Гаврилову Вожатый отдал рубль, тот самый из остатка за
прошлые дозы. Петька звонил долго.
- Он говорит, а зачем тебе, - высунул наконец он свою
морду из комнаты.
Вожатый похолодел.
- Кому, мне?
- Да не! Он у меня спрашивает, зачем мне рубели.
- Скажи это... Конфеты! Нет, блядь... Мороженое! Что-же,
что-же, что-же... А! Взятка! - сообразил Вожатый. - Скажи, что
тебе надо дать взятку! Твой папа поймет! Иди!
Петька поговорил еще с минуту, затем вышел.
- Папа меня похвалил и обещал прислать семьдесят!
От такой удачи Вожатому захотелось воспарить кречетом и
огласить окрестности торжественным воем!
- Я дам тебе три пачки, Петька! - провозгласил он. У него
еще оставались восемьдесят восемь копеек. "Черт с ними, хорошие
отношения тоже не помешают. Только надо еще клизму купить,
надоело ходить обосраным... уже пионеры смеются."
Операция снова удалась: Вожатый приобрел двенадцать доз
(по пять шестьдесят пять), а также клизму; Петька получил свои
три пачки и две коробки спичек, которые тут-же спрятал в щель
под кроватью соседа.
От свалившихся за последние дни удач Вожатый охренел
совершенно: он употреблял уже по две дозы в день, забросил
служебные обязанности; вот только говном от него больше не
пахло, а пахло той самой вонючей никогда не высыхающей лужей
прямо за тиром, где часами валялся теперь воспитатель советской
пионерии, шипя и царапая пустоту отросшими за недели ногтями. В
конце концов его вызвали к директору лагеря. В кабинете
директор был не один, а в компании с главврачом.
- Вы это, чего... - начал Вожатый.
Директор взглянул на вонючее небритое чудовище с мутными
глазами, затем вопросительно посмотрел на докторшу. Та еле
заметно кивнула.
- Понятно, - сказал директор. Бывший военный, он был
человеком добрым и справедливым; его любили как дети, так и
персонал. - Ублюдок! Наркоман! Пидарас! Вон отсюда! Вон из
лагеря! Заявление на стол, мразь, сука, блядь, сионист,
антисоветчик!
- Я буду жаловаться, - протянул Вожатый деревянным
голосом, повернулся и вышел. Ему было все равно. Он направлялся
к тиру. У него оставалось еще три дозы. Петька перехватил
Вожатого на полдороги.
- Слушай, у нас послезавтра смена кончается.
- А-а... это...
- Чего это с тобой? - удивился Петька. - Заболел, что-ли?
Наконец Вожатый понял кто перед ним.
- Тебе чего?
- Чего, чего... Смена, говорю кончается. И сигареты тоже
кончились. А там, дома мне никто уже не даст. Давай ты мне
принесешь десять пачек. А я стрельну у папы сто рубелей.
Петька уже начинал соображать причинно-следственную связь
между количеством денег и сигарет.
- Сто двадцать, - выдавил Вожатый и побрел далее.
На этот раз Петька сам договорился с Гавриловым позвонить
в долг. Гаврилов так полюбил за последнее время человечество,
что с удовольствием согласился, только добавил, что долг будет
стоить на сто грамм больше, либо в эквиваленте. Сто рублей
(все-таки не сто двадцать) прибыли в тот-же день - их привезла
Петькина мамаша, которая явилась помочь сыночку собрать вещи к
послезавтрашнему отъезду. Петька удрал от родительницы только
вечером, но разыскать Вожатого не смог. Тот сам нашел пионера,
забравшись ночью через окно в спальню.
- Ты где был! - прошипел Петька.
- Тихо! Меня уволили. Я не могу здесь больше появляться.
Давай деньги.
- Не дам!
- Что?
- Не дам! Я раздумал!
- Чего раздумал?
- Курить раздумал. Противно, на самом деле. Голова потом
кружится, кашляешь... Не буду я курить больше. Вон - ты же сам
не куришь! И Иван Иванович не курит, директор. Не - я теперь
кое-чего другого хочу. Сделаешь - получишь сто рубелей, не
сделаешь - не получишь! И еще я папе расскажу про все. Меня он
простит, а тебя отмудохает!
Вожатый затрясся от ужаса не только перед угрозой потери
денег на дозы, но и перед кошмаром разоблачения.
- Петя... Ты это... И чего ты теперь хочешь?
Петька покрутил головой. Пионеры спали, большинство
храпело. Тогда Петька приложил палец к губам и произнес
страшным шепотом:
- Я хочу в Америку!
- Ку... куда?
- Оглох, обезьяна! В Америку хочу! В этот, как его -
Масачутс. Там индейцы. Мне Огурцадзе рассказал. Мы с нем вместе
удрать туда хотели, да он зассал, козел. Ничего, я его завтра
еще отмудохаю. Ты в Америку можешь устроить? А то все папе
расскажу!
Вожатый лихорадочно соображал, однако кроме
"дебил-дегенерат-идиот" ничего не рождалось в его ослабленных
мозгах. Постепенно, однако, некий план забрезжил на горизонте
сознания - сперва туманный, он все концентрировался и наконец
сложился в четкую разумную структуру. Вожатый еще раз перебрал
все подробности и кивнул сам себе. План был дик, в другое время
сам разработчик назвал бы его чудовищным, но теперь...
- Z, - прошептал Вожатый.
- Чего? - не понял пионер.
- Петька, ты хоть сам-то знаешь где эта Америка?
- Понятия не имею! Но Огурцадзе говорил, что очень
далеко.
- Нет... - задумчиво произнес Вожатый, - не очень.
Приходи завтра в одиннадцать к Гаврилову. Я буду там и все
устрою. Отправлю тебя в эту твою ебаную Америку. Давай деньги.
- Будет Америка, будут и деньги, - рассудительно обрезал
Петька.
Наутро в девять Вожатый покинул сторожа, к которому
перетащил вещи и где заночевал. Через полчаса он вернулся с
бутылкой самогона и кое-какой закуской. Все это под страшное
честное слово он выпросил в поселке в долг. Гаврилова
необходимо было похмелить - разговор предстоял серьезный.
Говорили где-то минут сорок пять; в результате упорный
Гаврилов поднял цену с десяти аж до восемнадцати "рубелей".
Ровно в одиннадцать явился Петька.
- Ну, едем в Америку, или нет! - с порога заявил пионер.
- Деньги принес? - мрачно спросил Вожатый.
- Вот они, - Петька похлопал по карману рубашки. -
Приедем в Америку - отдам, а щас нет. А ну как наебете!
Вожатый посмотрел на Гаврилова. Тот ответил долгим
задумчивым взглядом.
- Давай, Гаврилов, - сказал Вожатый.
Гаврилов кивнул, встал с раскладушки и направился куда-то
в подсобку. Оттуда он вернулся, держа в руке топор.
- Это чего? - изумился Петька.
- Это компас, - ответил Гаврилов.
- Какой же это компас? Это же топор!
- Не... Это компас. Специальной фабрикации. Американский.
Новой конструкции.
- Дженерал моторз. Корпорейшн, - добавил Вожатый,
вспомнив кое-что из иностранных языков.
От обилия заграничных слов Петька успокоился. Гаврилов
взял его за руку.
"Во время войны я был проводником." Петька уважительно
взглянул на старого алкаша. "Я тут все знаю, хрясть его в
шмудь. И где Европа знаю, и где Америка знаю. И не нашлось еще
такой Америки, чтоб от меня спряталась. Скажуть - хоть в
Израиль отведу, хрясть его в шмудь. За восемнадцать-то
рублей... Да с компасом!"
В сорок первом Гаврилов действительно был проводником -
помогал немцам незаметнее подбираться к партизанским базам.
- Пока, Петька, - ласково сказал Вожатый. - Ты только
возвращайся скорей, может еще и свидимся!
- Давай, - махнул рукой Петька. - Все, Гаврилов, пошли. В
Америку хочу. А мы на троллейбусе поедем?
Вожатый еще некоторое время наблюдал через окно за
сторожем, который, неторопливо покачиваясь, держа в одной руке
"компас", а в другой - ладонь маленького идиота, брел в
сторону, противоположную поселку. Через пять минут оба скрылись
в лесу. Тогда Вожатый вышел на улицу и, немного подумав,
решительным шагом направился к железной дороге, по обеим
сторонам которой громоздились высокие орешниковые заросли.
"Джунгли", - думал Вожатый, располагаясь в растении.
Он вспомнил, что оставил клизму в сторожке у Гаврилова.
"Хуй с ним - обосрусь и обосрусь. Не с девками на танцах!"
Вожатый медленно развернул газету и сладострастно вздохнул.
Последняя зеленая липкая пластинка пахнула знакомым болотным
ароматом. Вожатый, тихонько подвывая, взял ее в правую руку,
медленно поднес к морде... Внезапно, коротким сильным движением
он припечатал пластину ко рту и начал жадно лизать гадость.
Через пять минут он уже царапал космос.
Вечером Вожатый добрел до сторожки. Гаврилов уже успел
купить две поллитры и помыть топор.
- Удачно? - вяло спросил Вожатый. На самом деле ему было
все равно.
- Как курицу! - весело отвечал сторож. - Даже не пикнул,
собака, хрясть его в шмудь!
- А тело?
- Там валяется... - неопределенно махнул Гаврилов. - Я
его сучьями забросал. Гы! Отвел в Америку, называется, хрясть
его в шмудь.
- А деньги? - Вожатый тупо сидел на табуретке и задавал
вопросы тусклым, безжизненным голосом.
- Вон, на столе. Чур - водяра пополам. Я оттуда взял. И
восемнадцать моих заработанных. Как курицу, хрясть его в шмудь!
В Америку ему захотелось! Вот и отвел в Америку! А захотел бы -
да хоть в Израиль! Хоть в Африку, хрясть его в шмудь! Да с
компасом! Да за восемнадцать-то рублей...
"Рублев, - пробормотал Вожатый. - Или рубелей?".
- Устал, что-ль? Ну и воняешь ты, брат. Давай, приляг...
Вожатый с трудом встал с табурета, медленно растянулся на
полушубке, что валялся прямо на пыльном полу, и закрыл глаза.
- Кому как нравится, - сказал Вожатый.
