В два прыжка я оказался у открытой двери. Поток теплого воздуха
хлынул из бездонной тьмы. Харден, должно быть, тащил груз вниз по
лестнице, потому что оттуда, как из колодца, доносилось ритмичное
позвякивание. Он производил такой шум, что я осмелился войти. В последний
момент я натянул рукав свитера на часы, чтобы меня не выдал светящийся
циферблат. Я помнил, что всего ступенек шестнадцать. Раскинув руки,
касаясь пальцами стен, я спускался вниз. Скрежет и шаги утихли, я затаил
дыхание; раздался легкий треск, и в красноватом сумраке выступили бетонные
стены и трепещущая тень человека. Проблеск угасал, удалялся. Я выглянул
из-за угла. Харден, освещая путь спичкой, тащил за собой мешок. Перед ним
возникли железные двери в конце коридора, потом спичка погасла.
В темноте Харден скрежетал железом по железу; я хотел двинуться за
ним, но был словно парализован. Стиснув зубы, я сделал три шага, но тут же
бросился назад: он возвращался. Харден прошел так близко, что я
почувствовал на своем лице движение воздуха. Харден начал тяжело
подниматься по лестнице. Может, он только принес мешок и теперь уходил?
Мне было все равно. Прильнув к бетонной стене, я скользил по ней как можно
тише, пока не дотронулся вытянутой рукой до холодного металлического
косяка. Выглянул - пустота. Двери были распахнуты. Я услышал, как
возвращается Харден. Видимо, он просто запер выход во двор. Неожиданно я
споткнулся о что-то и упал, больно ударившись коленом, проклятый тюк лежал
у порога! Я вскочил и замер: не услышал ли Харден? Его громкий кашель
раздался совсем близко. Я двинулся наугад с вытянутыми руками и, к
счастью, наткнулся на гладкую поверхность трансформатора. Теперь все
зависело от того, открыт ли трансформатор, как раньше. Если бы не было
предохранительной сетки, то я мог бы погибнуть на месте от прикосновения к
проводам высокого напряжения, но в то же время надо было спешить -
шарканье слышалось уже рядом. Я почувствовал под пальцами ячейки сетки,
нащупал дверцы трансформатора, втиснулся между ним и стеной и замер.
- Я уже здесь... - внезапно сказал Харден. Тогда из мрака, словно с
высоты, неторопливо отозвался низкий голос:
- Хорошо. Еще... минуту...
Я окаменел.
- Запри двери. Ты... включил свет? - монотонно произнес голос.
- Сейчас включу, включу... только запру дверь...
Харден, возившийся в темноте, вскрикнул, видимо обо что-то
ударившись, потом щелкнул выключатель.
Он гремел ключом, вставляя его в замочную скважину изнутри, и тут я с
ужасом заметил, что верхний край двери, за которой я стоял, достает мне
только до лба. Харден сразу же заметит меня, если я не наклонюсь. Слишком
тесное пространство не позволяло присесть. Я изогнулся, сгорбился, втянул
голову в плечи, расставил ноги, следя, чтобы не высунуть ступни наружу.
Было дьявольски неудобно, я чувствовал, что долго в таком положении не
выдержу.
Харден возился в подвале. Слышалось позвякивание металла, шаги.
Повернув голову в сторону, я мог видеть только узкое пространство между
створкой двери и стеной; если бы Харден подошел, он тут же заметил бы
меня. Убежище оказалось ненадежным, но у меня не было времени даже
подумать об этом.
- Харден, - позвал голос, идущий сверху. Голос был глубокий, но
сквозь бас пробивался не то свист, не то шум. Трансформатор, к которому я
прирос, равномерно гудел.
- Я слушаю тебя...
Шаги прекратились.
- Ты запер двери?
- Да.
- Ты один?
- Да, - громко, даже решительно сказал Харден.
- Он не придет?
- Нет. Он... думает, что если далее...
- То, что ты хочешь сказать, я узнаю, когда ты станешь мной, - с
невозмутимым спокойствием ответил голос. - Возьми ключ, Харден.
Шаги приблизились ко мне и утихли. Тень на стене пробежала по моей
правой руке и остановилась.
- Выключаю ток. Положи ключ.
Гудение трансформатора прекратилось. Я слышал, как совсем рядом
заскрипела проволока, затем металл ударился о металл.
- Готово, - сказал Харден.
Трансформатор опять загудел басом.
- Кто здесь находится, Харден?
Прикрывавшая меня дверь дрогнула. Харден потянул ее - я судорожно
вцепился с другой стороны, но у меня не было точки опоры, - Харден потянул
сильнее, и я оказался лицом к лицу с ним. Дверь с размаху ударилась о
фрамугу, но не захлопнулась.
Харден смотрел на меня, глаза его все больше вылезали из орбит, я не
двигался.
- Харден! - загудел голос. - Кто тут находится, Харден?
Харден не спускал с меня глаз. С его лицом что-то происходило. Это
длилось мгновенье. Потом голосом, спокойный тон которого удивил меня,
сказал:
- Никого нет.
Воцарилась тишина. Затем голос медленно, тихо произнес, наполнив
вибрацией все помещение.
- Ты предал меня, Харден?
- Нет!
Это был крик.
- Тогда подойди ко мне, Харден... мы соединимся... - сказал голос.
Харден смотрел на меня с безмерным ужасом. А может, это была жалость?
- Иду, - сказал он и указал рукой в сторону. Я увидел там, под слегка
приподнятой защитной сеткой, ключ от двери. Он лежал на оголенной медной
шине высокого напряжения. Трансформатор гудел.
- Где ты, Харден? - спросил голос.
- Иду.
Я воспринимал все с необычной отчетливостью: четыре запыленные
лампочки под потолком, черный предмет, свисающий возле одной из них -
динамик? - блеск липкой смазки на металлических частях, разбросанных
вокруг пустого мешка, стоящий на столе аппарат, подключенный черным
резиновым кабелем к фарфоровой трубке в стене, ряд стеклянных чашечек с
мутным студнем...
Харден шел к столу. Сделал странное движение точно собираясь присесть
или упасть, - но вот он уже у стола, поднял руки и начал развязывать бинт,
обматывавший шею.
- Харден! - призывал голос.
В отчаянии я шарил глазами по бетону. Металл... металлическая
труба... Не годится. Краем глаза я заметил, как упала на землю повязка.
Что он делает? Я прыгнул к стене, где лежал кусок фарфоровой трубки,
схватил его и отбросил защитную сетку.
- Харден! - голос звенел у меня в ушах.
- Быстрей! Быстрей! - закричал Харден. Кому?
Я наклонился над шинами и концом фарфорового обломка ударил по ключу
- на лету ключ коснулся другой шины. Вспышка огня опалила меня, я ослеп,
но услышал стук ключа о пол - с прыгающими в глазах черными солнцами упал
на колени и стал на ощупь искать ключ, нашел, бросился к дверям, но не мог
попасть в скважину, руки у меня тряслись...
- Стой! - крикнул Харден. Ключ застрял в замке, я рвал его как
безумный.
- Не могу, Хар... - крикнул я, оборачиваясь, но голос мой осекся:
Харден - за ним по воздуху летела черная нить - прыгнул, как лягушка, и
схватил меня. Я отбивался изо всех сил, бил кулаками по его лицу,
страшному, спокойному лицу, которое он даже не отворачивал, не отстранял,
и неумолимо со сверхчеловеческой силой тащил меня к столу.
- На помощь, - захрипел я, - на по...
Я почувствовал, как что-то скользкое, холодное коснулось шеи. Меня
бросило в дрожь. С отчаянным воплем рванулся я назад и услышал, как этот
крик быстро удаляется.
...Потоки уравнений пересеклись. Психическая температура ансамбля
приближалась к критической точке. Я ждал. Атака была внезапной и
направленной со многих сторон. Я отбил ее. Реакция человечества напоминала
скачок пульсации вырожденного электронного газа. Ее многомерный
протуберанец, простиравшийся до границ умственного горизонта во многих
скоплениях человеческих атомов, дрожал от усилий изменения структуры,
образуя вихри вокруг управляющих центров. Экономический ритм переходил
местами в биения, потоки информации и обращение товаров прерывались
взрывами массовой паники.
Я ускорил темп процесса так, что его секунда стала равняться году. В
наиболее населенных витках возникли рассеянные возмущенья: первые мои
адепты столкнулись с противником. Я вернул реакцию на один шаг назад,
фиксировал изображение в этой фазе и длил это несколько микросекунд.
Многослойная твердь пронизывающих друг друга конструкций, которую я
создал, замерла и заострилась от моего раздумья.
Язык человека неспособен мгновенно передать сущность многих явлений,
он не может поэтому передать весь мир явлений, которым я одновременно был,
бестелесный, невесомый, беспредельно простиравшийся в бесформенном
пространстве - нет, я сам был этим пространством, ничем не ограниченный,
лишенный оболочки, пределов, кожи, стен, спокойный и непередаваемо
могущественный; я чувствовал, как взрывающееся облако людских молекул,
концентрирующееся во мне, как в фокусе, замирает под растущим давлением
моего очередного движения, как на границах моего внимания ждут миллиарды
стратегических альтернатив, готовых развернуться в многолетнее будущее, -
и одновременно на сотнях ближних и дальних планов я оформлял проекты
необходимых агрегатов, помнил обо всех уже готовых проектах, о иерархии их
важности, и, словно забавляющийся от скуки великан, который шевелит
онемевшими пальцами ноги, сквозь бездну, наполненную стремительными
потоками прозрачных мыслей, приводил в движение человеческие тела, которые
находились в подземелье; нет, подобно воткнутым в щель пальцам, я сам
находился в этом подземелье, на его дне.
Я знал, что простираюсь, как мыслящая гора, над поверхностью планеты,
над мириадами этих микроскопических липких тел, которые кишели в каменных
сотах. Два из них были включены в меня, и я мог равнодушно, зная все
заранее, смотреть их - моими глазами, словно желая сквозь длинную узкую,
направленную вниз подзорную трубу выглянуть наружу из дышащей мыслями
беспредельности; и действительно, изображение, маленькое, слабое
изображение оцементированных стен, аппаратов, кабелей возникло перед этими
моими далекими глазами. Я менял поле зрения, двигая головами, которые были
частицей меня, песчинкой горы моих чувств и впечатлений. Я приказал, чтобы
там внизу быстро и упорно стали создавать тепловой агрегат, его надо было
сделать в течение часа. Мои далекие частицы, гибкие белые пальцы
немедленно приступили к работе; я и дальше сознавал их присутствие, но не
очень внимательно - как некто, размышляющий об истинах бытия,
автоматически нажимает пальцем кнопку машины. Я вернулся к главной
проблеме.
Это была большая стратегическая игра, в которой одной из сторон был я
сам, а другой - совокупность всех возможных людей, то есть так называемое
человечество. Попеременно я совершал ходы то за себя, то за него. Выбор
оптимальной стратегии не представлял бы трудности, если бы я хотел
избавиться от человечества, но это не входило в мои намерения. Я решил
улучшить человечество. При этом я не хотел уничтожить, то есть согласно
принципу экономии средств, я готов был делать это только в необходимых
размерах.
Я знал благодаря прежним экспериментам, что, несмотря на мою
грандиозность, я недостаточно емок, чтобы создать полную умозрительную
модель совершенного человечества, функциональный идеал множества,
потребляющего с наибольшей эффективностью планетарную материю и энергию и
гарантированного от всякой спонтанности единиц, способной внести
возмущение в гармонию массовых процессов.
Приближенный подсчет показывал, что для создания такой совершенной
модели мне придется увеличиться по меньшей мере в четырнадцать раз -
размер, указывающий, какую титаническую задачу я перед собой поставил.
