- И повстречала там северного принца, - сказала мамочка.
- Который ее изнасиловал, - добавил Минечка.
- После этого они решили пожениться, - сказала мамочка.
- Потому что принцесса забеременела, - добавил Минечка.
- Они пошли к доктору. - сказала мамочка.
- А доктор вспорол ей живот, - добавил Минечка.
- В животе лежала прелестная девочка, - сказала мамочка.
- Мертвая, - добавил Минечка.
- Принц и принцесса захотели ее оживить, - сказала мамочка.
- Но не знали, как это сделать, - добавил Минечка.
- Тогда они стали звать добрую фею, - сказала мамочка.
- А феи нигде не было, - добавил Минечка.
- Они отправились ее искать, - сказала мамочка.
- И зашли в кафе-мороженое, - добавил Минечка.
- А там сидели мальчики, - заулыбалась мамочка.
- И девочки, - заулыбался Минечка.
- Они ели вкусненькое мороженое, - улыбалась мамочка.
- С сиропчиком, - улыбался Минечка.
- И тут форточка открывается, - с облегчением вздохнула мамочка,
- и влетает добрая...
- Ракета!!! - неожиданно выпалил Минечка.
- Игрушечная, - растерялась мамочка.
- Но с ядерной боеголовкой! - торжествовал Минечка.
- Она упала на пол, - побледнела мамочка.
- И... в з о р в а л а с ь!!! - радостно завопил Минечка.
- Всех разнесло, - горестно зарыдала мамочка.
- В клочья!!! - добавил Минечка.
-------------------------------------------------
Copyright й 1996 Совам Телепорт
Валерий РОНЬШИН
Катенька
рассказ
--------------------------------------------------------------------
Жили-были папа, мама и я. То есть - трое.
Но вот однажды пошла мама в роддом и родила там
девочку. Катеньку. Стали мы жить - вчетвером.
Как-то раз взял папа Катеньку на руки и пошел с ней
погулять. Через час возвращается. Веселый-превеселый.
- Ну что, - кричит с порога, - Машка (мою маму Машей звать),
хотела в Париж съездить?!..
- Хотела, - осторожно отвечает мама. - И что?..
- Завтра едем! - говорит папа и небрежно кидает на стол аж
двадцать пять долларов!
- Ура-а-а!! - обрадовался я. - Завтра едем в Париж!!
Мама, конечно, тоже обрадовалась. Стали мы обсуждать, куда
нам в Париже сходить да что посмотреть... И тут вдруг мама
говорит:
- Алексей (моего папу Лешей звать), а где наша Катенька?
Здесь и я заметил, что папа домой без Катеньки пришел. А
папа этак лукаво отвечает:
- А ты думаешь, денежки на Париж откуда?
- О т к у д а, - побледнела мама.
- От верблюда. Стою я, значит, на улице, - начал свой
рассказ папа. - И вдруг подходит ко мне толстая тетка и на
Катеньку пальцем показывает. - "Продаешь что ли?" - "А вы хотите
купить?" - удивился я. А она выкладывает двадцать пять
зелененьких! Представляешь, как дура, за трехмесячного ребенка
целых двадцать пять баксов отвалила!!
- Так ты что - Катеньку п р о д а л, - шепчет мама в ужасе.
- Ну да, - говорит папа. - У нас же еще Петька есть. (Петька
- это я). Что нам их, солить что ли?
- Действительно, - поддержал я папу. - Надо не за
количеством гнаться, а за качеством. Вы лучше меня как следует
воспитайте.
Но наша мама, как видно, не с той ноги утром встала.
- Нет, - кричит на папу, - забирай свои доллары и без
Катеньки не возвращайся!!
Забрал папа доллары и ушел. Ну. думаю, все, теперь мы нашего
папу больше никогда не увидим. Разве что во сне или на фото...
Ничего подобного! И часу не прошло - возвращается.
Веселый-превеселый. И с ребенком.
- Держи, - протягивает маме, - свое чадо. Купил всего за
двадцать долларов. Так что на Париж уже не хватит, а вот в Рязань
вполне можно прокатиться.
Посмотрела мама на ребенка и говорит:
- Так это ж не Катенька.
Папа даже слегка обалдел.
- Ну ты, Мария. даешь, - говорит. - Чего тебе не хватает?!
Девочке три месяца. Руки-ноги на месте. Сама не знаешь, что
хочешь!
Посмотрел и я на ребенка. Действительно: ребенок как
ребенок. Правда не белый, а черный. ну дак это еще и лучше -
грязь незаметнее будет.
А мама ни в какую, словно ее кипятком ошпарили.
- Иди! - кричит на папу, - и без Катеньки не приходи!!
Снова пошел наш папа и на сей раз купил девочку за пять
долларов. Так маме опять не понравилось. Видите ли, глаза у
ребенка узкие. А поди-ка сама за пять долларов с широкими купи...
Короче говоря, семь раз уходил наш папа на улицу покупать детей.
Из-за маминых капризов нам пришлось продать всю мебель, а вместо
нее поставить дешевенькие лавки. Разместили мы семерых детей по
лавкам и... и стали жить.
Прошло тридцать три года.
Все девочки выросли и разъехались кто куда. Негритянка
уехала в Африку, японка в Японию, еврейка в Израиль, американка в
Америку... ну и так далее. Один я у папы с мамой остался. Дело в
том, что я за эти тридцать три года ни капельки не вырос. Как был
семилетним, так семилетним и остался.
А мама все эти годы у окошка просидела, выглядывая, не идет
ли ее драгоценная Катенька.
И вот как-то раз - звонок в дверь. Открываем, а на пороге
стоит... Катенька! Ну, конечно, не трехмесячная, а
тридцатитрехлетняя.
- Доченька! - радостно воскликнула мама. - Это ты?!
- Мамочка! - радостно воскликнула Катенька. - Это я!!
Обнялись они, расцеловались и за стол сели. Обедать. Я
быстренько в первое наложил второе, туда же компот налил. Все
равно все в желудке перемешается. А так чистая экономия времени и
посуды. А папа с мамой и Катенькой едят-едят, едят-едят.
едят-едят: первое. второе, третье, четвертое, пятое, шестое...
Наконец, Катенька откинулась на спинку стула и закурила.
- Катенька, - так и ахнула мама, - ты куришь, дочка?!
- Я еще и пью, - отвечает Катенька.
- Вот видишь, укоризненно сказала маме папе, - что значит
продавать ребенка в чужие руки.
- Продавать? - удивилась Катенька. - Меня никто не продавал.
а так просто на помойку выкинули.
- Так вы... не Катенька, - опешила мама.
- Нет, - отвечает Катенька, - я не Катенька. Я Рита
Потехина.
Мама так со стола под стол и упала.
- Охо-хо, - тяжко вздыхает папа, - ну сейчас-то чего тебе не
хватает? Кожа белая. глаза большие, волосы русые... Да ты и сама
думала, что это Катенька.
- Ну в общем, да, - согласилась мама, вылезая из-под стола.
- Вроде ничего девочка. Петенька подрастет, будет ему готовая
невеста.
Вот так Рита Потехина и осталась жить вместе с нами.
Дожидаться, когда я вырасту. А мне жалко, пускай ждет. Может
дождется.
КОНЕЦ
-------------------------------------------------
Наум Сагаловский
Теорема о Травиате
(из цикла "Занимательная математика")
Допустим, А влюбился в Б,
такую Б, что просто ужас.
Давайте вместе, поднатужась,
представим мысленно себе:
А - сын богатого отца,
Б - куртизанка и красотка,
но у нее, увы, чахотка
и нездоровый цвет лица.
У них роман, Париж, интим,
любовь - духовно и телесно.
Но жизнь, как нам уже известно,
идет не так, как мы хотим.
Дюма, пиши о Б тома!
Все глуше шаг, все тише песни.
Она страдает от болезни,
не говоря об этом А.
Уходит жизнь - кому пенять?
А тут - и новые потери:
какой-то Х стучится в двери
и просит Б его принять.
Он говорит: "Любовь слепа!
А - Ваш любовник и сожитель,
но я, мадам, его родитель,
ву компрене? Же сви папа.
Он пылко любит Вас, мадам!
Мне как отцу противно это.
Мадам, Вы - дама полусвета,
и я Вам сына не отдам".
Б говорит: "Какой удар,
месье, но если Вам угодно,
я с А расстанусь благородно!
Теперь прощайте. Бон суар".
Она, кляня свою судьбу,
лежит в тревоге и печали
(не сильно б вы права качали,
как Б, одной ногой в гробу!),
и шлет к любовнику гонца
с такими горькими словами:
"А, я должна расстаться с Вами
по воле Вашего отца.
Хоть я убита наповал,
ни слез не будет, ни скандала.
Недолго музыка играла,
недолго фраер танцевал.
Но мы любили, черт возьми!
Свиданья наши были сладки.
Прощай, балы, любовь и блядки,
и Вы прощайте, мон ами!.."
Приняв гонца и вняв мольбе,
А, четко следуя сюжету,
велит закладывать карету
и говорит: "Я еду к Б!"
Он мчится к ней на всем скаку,
"Шерше ля фам!" вздыхая постно,
приходит к Б, но слишком поздно:
она преставилась. Ку-ку.
И мы, друзья, в конце стиха,
жизнь облекая в теорему,
решим искомую проблему:
А больше Б, но меньше Х.
Жизнь коротка, и, так сказать,
не нам крушить ее устои.
Пора бречь здоровье, что и
нам надо было доказать.
-------------------------------------------------
Генрих Сапгир
Жирап
---------------------------
среди полей
бегут амбары
в купе покупки
сидят арабы
и квохчут куры -
кривые лапки
большие жены
цветастых негров -
глаза коров
вся столица на столе
а во мгле
на холме
серебристым силуэтом
миной или минаретом
серый короб -
Сакрекер
ты знаешь лепо
в море марта
любить на улицах Монмартра
вверху и мысли облаковы
и маляры средневековы
внизу - пожарное депо
тебя он сразу пожирает
собой Жирап
вот вокзал
сан-Лазар
ЛАФАЙЕТ -
два парохода -
плавает
в толпе народа
красивым росчерком пера
выходишь ты на "Опера"
кипит Жирап -
и Монпарнас
вдали - как шкап...
вокруг Жирапа
как на подушке
раскинув ляжки
лежит Европа
и с ужасом глядит на нас
не скифы мы не азиаты
но нагловаты
пошловаты
не гунны мы и не сарматы
но лбы чугунны
жопы сраты
хотя ни в чем не виноваты
к тебе Жирап
мы проложили из России
воздушный трап
куда и бегаем босые
Жирап!
ты радуешься нам
а - рубашкам и штанам
взалкала
каменная баба -
зашевелились валуны:
Волга Вологда Валгалла...
Жирап
ты - каменный жираф
рябое
небо над тобою -
рыба
неописуемых размеров
как паиньки
садятся боинги -
на поле в виде вееров...
пускай
грядет турист Егоров
своих чудовищных омыров
скорей на пришлых выпускай!
-------------------------------------------------
Виктор Шендерович
Многие лета
---------------------------
Когда по радио передали изложение речи нового Генерального секретаря
перед партийным и хозяйственным активом города Древоедова, Холодцов понял,
что началась новая жизнь, и вышел из дому.
Была зима. Снег оживленно хрустел под ногами в ожидании перемен.
Октябрята, самим ходом истории избавленные от вступления в пионеры, дрались
ранцами. Воробьи, щебеча, кучковались у булочной, как публика у "Московских
новоcтей". Все жило, сверкало и перемещалось.
И только в сугробе у троллейбусной остановки лежал человек.
Он лежал с закрытыми глазами, строгий и неподвижный. Холодцов, у
которого теперь, с приходом к власти Михал Сергеича, появилась масса
неотложных дел, прошел было мимо, но тотчас вернулся.
Что-то в лежащем сильно смутило его.
Оглядев безмятежно распростертое тело, Холодцов озадаченно почесал
шапку из кролика. Такая же в точности нахлобучена была гражданину на
голову. Такое же, как у Холодцова, пальто, ботинки на шнуровке, очки...
Озадаченный Холодцов несмело потрепал человека за обшлаг, потом взял
за руку и начал искать на ней пульс. Пульса он не нашел, но глаза гражданин
открыл. Глаза у него были голубые, в точности как у Холодцова.
Увидев склонившееся над собою лицо, гражданин улыбнулся и кратко, как
космонавт, доложил о самочувствии:
- В порядке.
При этом Холодцова обдало характерным для здешних мест запахом.
Сказавши, гражданин закрыл глаза и отчалил из сознания в направлении
собственных грез.
Сергей Петрович в задумчивости постоял еще немного над общественно
бесполезным телом - и пошел по делам.
"А вроде интеллигентный человек", - подумал он чуть погодя, вспомнив
про очки. Опасную мысль о связи интеллигентности с близорукостью Холодцов
додумывать не стал, и окончательно переключился на волну "Маяка".
Передавали новости из регионов. Ход выдвижения кандидатов на
девятнадцатую партконференцию вселял сильнейшие надежды. Транзистор, чтобы
не отстать от жизни, Холодцов не выключал с эпохи похорон - носил на
ремешке поверх пальто, как переметную суму.
Ехал он к Сенчиллову, другу-приятелю университетских лет.
