заговаривает мне зубы, то ли тянет время.
- Просто я все не решаюсь перейти к главному, - усмехнулся он. - Мне,
видишь ли, понадобилось в свое время... в общем, много чего
понадобилось... Можно, я возьму портфель?
Так, подумал я, началось. Он уверен, что укачал меня. Ну... И вдруг я
понял, что мне все равно. Что у него там, в портфеле: граната, пистолет? Я
не сдался - мне вдруг стало безумно скучно. Безумно скучно продолжать
играть в эту игру, пусть даже ставка и высока. Я бросил карты и встал
из-за стола... в смысле: я выключил релихт, закрыл диафрагму и пустил его
по полу к пистолетам Тарантула.
- Бери, - сказал я.
Он внимательно посмотрел на меня, потом понимающе кивнул и чуть
улыбнулся. Вообще улыбающийся Тарантул - зрелище не для слабонервных, но
сейчас у него получилось что-то людское.
Я подсознательно ожидал, что появится знаменитый кожаный рыжий
портфель, доставшийся Тарантулу еще от отца; я застал время, когда на
крышке портфеля была латунная планка с надписью "ХХ лет РККА". Но нет -
из-под стола выскочил плоский канцелярский портфельчик, сплющенный так,
наверное, от тысячелетнего лежания на складах. Тарантул щелкнул замочком и
достал черный бумажный пакет.
- На вот, посмотри.
Так... Электрокопии каких-то газетных вырезок, фотографии. Я разложил
их на столе и стал рассматривать. Все фотографии были групповыми,
официальными: какие-то делегации, депутации, черт знает... На каждой
несколько лиц были обведены рамочкой... ага, вот они, с увеличением и
раухер-ретушью... И белые стрелочки - к одному из лиц.
Таня Розе.
Я поднял глаза на Тарантула.
- Посмотри на обороте, - сказал он.
Я посмотрел и ничего не понял.
Париж, 1912. Париж, 1928. Берлин, 1931. Берлин, 1939. Берлин, 1942.
Лондон, 1949. Токио, 1950. Токио, 1959. Владивосток, 1967. Владивосток,
1973. Токио, 1974. Санкт-Петербург, 1981. Томск, 1982.
- Это то, что я нашел сам, - сказал Тарантул. - А вот это они мне,
думаю, подкинули. Чтобы натолкнуть на мысль...
Он подал мне еще одну фотографию. Цветную. Очень четкую. На первом
плане стояли, обнявшись, девять человек в одинаковых коротких кожаных
куртках: я, Командор, Панин, Дима Крупицын, Сережа Кучеренко, Гера, Яков,
Саша и кто-то незнакомый. Рядом, но как-то отдельно, стоял, засунув руки в
карманы светлого плаща, Тарантул. И - Таня... Над головами нашими нависало
серебристое самолетное крыло, а на заднем плане виднелось красивое белое
здание с множеством лестниц, балконов, галерей, башенок... На горизонте
вырисовывались странные сопки: с голыми обрывистыми склонами и плоскими
лесистыми вершинами. Я никогда не был в этом месте.
- И, похоже, что мы здесь постарше, - сказал Тарантул. -
Присмотрись-ка.
- Да, пожалуй...
- Ты понял это, сынок?
Я пожал плечами:
- Я очень устал.
- Давай хряпнем кофе, - предложил Тарантул. - У хозяек должно что-то
остаться.
- Не возражаю...
Он пошаркал на кухню, а я расслабленно осмотрелся. Знакомая гостиная,
огромная и неприятно-пустая. Приоткрытые двери в спальни: черная и
красная. Красные раздернутые шторы, серое небо за ними.
Темпера.
Дотянуть бы до полудня, вдруг подумал я. А что будет в полдень? Не
знаю... Опять блок? Я прислушался к себе. Нет, не блок. Просто понимание,
что до полудня сил еще кое-как хватит, а дальше - все. Край. И надо найти
себе надежную нору...
А блоков, наверное, больше нет. То есть - наверняка нет. Электрошок -
это такая сила... как я допер до этой идеи? Ведь тоже должна была быть
блокирована? Скорее всего, падение повлияло. Хорошая встряска...
Когда, сидя в танке, я понял, что не смогу ни до чего додуматься,
потому что о некоторых вещах мне по-прежнему думать запрещено, я по
какому-то наитию соорудил приспособление для электрошока, присоединил
провода к батарее релихта и дал на собственный бедный мозг три
пятисотвольтовых импульса. Полчаса я был без сознания, кожа на висках
обгорела страшно, зато в голове все стало на места. И я понял, куда надо
нанести первый визит. Но вот опоздал...
А может, и хорошо, что опоздал. Что бы я с ними делал?
И вообще - если все, что говорит Тарантул, правда... То что тогда нам
делать?
Понятно, что делать с террористами. С агентами иностранных разведок.
Но с агентами... будущего?..
Несчастная моя голова.
Противодействовать им? Содействовать? Тупо истреблять?
Вернулся Тарантул, поставил чашки. Сходил за кофейником. Потом,
отдельно, за сахаром. Четвертой ходкой принес бутылку с остатками коньяка
на дне.
- Для запаха, - пояснил он. - Капель по пятнадцать.
Кофе был что надо - ложка стояла. У коньяка был странный запах
зеленых лесных орехов.
- А как эта штука к тебе попала? - я кивнул на фотографию нас на фоне
самолета.
- А помнишь, как меня пытались захватить? После этого я ее и нашел.
- Хочешь сказать, что все это было затеяно, чтобы?..
- Почему нет?
- Черт его знает... как-то не в одном масштабе...
- Дорассказать тебе, что напридумывали мои хлопцы?
- Дорасскажи.
...если иметь возможность передвигаться вдоль мировых линий в обе
стороны, причем вне хода времени, то определенную - хотя далеко не
абсолютную, как казалось бы - власть над миром можно получить. Правило
причинности исключает вмешательство непосредственно в те или иные события
- и хлопцы тут же проиллюстрировали это таким примером: вы пытаетесь убить
своего дедушку, но безуспешно: вас поражает молния, сбивает извозчик,
режет пьяный хулиган, - но зато можно возбудить или погасить колебания
выбранных вами линий. Гасить, видимо, легче; возможно, и точность при этом
достигается более высокая. Так, например, в бильярде: разбивая пирамиду,
самый лучший игрок не может быть уверен в исходе партии. Однако в середине
игры даже очень посредственный игрок, украв незаметно со стола нужный шар,
может предопределить выигрыш. В случае с царской семьей прекратить
колебания линии очень легко: достаточно подбросить исследователям
неопровержимые доказательства одной из версий. Этого не происходит,
скорее, наоборот: чем больше информации появляется, тем больше возрастает
неопределенность, тем, следовательно, выше амплитуда колебаний. Можно
предположить, что где-то в будущем эта линия, пересекаясь с какой-то
другой, гасит колебания той, не позволяя развиться резонансу - кризису.
Это, конечно, чистые спекуляции. Но в рамках этой же гипотезы получает
объяснение, скажем, Сахалинский кризис. Где-то в прошлом, относительно
недавнем, были стабилизированы некоторые проходящие через ту зону линии,
несшие колебания, условно говоря, одного знака. Другие линии, лишенные
стабилизирующего противодействия, стали колебаться в резонанс. Возник
кризис, в который мы вкатились, как по рельсам, по стабильным линиям...
Зачем? Зачем им все это? О, это вопрос! Это вопрос вопросов, который
Тарантул и хотел задать, летя сюда вместе с десантом... Допустим, они там,
в будущем, страшные эстеты и в то же время полные засранцы. Теребя
прошлое, они строят для себя роскошный гармоничный мир. Но, скорее всего,
они просто бьются за свое существование, гасят пожар, который вспыхивает у
них под ногами... Ведь чем дальше в будущее, тем плотнее становится сеть,
сотканная из мировых линий, да и сами линии, сами эти нити становятся
тяжелее, что ли. Темп жизни нарастает, число причинно-следственных связей
в каждом отрезке нити увеличивается. Наверное, там, в будущем, колебания
гасятся с гораздо большим трудом, а резонансы возникают чаще - и бывают
куда более разрушительными... Почему бы не предположить, что и мировая
линия имеет некий предел прочности, и если ее потрясти как следует...
- Ладно, - сказал я. - Будем считать, что я кое-что понял. Хотя может
быть, понял не совсем правильно... Шеф, мне хотелось бы погасить некоторые
колебания... м-м... в себе самом.
- Спрашивай.
- Могу я верить ответам?
- Можешь не верить. На сами ответы это не повлияет.
- Кто вывел на улицы "трубы"?
- Еще не знаю. Вообще про эту кашу я знаю слишком мало. Давай про
другое.
- Хорошо. Гейковцы тралили эфир семизначным скользящим кодом. Это?..
- Это из того пакета дез, который они съели. Когда я понял, что Гейко
играет в свои ворота, я стал скармливать ему все, что попадало под руку.
Надо было сбить его с темпа, заставить нервничать, озираться...
- Код пять-пять-семь-пять-семь-шесть-четыре - что он включает?
- Ты и это знаешь?!
- "Спите, герои русской земли, отчизны родной сыны..." - напел я.
- Молодец... Этот код отключает твою телеметрию.
- Отключает?
- Отключает.
- А включает ее что? А, знаю. "Спит гаолян..." Да?
- Правильно.
- Бомба во мне есть?
- Нет.
Я посмотрел Тарантулу в глаза. Он не удивился моему вопросу, не
спросил "какая бомба?" Просто сказал "нет".
- Нет бомбы, сынок, не смотри так. Но вся эта жестяная требуха в тебе
- в рамках той программы. Программа сорвалась... Не удалось создать
надежной защиты. Рентгений излучает сильно, а слизистая кишечника очень
чувствительна. Агент с постоянным кровавым поносом - это, знаешь ли,
нонсенс.
- А взрыв в игле?
- Не наш.
- "Тама"?..
- "Тама" нашли еще позавчера. Ты же дал гепо наводку... С вертолета
засекли излучение.
- Слава Богу...
- Ты тоже молодец. Вернемся, мой шею. На "Андрея Первозванного" я
тебя представлю.
- Всех.
- Посмертно "Андрея" не дают.
- Тогда Кучеренко.
- Если жив - представлю.
- Слуга народа.
- Вольно, поручик... Еще ничего не кончилось...
Это точно, подумал я. Еще все длится и продолжается.
- И вот что, Игорь. Будешь работать на новом направлении?
Я не стал уточнять - на каком "новом". Это было ясно.
- А - нужно? Вообще? На этом направлении?
Тарантул долго молчал. Очень долго. Я ждал. Он тоже не знал ответа,
но думал-то он об этом куда больше, чем я...
- Нужно... не нужно... - пробормотал он наконец. - Не то это. Не тот
разговор. Они есть, они действуют - значит, мы должны знать о них все. По
возможности все. А зная - решать, что делать. Но - зная. Не гадать, как
сейчас... Может быть, мы будем помогать им. А может, истреблять, как псов.
Это решится само - потом. А сейчас - знать. Они лезут в нашу жизнь, играют
нами, как... как куклами... - Тарантул закашлялся. - Как оловянными
солдатиками. Это унизительно, наконец. Мы люди, и мы должны заставить их
считаться с собой...
- Заставить... - усомнился я. - Шеф, а не кажется вам, что мы с вами
уже в какой-то степени - их агенты? Независимо от своего желания?
- Кажется, - тут же согласился он. - Ну и что? Пусть мы даже на
триста процентов будем действовать в их интересах - но и в наших ведь
тоже! Представь - им вдруг станет невмоготу от того, что творится тут, и
они решат, скажем, отдать победу Сталину? Что получится?
- Шеф, - сказал я, - вы меня убедили. Но прежде чем дать ответ, я
хотел бы принять душ и выспаться.
- Душ - пожалуйста. А выспаться - уже дома.
- Но - сегодня?
- Сегодня.
Я чуть не умер под душем. От наслаждения, боли и слабости. Но
все-таки не умер.
Когда я вышел из душа, похожий на полурастаявшего снеговика, Тарантул
сидел все в той же позе: одна нога на столе, щекой опирается... о, нет,
переменил позу - не на ладонь, а на сжатый кулак. Он напоминал Атоса из
богато иллюстрированного, но очень древнего, без обложки и многих страниц,
"Виконта де Бражелона", который как-то приблудился ко мне и живет в моем
