подняться куда-то наверх, а упомянутые фотоны - часть операций на бумаге,
которые позволяют предвидеть некие будущие состояния, и ничего более. Я
говорил все это для того, чтобы не казалось, будто Имитология должна
представлять собой нечто такое, что нам "все объяснит". Объяснять - значит
сводить свойства и поведение неизвестного к свойствам и поведению
известного, а если это неизвестное не похоже на кеглю, шар, сыр или стул,
то не надо опускать руки: в нашем распоряжении остается математика.
Вероятно, отношение ученого-технолога к миру изменится. Он будет
подключен к этому миру посредством Имитологии. Имитология сама по себе не
намечает никаких целей деятельности, эти цели ставятся цивилизацией на
определенном этапе развития. Имитология - как подзорная труба: показывает
то, на что мы ее направили. Если мы заметили что-либо интересное, мы можем
прибавить увеличение (нацелить на этот объект машины, накапливающие
информацию). Имитология с помощью бесчисленных процессов, моделирующих
различные аспекты действительности, даст нам различные "теории", связи и
свойства явлений. Ничего абсолютно изолированного не существует, но
природа благосклонна к нам: существует относительная изоляция (между
отдельными уровнями действительности - атомным, молекулярным и т.д.).
Существует теория систем; теория биоэволюции была бы теорией систем,
состоящих из систем, а теория цивилизации - теорией систем, состоящих из
систем систем. Хорошо еще, что квантовые процессы почти не проявляются уже
в масштабах одноклеточного организма, разве как исключение. Иначе мы
утонули бы в океане разнородности без надежды на какое-либо регулирование,
ибо регулирование базируется вначале на биологическом гомеостазе
(благодаря существованию растений, наверняка не имеющих разума, количество
кислорода в атмосфере остается постоянным; следовательно, растения
регулируют это количество), а позже, с появлением разума, на гомеостазе,
использующем результаты теоретических знаний.
Таким образом, "ультимативное моделирование" не только невозможно, но
и не нужно. Только "нечеткое" отображение реальности, игнорирующее ряд
переменных, делает теорию универсальной. Так, нечеткий снимок не позволяет
опознать, представлен ли на нем мистер Смит или пан Ковальский, но дает
еще возможность утверждать, что это человек. Для марсианина, желающего
узнать, как выглядит человек, нечеткий снимок ценнее, чем портрет мистера
Смита, а то марсианин мог бы счесть, что у всех людей вот такой нос
картошкой, редкие зубы и синева под левым глазом. Итак, всякая информация
предполагает наличие адресата. "Информации вообще" не существует. Адресат
"имитологической машины" - это цивилизация, ее ученые. Сегодня они
вынуждены сами обогащать путем просеивания информационную "руду". В
грядущем они будут получать уже только экстракт и будут строить теорию не
из фактов, а из других теорий (что частично происходит уже сегодня: нет
теорий, полностью изолированных от других).
Читатель, по всей вероятности, давно ожидает обещанной встречи с этим
самым "выращиванием информации". Ну, а я вместо этого займусь сущностью
научных теорий. Можно подумать, что я изо всех сил стараюсь отбить у
читателя охоту к дальнейшему чтению. Прошу, однако, понять, чего я,
собственно, хочу. Нам предстоит ни более, ни менее, как автоматизировать
Науку. Это устрашающая задача; прежде чем подступиться к ней, нужно
по-настоящему понять, чем же, собственно говоря, занимается Наука. Только
что сказанное было лишь первым, метафорическим приближением. Метафоры,
однако, нуждаются в переводе на точный язык. Весьма сожалею, но это
необходимо.
Итак, нам надлежит изобрести устройство, которое собирало бы
информацию, обобщало бы ее аналогично тому, как это делает ученый, и
представляло специалистам результаты этих изысканий. Устройство собирает
факты, обобщает их, проверяет справедливость обобщений на новом
фактическом материале, и этот "конечный продукт", уже после "техконтроля",
выходит из "фабрики".
Итак, устройство генерирует теорию. Теория - в науковедческом
понимании - это система, построенная из символов и представляющая собой
структурный эквивалент реального явления; преобразования этой системы
подчиняются правилам, не имеющим ничего общего с самим явлением, причем
последовательные сечения динамической траектории явления, его
последовательные во времени состояния по значениям всех параметров,
учитываемых теорией, Согласуются со значениями, дедуктивно выводимыми из
теории [IX].
Теория относится не к отдельному явлению, а к классу явлений.
Элементы класса могут существовать одновременно в пространстве
(биллиардные шары на столе) или следовать друг за другом во времени
(последовательные во времени положения одного и того же шара). Чем
многочисленней класс явлений, тем "лучше" теория, ибо тем универсальнее ее
применимость.
Теория может не иметь никаких доступных экспериментальной проверке
следствий (единая теория поля Эйнштейна). До тех пор пока не удастся
извлечь из нее таких следствий, она бесполезна. Не только как орудие
реальной деятельности, но и как орудие познания. Ибо теория, чтобы быть
полезной, должна иметь и "вход" и "выход": "вход" для обобщаемых фактов, а
"выход" - для предсказуемых фактов (благодаря которым ее можно проверить).
Если она имеет только "вход", она столь же метафизична, как если бы не
имела ни "входа", ни "выхода". В действительности все обстоит не так
красиво, то есть не так просто. "Входы" одних теорий являются "выходами"
других. Существуют менее общие и более общие теории, но - в перспективе
развития - все они должны образовывать такое иерархическое единство, каким
является, например, организм. Теория биоэволюции "связана" с подчиненными
ей теориями из химии, зоологии, геологии, ботаники, а сама она в свою
очередь подчинена теории самоорганизующихся систем, частный случай которой
она собой представляет.
В настоящее время существует два подхода к теориям: дополнительный
(комплементарный) и редукционный. Дополнительность означает, что одно и то
же явление, один и тот же класс явлений можно "объяснять" с помощью двух
различных теорий, причем вопрос о том, когда и какую теорию нужно
применять, решается практикой. Этот подход используется, например, в
микрофизике (электрон как волна и электрон как частица). Но некоторые
полагают, что такое состояние является переходным и что нужно всегда
стремиться к редукционному подходу. Вместо того чтобы дополнять одну
теорию другой, нужно сконструировать такую теорию, которая объединит их
обе, сведет одну к другой или обе к какой-то еще более общей (в этом и
состоит "редукция"). Так, например, полагают, что явления жизни удастся
свести к физико-химическим процессам. Но эта точка зрения является
дискуссионной.
Теория тем более заслуживает доверия, чем больше разнородных ее
следствий оправдывается. Теория может быть абсолютно достоверной, но
лишенной почти всякой ценности (тривиальной, как, например, теория,
сводящаяся к утверждению "все люди смертны").
Ни одна теория не учитывает всех переменных данного явления. Это не
значит, что мы не способны в каждом отдельном случае перечислить
произвольное количество этих переменных; скорее это означает, что мы не
знаем всех состояний явления.
Теория может, однако, предвидеть существование новых значений уже
используемых переменных. Но это не в том смысле, что она с абсолютной
точностью говорит, каковы эти вновь открытые переменные и где их искать.
"Указание" на эти новые переменные может быть "спрятано" в ее алгоритме, и
нужно хорошо разбираться в деле, чтобы понять, что где-то зарыт клад. Мы
приближаемся, таким образом, к области туманных и таинственных понятий
типа "интуиции". Ибо теория - это информация о структуре, структуру же в
принципе можно выбирать из огромного запаса мыслимых структур, которым
ничто в природе не соответствует, причем окончательный выбор наступает
после поочередного отвергания ее неисчислимых соперниц ("тела
притягиваются пропорционально кубам диаметров, пропорционально квадрату
расстояния, умноженному на частное от деления масс" и т.д.). В
действительности так не происходит. Ученые работают не только вслепую,
методом проб и ошибок, они пользуются также догадками и интуицией.
Это - проблема, относящаяся к так называемой "гештальтпсихологии". Я
не сумею так описать лицо моего знакомого, чтобы вы по этому описанию
сразу узнали его на улице. Однако сам я узнаю его сразу. Следовательно,
лицо его с точки зрения психологии чувственных восприятии есть некий
"образ" (Gestalt). Конечно, нередко один человек напоминает нам кого-то
другого, но не всегда мы можем сказать, чем именно, - не какой-либо частью
лица или тела, взятой в отдельности, а сочетанием всех своих черт и
движений, то есть опять-таки "образом".
Так вот - этот тип обобщающего восприятия относится не только к
визуальной сфере. Он может относиться к любому из чувств. Мелодия
сохраняет свой "образ" независимо от того, насвистывают ли ее,
"выстукивают" ли пальцами на пианино или исполняют на духовых
инструментах. Такими приемами распознавания "образа" форм, звуков и т.п.
пользуется каждый. Ученый-теоретик, искушенный в обращении с абстрактным
формально-символическим аппаратом теорий, в мире которого он проводит
жизнь, начинает (если он крупный ученый) воспринимать эти теории как
определенные "образы", - конечно, не в виде лиц, очертаний или звуков: это
некие абстрактные конструкции, существующие в его сознании. И вот может
случиться, что он откроет сходство между "образами" двух теорий, ранее
совершенно не связанных друг с другом, либо же, сопоставляя их, поймет,
что они являются частными случаями еще не существующего обобщения, которое
надлежит построить.
Позабавимся теперь такой игрой. Возьмем двух математиков, один из
которых будет Ученым, а другой - Природой. Природа выводит из принятых
постулатов некую сложную математическую систему, которую Ученый должен
отгадать, то есть воспроизвести. Осуществляется это так: Природа сидит в
одной комнате и время от времени показывает Ученому через оконце карточку
с несколькими числами: числа эти соответствуют тем изменениям в системе,
конструируемой Природой, какие происходят на данном этапе. Можно
представить себе, что Природа - это звездное небо, а Ученый - первый
земной астроном. Поначалу Ученый не знает ничего, то есть не замечает
никаких связей между показываемыми ему числами ("между движениями небесных
тел"), но спустя некоторое время ему кое-что приходит в голову. Наконец он
начинает экспериментировать: он сам строит некоторую математическую
систему и смотрит, будут ли числа, которые вскоре покажет ему через оконце
Природа, совпадать с ожидаемыми. Но Природа показывает ему иные числа.
Ученый делает новые попытки, и если он хороший математик, то через
некоторое время ему удастся найти правильный путь, то есть сконструировать
точно такую же математическую систему, какой пользуется Природа.
В этом случае мы имеем право сказать, что перед нами две одинаковые
системы, то есть что математика Природы аналогична математике Ученого.
Повторим эту игру, изменив ее правила. Природа по-прежнему показывает
Ученому числа (допустим, парами), но теперь они возникают не из
математической системы. Они образуются каждый раз при помощи одной из
