старой усадьбы. Этой ночью у Эзафа Пибоди объявился еще один постоянный
спутник - Черный Человек, не негр, нет, гораздо чернее, чернее ночи, чернее
самой тьмы; Он держался все время немного поодаль, и лишь иногда я угадывал
страшный уродливый лик в том сгустке мрака, из глубины которого мрачно
сверкали два огненно-красных глаза. Были там еще всевозможные мелкие твари,
то и дело мелькавшие рядом со стариком: крысы, летучие мыши. еще какие-то
отвратительные существа - помесь крысы и человека. Временами до меня даже
доносились звуки - сдавленный крик, детский плач и одновременно дикий
торжествующий хохот, а затем чей-то монотонный голос нараспев произнес:
"Эзаф уже возвращается. Эзаф уже начинает расти".
Когда я наконец очнулся и увидел, как предрассветные сумерки медленно
вливаются в окно спальни, я долго не мог отделаться от звуков детского
плача, который, казалась, раздавался где-то поблизости, уже внутри самого
дома. Больше я не засыпал, но продолжал лежать неподвижно с широко
открытыми глазами и думать о том, какие еще новые сюрпризы принесет мне
грядущая ночь, и следующая за ней и еще многие другие ночи, подобные этой.
Приезд из Бостона бригады рабочих-поляков временно отвлек меня от всех
тревог, связанных с ночными кошмарами. Старший над ними, коренастый мужчина
по имени Джон Чичиорка - или что-то вроде того - оказался малым весьма
толковым и пользовался у подчиненных непререкаемым авторитетом. На вид ему
было лет пятьдесят, и я особо отметил его на редкость хорошо развитую
мускулатуру; приказания, которые он отдавал трем другим рабочим,
исполнялись ими с какой-то даже чрезмерной поспешностью - заметно было что
они побаиваются его гнева. По словам бригадира, они договорились с моим
архитектором, что прибудут сюда через неделю, так как у них еще оставалась
одна незаконченная работа в Бостоне, но ту работу внезапно пришлось
отложить, и вот они здесь: из Бостона поляки отправили архитектору
телеграмму с сообщением о своем скором приезде. Они, в сущности, были
готовы приступить к работе немедленно, не дожидаясь архитектора, поскольку
тот еще в прошлую встречу передал им необходимые планы и чертежи и звел
бригадира в курс дела.
Не долго думая, я дал им первое задание - снять слой штукатурки с
северной стены комнаты, находившейся на первом этаже как раз под тайником.
При этом им следовало действовать осторожно и аккуратно, дабы не повредить
стойки, поддерживавшие перекрытия второго этажа. В дальнейшем предстояло
очистить все стены комнаты и заново их оштукатурить, так как старый
раствор, изготовленный когда-то вручную, еще дедовским способом (в чем я
убедился, осмотрев один из первых отколотых ими кусков) давно уже выцвел и
растрескался, сделав эту комнату практически непригодной для проживания.
Такие же точно ремонтные работы были совсем недавно проведены в той части
дома, которую я в данный момент населял, но тогда это заняло куда больше
времени, поскольку изменения вносились не только в отделку, но и в
планировку всех помещений.
Я понаблюдал немного за их работой, а затем пошел к себе и начал было
уже привыкать к равномерному грохоту молотков и треску отдираемых планок,
когда вдруг разом наступила тишина. Подождав несколько секунд, я поднялся
со стула и вышел в нижний холл, где и застал все троих неподвижно
сгрудившимися у стены. Но вот они попятились назад, торопливо осеняя себя
крестными знамениями, а затем сорвались с места и, толкая друг друга,
ринулись вон из дома. Пробегая мимо меня, Чичиорка прокричал какое-то
невнятное ругательство - должно быть, по-польски, - лицо же его было
искажено страхом и яростью. Мгновение спустя вся компания была уже на
улице, мотор их машины взревел на максимальных оборотах, взвизгнули
рессоры, и шум этот начал стремительно удаляться от усадьбы.
Крайне удивленный и обескураженный, я повернулся и посмотрел на то
место, где только что велись работы. Они успели уже снять значительную
часть штукатурки и сетки, на которой та лепилась, их рабочие инструменты
все еще валялись на полу. Последнее, что они сделали - это вскрыли часть
стены сразу за плинтусом, где с прошлых лет накопилось огромное количество
разного хлама и мусора. Только приблизившись к стене почти вплотную, я смог
разглядеть то, что привело этих бездельников в такой неописуемый ужас и
заставило столь паническим образом покинуть мой дом.
У основания стены, в узком пространстве за плинтусом, среди давно
пожелтевших, обглоданных мышами бумаг, на которых тем не менее еще можно
было различить странные каббалистические рисунки и знаки, среди жутких
орудий смерти и уничтожения - коротких ножей и кинжалов, заржавевших скорее
от крови, чем от сырости - лежали маленькие черепа и кости как минимум
троих детей!
Я далеко не сразу поверил собственным глазам - выходит, все эти пустые
нелепые бредни, которых я накануне вдоволь наслушался у Ахава Хопкинса, не
были столь уж нелепыми и пустыми? За один-единственный миг я понял очень
многое. Итак: при жизни моего прадеда в окрестностях усадьбы с удивительным
постоянством бесследно исчезали дети; его подозревали в черной магии и
колдовстве, в исполнении тайных сатанинских обрядов, составной частью
которых было жертвоприношение невинных младенцев, - и вот здесь, в стенах
дома я нахожу неоспоримые доказательства, подтверждающие правоту тех, кто
обвинял его в нечестивых и гнусных деяниях.
Выйдя наконец из состояния шока, я понял, что мне надлежит действовать
как можно быстрее. Если об этом открытии станет известно в округе, мое
дальнейшее пребывание здесь превратится в нескончаемую травлю - об этом уж
позаботятся все чадолюбивые и богобоязненные соседи. Оставив колебания, я
бросился в свою комнату, схватил первую попавшуюся картонную коробку,
вернулся к пролому и тщательно собрал в нее все, что мне удалось найти,
вплоть до мельчайшей косточки. Затем я перенес этот страшный груз в наш
фамильный склеп и высыпал кости в пустую нишу, некогда хранившую в себе
тело Джедедии Пибоди. По счастью, хрупкие детские черепа в процессе
транспортировки, раскрошились на мелкие осколки, так что со стороны все это
теперь смотрелось лишь как полуистлевшая груда останков давным-давно
умершего человека, и только специальная экспертиза могла бы установить
происхождение костей,- экспертиза, необходимость которой в данном случае
вряд ли кому могла прийти в голову. Таким образом я успел уничтожить улики
и был готов отрицать как досужий вымысел или как обман зрения все, что бы
ни наговорили рабочие архитектору. Впрочем, на сей счет я беспокоился зря,
ибо насмерть перепуганные поляки так и не открыли ему настоящую причину
своего бегства из усадьбы.
Между тем я не стал ждать приезда архитектора, чтобы узнать от него все
эти подробности - в конце концов такого poдa происшествия должны были
больше волновать его, чем меня, поскольку наем работников для усадьбы
значился в условиях заключенного с ним контракта, но, следуя неизвестно
откуда возникшему инстинктивному побуждению, отправился наверх в тайную
комнату, прихватив с собой мощный электрический фонарь и вооружась твердым
намерением покончить раз и навсегда со всеми загадками этого дома. Долго
искать мне не пришлось - едва луч света упал в открывшийся проем двери, как
по спинемоей пробежал холодок, - на полу рядом со следами, оставленными
мной и архитектором во время нашего первого краткого визита, были отчетливо
видны иные, еще более свежие следы; стало быть, некто - или нечто - посещал
эту комнату совсем недавно, уже после нас. Следы были хорошо различимы, и
мне не составило труда определить, что одни из них принадлежали босым ногам
человека, а другие - я совершенно уверен - кошачьим лапам. Но наибольшее
впечатление на меня произвел даже не сам факт чьего-то незримого
присутствия, а то, что следы брали начало из северо-восточного угла
комнаты, где, учитывая ее уродливо-абсурдную геометрию, не было достаточно
пространства для передвижения не только человека, но даже и кота - под
таким наклоном сходились в этом месте пол и крыша. И все же именно здесь,
судя по следам, эти двое впервые появились в комнате, отсюда следы вели уже
к черному столу, на котором я обнаружил последнее и самое жуткое
свидетельство их пребывания; причем, увлекшись изучением следов, я заметил
его лишь тогда, когда уже в буквальном смысле ткнулся в стол носом.
Поверхность стола была покрыта еще не засохшими пятнами какой-то темной
жидкости. Небольшая - около трех футов диаметром - лужа этой жидкости
скопилась и на полу; рядом с нею в пыли была видна отметина, оставленная не
то валявшимся здесь котом, не то куклой или еще каким свертком. Я направил
туда луч фонаря, пытаясь определить, что же это такое, затем посветил на
потолок в надежде обнаружить дыру, через которую могли бы проникнуть капли
дождя, но тут же вспомнил, что со времени моего первого прихода в эту
комнату дождей не было вообще. После этого я опустил в лужицу указательный
палец и поднес его к свету - жидкость была красной, как кровь - и
одновременно я понял, что ничем иным кроме крови она и не могла быть. Каким
образом оказалась она в том месте, я боялся даже предполагать.
К тому времени в голове моей теснилось множество самых ужасных догадок,
но я пока не мог свести их к одному логическому заключению. Чувствуя, что
здесь мне больше делать нечего, я задержался у стола еще на пару секунд
лишь для того, чтобы прихватить с собой несколько толстых старинных книг и
лежавшую чуть в стороне рукопись, и со всем этим быстро отступил из
комнаты, пугавшей и подавлявшей меня своими немыслимыми изломами стен и
демонической игрой светотени меж нависающих потолочных выступов.
Очутившись, наконец, в более прозаической обстановке, я почти бегом
направился в обжитую часть дома, прижимая к груди свою ношу и испытывая
вместе со страхом нечто похожее на чувство вины.
Удивительно, но едва открыв принесенные книги, я пришел к убеждению,
что каким-то образом уже знаком с их содержанием. И это при том, что я
никогда ранее их не видал и даже не имел понятия о существовании трудов с
такими названиями, как "Malleus Maleficarum" и "Daemonialitas"[2]
Синистрари. Все они имели самое непосредственное отношение к черной магии и
колдовству и содержали огромное количество разных древних легенд и
магических заклинаний, обстоятельных описаний уничтожения колдунов и ведьм
путем их сожжения, а равно описаний средств и способов перемещения нечистой
силы - "среди коих наиболее частым является телесное перемещение из одного
места в другое... в окружении бесовских призраков и фантомов, обыкновенно,
как сами ведьмы в том признаются, посредством езды под покровом ночи верхом
на зверях и чудищах самого невероятного обличья... либо просто ступая
пешком по воздуху, выходя из невидимых глазу отверстий, созданных и
существующих исключительно для их пользы и недоступных никому другому.
Сатана собственнолично обволакивает сонными грезами душу человека, которым
он пожелает завладеть, и направляет ее блуждать по одному ему ведомым
адским путям... Они пользуются особой мазью, изготовленной по дьявольским
рецептам и наставлениям из крови убиенных ими младенцев, каковой мазью они
покрывают метловище или стул, обычно служацие им как орудия для
перемещения; совершив указанное действо, они сей же час, будь то день или
ночь, поднимаются в воздух, по желанию своему становясь недоступными для
людских взоров либо же смущая оные зрелищем сего бесовского наваждения." Я
