резинку так медленно, словно засыпал.
- Шеф! Что с вами? Печень пошаливает?
- Прекратите! Почему в судебном репортаже вы написали, что эта
баба пускала его к себе?
- Вы же говорили, что последнее время у нас редко появляются
пикантные, острые вещи.
- Умолкните, не то у меня кровь... закипит! И ради остроты вы
превратили восьмидесятилетнюю" старуху в любовницу убийцы?
- А кому от этого хуже? Ему все равно болтаться, а она накрылась,
так что жаловаться не будет.
- А газеты? Облают нас, поизмываются...
- Бизнесмену плевать на клевету конкурентов. Вы сказали полить
соусом, немножко сальца; получайте и сальце, и соус. Я еще
довольно деликатно поступил, потому что написал, будто этот
душегуб искренне любил ее.
- Довольно! Перестаньте! Запомните одно, - редактор принялся
ритмично бить ладонью по столу, - если вы еще хоть раз так
подведете газету (ведь судья знает, как обстояло дело, и может
прислать опровержение), то вылетите отсюда в двадцать четыре...
секунды! Сенсации надо организовывать, а не придумывать! Ф-фу, ну
и жара! - Редактор отер пот со лба... - Довольно об этом! У меня
для вас есть работа.
Роутон сел в кресло, облокотился о письменный стол и потянулся к
небольшой шкатулке, в которой редактор хранил сигары. Помял одну,
другую, наконец выбрал хорошо свернутую, отгрыз конец, щелкнул
зажигалкой и погрузился в кресло, приняв как можно более
независимую позу.
- Я даю вам шанс. Солидный шанс. Я узнал кое-что интересное. Это
может стать для нас золотой жилой. Пустим все машины, тираж
увеличится! Только на этот раз вам придется поработать головой. И
никаких измышлений! Слышите?! - бросил он, потому что репортер
прикрыл глаза и выпускал дым с таким блаженным и отсутствующим
выражением лица, словно сидел на палубе собственной яхты. - Итак,
слушайте. Через несколько дней должна состояться конференция
физиков, посвященная открытию профессора Фаррагуса. Речь, кажется,
пойдет о невероятном изобретении - лучах смерти, ракетах, Луне или
о чем-то там еще. Не известно, о чем, но конференция совершенно
секретная. На ней будет всего около тридцати ученых. Пресса не
допускается, слышите?
- Слышу.
- Вы должны туда попасть. Только без ваших штучек!
Он сурово взглянул на репортера, который, сидя с закрытыми
глазами, ничего не заметил.
- Не ждите, что я стану гадать вам на картах. Вам придется
соображать самому. Действовать надо культурно - насколько это в
ваших силах - и дипломатично. Газета горит - вы и сами знаете. Это
наш общий шанс. Ну, Роутон...
Репортер молча протянул руку, которую редактор попытался было
сердечно пожать, но сей акт дружелюбия не достиг цели. На лице у
Роутона отразилось неудовольствие. Он погасил сигару, спрятал ее в
плоскую жестяную коробочку, служившую портсигаром, и снова
принялся жевать.
- Шутки в такую-то жару? - сказал он. - Только без сантиментов,
шеф. Я думал, вы мне даете чек!
- Чек! А вы знаете, куда ехать? Идите сюда! Они подошли к большой
карте, висевшей на стене. Редактор обвел красным карандашом
маленький кружочек.
- Вы поедете прямо в Лос-Анджелес. В восточном пригороде его
находится Центральная исследовательская станция Физического
факультета университета; там вы должны разузнать, где и когда
будет проходить конференция.
- А кто будет платить? Мормоны? После долгих поисков редактор
извлек из кармана тощую чековую книжку и принялся выписывать чек;
когда настала очередь проставить сумму - замялся.
- Смелее, смелее,-ободрил его Роутон,-вы знаете, сколько стоит
самолет до Лос-Анджелеса? Не стану же я терять время на поезд! А
какая там дороговизна!
Он взглянул на чек, словно бы беззвучно присвистнул и, не снимая
шляпы, почесал в голове.
- Да такой суммы мне в случае чего даже на аптеку не хватит, -
заметил он. - Ну, ладно, скажем, это на дорогу. Теперь выпишите
мне мой гонорар.
Редактора Салливэна, казалось, поразила столь неслыханная
наглость.
- Гонорар? А за что? Откуда я знаю, не кончите ли вы свое
путешествие в каком-нибудь полицейском участке? Сделайте из этого
сенсацию и тогда получите... получите...
- Три кругленьких, - подсказал репортер. Шеф поперхнулся.
Улыбающийся Роутон молча повернулся к двери.
- Впрочем, - добавил он в глубоком раздумье,- в "Чикаго сан" мне
дали бы, сколько я пожелаю. Они там сидят на долларах.
гДоконав редактора этими страшными словами, он осторожно прикрыл
за собой дверь.
Назавтра в полдень Салливэн, просматривая почту, увидел
телеграмму, подписанную буквой Р. и поспешно вскрыл ее.
ПРИЕХАЛ СТРАШНАЯ ДОРОГОВИЗНА ОГРОМНЫЕ РАСХОДЫ ПРИШЛИТЕ ДЕНЕГ, - с
помощью электрического тока сообщал прыткий репортер.
Салливэн поднял трубку внутреннего телефона.
- Алло! Мисс Эйлин, телеграфируйте, пожалуйста, Роутону: Лос-
Анджелес, 33-я авеню: "Как тетка? Зачем деньги? Салливэн".-
Записали? Прошу молнией.
Под вечер Салливэн забежал в редакцию. Его уже ждала телеграмма.
Как оказалось, секретарша, питавшая слабость к репортеру, послала
телеграмму с оплаченным ответом, поэтому на бланке было десять
слов:
ТЕТКА УГАСАЕТ ЕДИНСТВЕННОЕ СПАСЕНИЕ ДЕНЬГИ ДЕНЬГИ ДЕНЬГИ ДЕНЬГИ
ДЕНЬГИ ДЕНЬГИ
Салливэн застонал и схватился за сердце, рядом с которым покоилась
чековая книжка.
Обосновавшись для начала в небольшой гостинице, Роутон принялся
кружить по университетским корпусам. Прежде всего он старательно
пришил к лацкану пиджака несколько орденских ленточек и вставил в
петлицу значок известной бейсбольной команды. Это помогало при
установлении контактов со студентами и лаборантами.
Учебный год начался недавно, и толпы молодежи заполняли коридоры
старых кирпичных зданий, окруженных купами вековых лиственниц.
Репортер сосредоточил все внимание на здании Физического
факультета. Быстренько достал расписание лекций и даже -
невероятно! трудно поверить! - готовился записаться на первый
курс. Он старательно изучал все объявления, развешанные на стенах,
не исключая и тех, в которых сообщалось о поисках комнаты с
незапирающимся входом или напоминалось о необходимости возвратить
книги, взятые перед каникулами в университетской библиотеке.
На подобные занятия он потратил два дня, но все еще не напал на
след. Он рассчитывал на то, что на время конференции профессор
отменит лекции или лабораторные работы; однако заседание могло
произойти в какой-нибудь свободный день или в воскресенье, а,
похоже, так оно и было, потому что никакого объявления,
отменяющего лекции, Роутону обнаружить не удавалось. Вдобавок ко
всему оказалось, что Фаррагус читает только по вторникам и
четвергам. Роутон пошел на его лекцию по волновой механике и
благодаря своей железной воле выдержал два часа абсолютно
невразумительного брюзжания (как он со злости окрестил лекцию
профессора) только затем, чтобы с передней скамьи вперять в
старого ученого горящий энтузиазмом и умом взгляд да усердно
записывать в специально припасенной тетради математические
формулы, впрочем, в весьма вольной интерпретации.
-
После лекции он подошел к кафедре и робко спросил (хороший
репортер, если это потребуется, может изобразить даже робость), не
согласится ли профессор принять его завтра во второй половине дня
и поговорить об одной идее, недавно пришедшей ему в голову.
- Я напал на эту мысль при изучении вашего труда "Трансмутация
стереометрических инвариантов общей теории поля", - выпалил он без
запинки название работы Фаррагуса, которую несколько часов назад
листал в университетской библиотеке.
Старый профессор заинтересовался любознательным студентом и,
несмотря на то что явно спешил, начал оправдываться: "Нет, я не
могу встретиться с вами завтра, так как принимаю экзамены".
- Тогда, может быть, в пятницу,- попросил Роутон, всем существом
выражая глубочайшее разочарование и подавленность.
- Увы, и в пятницу тоже нет... утром я должен готовиться... у меня
будет этакое небольшое... в общем, хм, у меня не будет времени, да
и вторую половину дня я занят. Разве что поздно вечером, но не
могу ручаться, когда кончится... когда я вернусь домой. Может
быть, в субботу вы придете ко мне в лабораторию?
Сияющий Роутон поблагодарил, договорился на субботу и,
посвистывая, присоединился к толпам студентов, снующим по
лестницам.
"Честный старикан, все как на ладони, - думал он, - голову даю на
отсечение, что заседание будет в пятницу после обеда. Даже обидно,
что все так просто получилось. Дай бог, чтобы так шло и дальше.
Однако на всякий случай надо проверить".
Он кометой облетел лаборатории, мастерские и аудитории факультета.
Оказалось, что все занятия, назначенные на вторую половину дня в
пятницу, были перенесены на субботу или понедельник. Что это могло
значить? Только то, что у доцентов и профессоров это время было
занято - а чем?
"Либо та самая конференция, либо я круглый идиот", - подумал
Роутон и в награду за собственную проницательность устроил себе
отменный обед за счет Салливэна. Он и так уж достаточно сэкономил,
перейдя из гостиницы в комнату, снятую у вдовы покойного
мексиканского политика; это, собственно, была клетушка,
заполненная старой мебелью, в основном креслами-развалюхами,
полными клопов. Но, снимая комнату, Роутон об этом не знал.
Бессонные ночи способствовали разработке плана действий, и,
доведенный до отчаяния стойкостью насекомых, с которыми делил
ложе, Роутон прохаживался по комнате в лунном свете, бормоча:
- Будут три математика, восемь физиков и один химик. Кроме того,
наверно, съедутся специалисты из других городов. Теперь - как же
туда пролезть?
Сначала у него было серьезное намерение появиться перед уважаемым
собранием под видом почтенного индийского ученого в чалме, с
выхоленной седой бородой в завитках, в золотых очках и с негром,
держащим над ним опахало, но это была, по его собственным словам,
совершенно идиотская мысль. Клопы не давали ему глаз сомкнуть,
интенсивно ускоряя дозревание нужной концепции, и поэтому уже в
три часа утра она выкристаллизовалась и приняла окончательный вид.
