во всю глотку. -- Помогите!!!" Рыжий, как загнанный зверь, заметался
по комнате.
14.
Он выглянул в окно из-за старой занавески. Затем осторожно
отошел от окна, встал рядом с гудящим телевизором и в упор
посмотрел на пленника. По тому, что его движения стали собраннее,
Партоген Фигуров определил, что обрадовался он рано. Его громкий
крик оборвался постыдным овечьим блеянием "Помоги-тееееее!" Он
испытал разочарование Робинзона, видящего исчезающую вдали мачту
корабля. Облом-с!..
"Я не верил, а зря... Ну, а вы бы поверили, что мой пылесос сосет
все, кроме мебели?" -- отчеканил голос за кадром. Слоган показался
Фигурову знакомым. На экране телевизора светился новый
сверхмощный пылесос французской фирмы "Ла Жа" бардового цвета.
Он ревел как турбинный двигатель самолета, но никак не мог вобрать
в себя черное кожаное кресло. Трубка пылесоса извивалась гюрзой,
обшивка на кресле лопалась, из него вылетали пружины и все это --
рваные куски кожи, сломанные железки и прессованные опилки --
летело в хищное чрево пылесоса. Увиденное завораживало своим
полным безумием.
Рыжий щелкнул тумблером выключателя. Звук пропал. За окном
снова засигналил автомобиль.
? Паря, сиди здесь! Щаса я! -- сказал он и пошел к двери. Уже
выйдя из комнаты, он вернулся и неторопливо заклеил ему
скотчем рот.
? Сиди здеся и смотри свое фуфло! Понял, да? Только пикнешь
-- убью! -- зачем-то сказал он, уходя. Он закрыл дверь на замок.
Фигуров услышал бряцанье ключей и его тяжелые шаги. Так
ходил только Терминатор.
? Ну, ты че, блин, так долго? С машкой, что ли? Или бухаешь?
-- услышал он голос за окном. -- Я ему сигналю-сигналю,
сигналю-сигналю... В следующий раз сам в гараж, блин,
пойдешь!..
? Да ладно, Гоша, ты че!? Хайло свое тут разинул! Ладно,
паря! С меня причитается!
- Ну, давай, блин, садись! Потом разберемся, кто кому чего
должен!.. Давай!..
Партоген Фигуров смотрел на экран телевизора и уже ничего не
видел. Он думал, что сейчас, наверное, сможет выбраться из этого
логова лютого рыжего зверя, свихнувшегося от его рекламы, и от этого
ему было немного радостно и тревожно.
Он услышал, как хлопнула дверца автомобиля, как тяжело завелся
двигатель драндулета, как зашуршали покрышки... Через минуту он
уже сидел один - на скрипучем стуле, сдавленный лентами скотча,
перед включенным телевизором. В комнатке была непривычная
тишина, если не считать гудение стабилизатора напряжения. Он
попытался встать. Несмотря на то, что ступни его ног были свободны,
встать он не смог. Тело было стянуто крепко-накрепко. Он попытался
высвободить правую руку. Все, что ему удалось сделать -- это только
немного согнуть ее в локтевом суставе и пошевелить кистью, и то --
ощущение было такое, будто с его руки снимают кожу людоеды-
туземцы. Он стиснул зубы, но стерпел. Было тяжело дышать одним
носом -- видимо, в его носу засохла кровь. Он сипел и свистел.
"Ничего. Я выживу. Я спасусь", - говорил себе Партоген Фигуров,
смотря на вертящую задницей красотку на экране телевизора. Да,
конечно, все еще будет. И золотые медали на престижных
международных конкурсах рекламного искусства, и огромные
гонорары, не умещающиеся наличкой в чемоданах типа "мечта
оккупанта", и скромный такой домик на Мальдивских островах с 21
комнатами, который он себе присмотрел, и бронированный лимузин
цвета хаки с пулеметом на крыше и с охраной из четырех, нет, из
восьми человек.
Он вспомнил тысячи виденных им американских фильмов со всегда
побеждающими героями, вспомнил каратистов, с криками "Кийя!"
наносящих свой последний сокрушительный удар в живот, в грудь или
в челюсть противнику... Он заорал благим матом "Яаааааааа!",
дернулся всем телом и в ту же секунду услышал треск и почувствовал
себя падающим на пол. Это было словно падение в бездну.
Перехватило дыхание. Он грохнулся на бок. "Яаааа!" -- уже простонал
он. Видимо, ударился он сильно.
Полежав и прядя в себя, он стал поочередно шевелить руками и
ногами. Обнаружил, что ногами он теперь может двигать более или
менее свободно. Ему не составило особого труда, лежа на спине и в
течение десяти-пятнадцати минут делая упражнение "велосипед",
почти освободить ноги. Кое-как, опираясь на топчан, он смог встать и
получил возможность пусть с большим усилием, но все-таки
передвигаться по комнате. На подгибающихся ногах он подобрался к
окну и стал сначала плечом, а затем и головой пытаться приоткрыть
занавеску.
Он увидел решетки на окнах. Он увидел поленницу дров. Увидел
палисадник, в котором росла малина вперемежку с крапивой. И
вдруг... увидел старушку с авоськой. Она проходила мимо, смотря
прямо перед собой. "Ну же! Ну! Здесь я!" - силился закричать он, видя,
как скрывается из глаз согбенная фигура старушки. Он мычал как
полугодовалый бычок, от которого уводят на убой мамку-корову. Он не
удержался на бесчувственных ногах и повалился лицом прямо на
окно... Нос сплющило от удара. Стекла, как осколки взорвавшейся
гранаты, тяжелым градом посыпались на пол.
15.
Когда он пришел в себя, то услышал скрип старых тормозов,
жестяной звук хлопнувшей дверцы и ненавистный голос мучителя.
- Иди, Степановна, иди! Это я тут родственничка без присмотра
оставил -- вот он и озорничает! -- видимо, объяснял он той старушке. --
Да, он буйный, Степановна, буйный! Но сейчас я его
успокою...Сейчас, сейчас...
Сердце у Партогена Фигурова колотилась, как у Бонивура в
последние минуты. Как же так? Почему рыжий так неожиданно
вернулся? Фигуров уже догадался, что рыжий работает водителем
"скорой помощи". Он вспомнил увиденный красный крест на
автомобиле, на котором его похищали, сопоставил это с услышанным
разговором рыжего со сменщиком и... дошерлокхолмсил. Поэтому-то
он и рассчитывал, что у него в запасе есть немало времени... Как он
ошибся, о боже, как ошибся!
- Ну, что, паря, надежда умирает последней, да!? -- проревел рыжий,
беря его за шкирку и поднимая с пола. -- Что, если бы я не вернулся, ты
бы свалил, а?..
Фигуров только мычал в ответ. Он с удивлением замечал, что все
еще нисколько не верит в приближающуюся минуту смерти. Наверное,
все-таки прав был Хемингуэй -- человека нельзя победить. Его
сознание никогда не признает поражения. Он чувствовал вонь дешевых
папирос и думал о том, что с удовольствием покурил бы сейчас
гаванских сигар, подаренных лично Фиделем Кастро -- они так модны
в этом сезоне.
- Стул сломал, падла! Ну, что же ты, а? А что, если я ножку этого
стула вобью тебе в задницу, а? -- приговаривал рыжий, разматывая
ленты скотча. - Ну, что ж, придется тебя теперь укокошить... Я думал,
ты еще поживешь немного! А ты... Сам виноват! Не все ты еще
попробовал в этой жизни, паря, ой не все... И уже не попробуешь...
Никогда... Жаль мне, конечно, тебя немножко, да ведь ты ни жену
мою покойную, ни меня не пожалел... Почему же я тебя жалеть-то
должен? Нет во мне ни капли жалости к тебе, паря! Нету! А ведь она
так хотела жить... Так хотела!.. О ребеночке мечтала!..
Рыжий отпустил стул. Фигуров с приглушенным вскриком снова
упал на холодный грязный пол и, словно полудохлый таракан, остался
лежать, боясь пошевелиться. Похоже, что рыжий мучитель его не
видел. Он стоял, точно плети повесив руки со вздувшимися венами, и
тупо смотрел прямо перед собой. Лицо его вмиг осунулось и
почернело. Под глазами обозначились темные круги. Глаза покрылись
масляной пленкой, как у наркомана. Обгоревший на солнце нос с
горбинкой подрагивал. Он вспоминал.
- Пришла как-то из больницы -- она у меня санитаркой работала...
Щеки словно огнем горят, глаза аж будто счастьем святятся, и
щебечет: "Смотри, какое лекарство -- новое, дефицитное, говорят,
эффективное очень! Это наверняка мне поможет! Будет у нас с тобой
ребеночек, будет! И мальчик, конечно, мальчик! Маленький такой,
розовенький, пузатенький, и с крошечной такой пипочкой! А
голосистый какой будет! Пищать будет, кричать будет: "Ма-ма!" Или
нет - "па-па!" Они все так начинают. Ты мне будешь помогать
пеленочки стирать, с малышом возиться нашим, мы его Васенькой
назовем -- в честь отца твоего, он такой боевитый был, ни одной девке
проходу не давал, вся грудь у него в орденах и медалях была, помнишь?
И наш таким же будет. Вырастет большим-большим, всего-всего в
своей жизни добьется. Справедливым будет и честным. И богатым,
обязательно богатым. Нам с тобой будет гостинцы возить, когда мы с
тобой старенькими станем. Мы будем альбомчики перелистывать со
снимочками пожелтевшими, доживать свое, как говорится, а он нам
будет с тобой помогать, на машине своей возить роскошной,
продуктами кормить разными деликатесными... В общем, все у нас
будет, как у людей, даже лучше! Лекарство это ведь в телевизоре
рекламируют... Видел, небось? "Фаталборн" называется... В Америке
делают ихней... Да как же не видел-то? Видел! "Будет вам сосновый
бор! Будет чистый воздух гор! Будет ребятишек хор! Если примешь
"Фаталборн"!" Ну, что, вспомнил?" Говорила она так, говорила, а пару
таблеток этого твоего "Фаталборну" приняла, и сразу же вся жизнь из
нее будто вышла... Лежала уже и молчала, глядя перед собою прямо в
потолок. Это хуже всего, когда молчат... Но я-то читал в ее глазах
вопрос: "За что? За что же меня? Ну, за что?" Промучилась она двое
суток, а на третьи умерла... Как же так -- работала, жила, мечтала о
ребеночке малом, и так вот вдруг раз, и нет ее? Я в ужасе, жить не
хочется, а крутиться надо с этими похоронами, ну, чтобы похоронить
ее достойно. Если бы не заботы эти, я бы точно на себя руки наложил.
А похоронил ее, стал дальше жить, без нее. И жизнь бы, наверно,
пустой стала и никчемной, если бы не хотел я разобраться со всем с
этим... Я с таблеточками твоими в экспертизу, а там мне и говорят, что
в таблеточках этих содержатся смертельные вещества и что, кроме нее,
от них уже несколько человек погибло. Таблеточки эти сразу изъяли из
продажи, ну, и говорят, что никто будто бы в этих смертях не виноват:
ни те, которые изготавливали, ни те, которые рекламировали, ни те,
которые продавали. Диверсия это будто бы чеченских или каких-то
там еще террористов... А кто же будет отвечать-то за смерть моей
Клавки, кто?.. Кто же виноват-то тогда в том, что ее не стало?.. Кто?..
Рыжий замолчал. Фигуров замер и лежал, ни жив, ни мертв, боясь
даже вздохнуть.
- Ты!..
Фигуров вздрогнул. Воспаленными глазами он увидел
направленный на него пожелтевший от никотина указательный палец.
16
Лежащий на нечистом полу Партоген Фигуров замотал головой и
замычал, силясь что-то сказать. "Тебе последнее слово, падла!" --
устало и совсем без злобы сказал рыжий, отрывая пленку от его рта.
"Вы говорите, сто это я виноват в смерти вашей жены, -- дрожащим
голоском произнес Фигуров. -- Да, я виноват! Но если бы я знал, сто
поступаю неправильно... сто призываю покупать людей отраву... Если
бы я знал... А то ведь я думал, сто это действительно хоросее
лекарство, которое принесет только пользу. Ну, откуда мне было знать,
что это яд? Откуда? Нет, я признаю, что я виноват, но я ведь не знал...
Я думал, что это действительно хорошее лекарство...
? Да заткнись ты! -- оборвал его рыжий.
? Не убивайте меня! Ну, не убивайте меня! Я ведь
действительно нисего не сделал. Я ведь просто выполнял свою
работу. Мне заказали -- я сделал. Мне ведь тоже нузно как-то
себе зарабатывать на хлеб. Это бизнес такой рекламный... Но я
прошу у вас прощения... Да, я виноват... Это все гадость... Эти
батончики "Кинг", эта "Сепсис-кола", жевательная резина со
вкусом "Сперминта"... Это дрянь, дрянь!.. Но не я завалил
прилавки магазинов этим дерьмом! Поймите! Если бы люди это
не покупали, все это не везли бы к нам!..
? Они бы не покупали, - мрачно заметил рыжий. Тон, которым
были произнесены эти слова, был безоговорочным тоном
палача. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Осталось только привести его в исполнение.
? Да, отчасти в этом виноват я... Да! Я снимал ролики... Но я
