устье и по неслышной заросшей реке дошли до другого озера.
Вдоль берега шла автотрасса, виднелись домики и светились
фонари... Турбаза, стало быть.
Перед мостом на небольшом полуострове привалились и
перекусили. Дальше озеро сильно заросло кувшинками, стоячая
вода и непонятно, куда держать путь. Поплутали в заводях и
нашли речку, заселенную собаками и мотелями всякими. Черники
нет. В безмолвии пошли по сонной сказочной реке, как в сказку о
спящей царевне, ожидая увидеть за поворотом теремок или избушку
на куриных окорочках. И впали в заповедное озеро Язище. Доплыли
до противоположного берега и сделали разведку: черника есть.
Много. И брусника. Двинули дальше по реке, выискивая место для
лагеря, но по закону подлости все хорошие места были уже
заняты. Миновав ряд озер, часов в девять вечера встали на
правом берегу, в наилучшем из худших мест, зато со столиком и
лавочками на лугу. Разожгли жаркий костер, выпили (кому --
что), просохли. Поговорили на научные темы, запомнилась
дискуссия о крокодилах: "...более длинный, чем зеленый, т.к.
зеленый он с одной стороны (снаружи), а длинный -- с двух:
спереди и сзади11... " Из песен братве более всего по душе
пришлась "Уродская песня", гимн уродов "По прямой проселочной
дороге".
Утро шестого дня началось, конечно, с дождя. Мы выспались
себе на славу, на страх врагам, и пошли искать место для
черники, т.е. то место, которое мы бы себе выбрали, если бы
были черникой. Но наверно в этом лесу росла неправильная
черника и на хороших местах ее не было. А в плохие места мы не
пошли.
Стали собирать лагерь. Нестреноженные дети бесились на
зеленом привольном лугу. Идиллию нарушал одинокий плач
террориста Михалыча, которого Миша попросил помочь собрать
палатку. "Урку не заставишь спину гнуть". Вообще в этом походе
Михалыч часто ронял скупую мужскую слезу. Причин вроде не было.
Черт его знает, почему он плакал. Наверно, просто так, для
романтики.
Через километр миновали деревню Усоха. Сквозь мели и
валуны провел корабли Игорь, сняв штаны. "Есть еще порох в
пороховницах и ягоды в ягодицах!"-- воодушевился народ. Не
знаю, как в ягодицах, а за деревней в лесу ягода была, и много.
Ну и слава Богу. Поплыли искать место, где черники нет и скоро
все-таки нашли.
На крутом бережку у островка с каменистой отмелью увидели
гнусное местечко, оборудованное столом для приманки дураков,
лавочками, гвоздями, спичками, слегка зачерствевшим, очевидно
прошлогодним хлебом и сахаром. Тяжело пыхтя, затащили байды и
решили делать дневку. Разбрелись по лесу: черникой и не пахнет.
Вернулась к костру Лена и известила, что черника есть, целая
полянка. Т.е. как минимум -- полная кружка редчайшей, вкусной
высоковитаминизированной ягоды. Этому светлому моменту
посвящено полотно Эль Греко "Откровение Елены" (холст, масло).
Координаты этой полянки Лена по глупости не утаила, поэтому мы
с Игорем незаметненько и быстренько сбегали туда и очистили
полянку. Для гармонии. Чтоб уж если хреново -- так всюду должно
быть хреново! Вернулись, радуясь сделанному сюрпризу, в лагерь
и после обеда, прогревшись на солнышке, легли подремать в
палатке, сыто улыбаясь. Народ очень долго искал ту полянку. Но
помните, как сказано в Евангелии от Макара? "...Некоторые
насмехались. Роптали страждущие. Иные же -- уверовали."
Мы уж думали -- они заблудились. И тут появился Леша в
восторге: здесь (за семью лесами, за семью горами) черника
есть! Много!
Исторический момент коренного перелома в поисках воссоздан
на картине Рубенса "Первое благовещение преподобного Алексея".
Только настроение испортил, какой уж теперь спокойный сон.
Пришлось снова идти в разведку. В самом деле, вдоль лесных
дорог в километре от лагеря росло много черники. А потом я
услышал крики и увидел остальных счастливчиков, которые
разорались, как майские рыбы и возвращались в лагерь.
Подкрался, чтобы доесть то, что они не добрали и растерялся.
Ягоды было очень много. Ну очень много. И крупная, прямо как
будто от радиации. Съесть одному практически невозможно.
Пришлось обнаружить свое присутствие, запросив по рации
помощь. Впереди простирались девственные черничные джунгли, где
неломаные кусты склонялись до земли под гроздьями черной сочной
ягоды. Ходить приходилось осторожно, некуда ступить -- всюду
ягоды. Поэтому вначале проедали проходы в зарослях, а потом уж
пережевывали отдельные сектора полян...
Первой половине похода посвящен мой автопортрет-триптих:
"У озера с осокою я стою и чмокаю", "В байдарке с дыркою я сижу
и фыркаю" и "На полянке с травкою я лежу и чавкаю". Акварель.
В тот радостный день набрали два полных котелка. И к
праздничному ужину был подан торт из печенья с черникой. Точная
копия Мавзолея, только без Ленина. Совершили акт вандализма и
уничтожили это произведение кулинарного искусства.
Одно из крупнейших в мире месторождений черники потом
интенсивно осваивалось и разрабатывалось. Теперь каждый учебник
по истории туризма иллюстрирован превосходными гравюрами Дюрера
"В вареньелитейном цеху", "Домна с вареньем", "Разлив варенья",
"Проба варенья".
Часть 4
Рометелло: Чай пахнет гробовой доской,
Не радует добавка шоколада,
И кашу манную (с изюмом) ем с тоской.
Не надо мне добавки. Нет, не надо.
Джульдемона: Рометелло, что, не нравится мой чай?
Готовила, старалась! Ты прекращай
Наезды эти. Не нравится -- так сам себе вари.
И с шоколада -- быстро перейдешь на сухари!
Рометелло: В одной палатке спим... А не поцеловались!
Уйду, меня там комары заждались.
О Джульдемона, будь поласковей немножко!
Хор: Любовь -- не картошка!!
Любовь -- не картошка!
(Из трагедии " Туристская невеста")
Ночи стали холоднее. Утром еще раз сходили на
месторождение, набрали два больших котелка, сварили и залили
варенье в двухлитровые баллоны. Потом сходили еще раз, доесть
чтоб и про запас. Ели-ели, но ничуть не доели. Разочарованные,
вернулись в лагерь и стали вспоминать страшилки про Красную
Руку, Белый Рояль, Синие пальцы и Черную простыню. Ксюша
напряглась и поведала жутковатое детсадовское предание про
Розовую Буханку. То ли люди ее ели, то ли она их, не помню. Я
вспомнил остросюжетную быль про Темного человека, Зеленую
байдарку и Белое весло. Встреча с ним сулила то же, что и
встреча с Белым спелеологом или, например, c Черным
альпинистом. Но я отвлекся, потом расскажу.
Тем временем под каменьями отмели отважный Миша Иванов
поймал голыми руками двух раков, большого и маленького. Самого
маленького отпустили, а остального бросили в кипяток.
Представляю, что бы он нам сказал, если б умел ругаться... В
общем, сварили и кровожадно сожрали, как голодные.
Опасаясь мести родственников рака, собрали палатки и
смылись. Прошли порожки, чисто прошли, классически. Сияло
солнышко, но не радовало оно первооткрывателей -- совсем
перестали попадаться приличные места на берегах. Даже причалить
нельзя -- обрывы, поросшие корнями и крапивой или бурелом.
Терпение наше через несколько часов лопнуло и мы отчаялись. И
вот у очередного поворота я вскарабкался на берег и полез
сквозь чащу искать какое-нибудь ровное местечко для лагеря.
Продирался-продирался, оставляя на сучьях клочья бороды и
вдруг, о чудо! увидел прекрасное место, чистое, ровное, удобный
спуск к воде и старое кострище. И проплыть нам нужно было за
поворот 100 метров всего. Когда байдарки проковыляли эти 100
метров, я встречал их на берегу уже как сторожил. Ура,
отмучились!
Этот волнующий момент вдохновил Рубенса на создание
исторического полотна "Нимфа, указывающая место для лагеря
преподобному Леониду" (холст, масло, темпера).
Бухтой Нежданной Удачи назвал я это место. Наверх от
лагеря вела тропиночка. Поднявшись на перевал, нашли немного
черники, брусничка кое-где, кучи грибов и немецкие пулеметные
ячейки по гребню. Наверно, они стерегли брод внизу. За
перевалом текла точно такая же река, как Великая, только в
обратную сторону. Может, Великая и делает такой крутой поворот
впереди, но мы не дошли до него.
На ужин был подан роскошный плов. К плову официант принес
спирт, настоянный на чернике. Стол был сервирован со вскусом и
чисто спелеологической утонченностью...
Лишь только златокудрый Феб позолотил верхушки деревьев, и
свежий ветр от уст Авроры долетел до наших палаток, мы все еще
дрыхли без задних ног. Годы берут свое... Утром Леша с Олькой
ходили по воде на левый берег. Олька вернулась. Леша -- нет.
Видать, усомнился. Мы подождали-подождали, подумали и стали
есть кашу. Лешина порция осталась. Уже собрались ее по-честному
поделить, как он вернулся и сам все съел, чем крепко обидел
бригаду. Но мы не злопамятные. Леша принес баллон брусники, мы
вспомнили, зачем пришли и полезли на перевал собирать, что
вкусно. Пока я ковырялся в окопе, а народ подбирал отдельно
стоящие брусничины, Леша ушел куда-то и вернулся с благой
вестью. За дурацким полем, густо засеянным березой, лежит
второе месторождение черники, еще более мудрое, чем вчера! И --
точно. Казалось бы -- ну не бывает больше и гуще, -- ан нет!
Присесть негде, всюду ягоды! Обжуешь себе место для задницы,
сядешь и ужаснешься: Да я же столько никогда не съем! Да куда ж
я все это дену-то?! И великая, всепоглощающая страсть овладела
нами. Глотали, не разжевывая, не было времени жевать.
Вот здесь обратите внимание на дар флорентийского
живописца "Второе благовещение Алексея". Картина совершила
переворот в итальянской живописи, положила начало новому
искусству, которое порвало с догмами средневековья и поставило
в центр творчества не бизнесмена и не политика, а нормального
человека, собирающего чернику. С фиолетовыми губами и грязными
руками, улыбаясь друг другу чернозубыми улыбками, мы напоминаем
шахтеров-забастовщиков, которые в забое за несколько месяцев
голодовки в ожидании зарплаты наловчились питаться углем. Хотя
эти образы крепких людей с простонародными грубоватыми чертами
лиц не наделены еще той идеальной красотой, которую придаст нам
искусство Возрождения, в нас есть героическая сила, восхищающая
и пленяющая вас сегодня. Прорвавшейся страстью дышит полотно...
И вот тогда мне в голову пришла гениальная идея
колонизации псковских земель хохлами и промышленного освоения
чернично-брусничных месторождений. Дальнейшее вы все знаете.
Вошедшая в моду черничная жвачка с необычайно устойчивым цветом
потеснила и вытеснила на мировом рынке хваленый Dirol и
Blend-а-med и принесла России многомиллиардную прибыль... А
началось все там, на этой черничной поляне. Этому периоду
посвящены две скульптуры Родена "Хохлушки в брусничнике" и
"Двуглавый хохол, поедающий чернику". Бронза, конец 20 века....
...Измученные, спустились в лагерь. Оказалось, опять наша
палатка дежурная. Миша сварил макароны, а питательный
витаминный отвар вылил! На землю! Зато добавил сыра в котелок.
Очень вкусно, но еще больше мало. После обеда народ опять ушел
на уборку. Росли кучи лисичек у костра, на котором унылый Игорь
варил варенье, скорбно наблюдая, как довольные други вываливают
очередную порцию поднятой на-гора высоковитаминизированной
добычи.
-- Да куда ж я все это разливать буду?!!
Бруснику оборвали всю. То eсть они подумали, что всю. Я
благоразумно промолчал о том, что за полянкой начинаются новые
заросли брусники. А то эта уборочная страда никогда не
