сущность ВСЯКОГО добра.
Несомненно, что жалость, или сострадание, есть действительная
основа нравственности. На самом деле это чувство есть лишь одна из
трех основ нравственности, имеющая определенную область применения,
именно определяющая наше должное отношение к другим существам нашего
мира. Жалость есть единственная настоящая основа АЛЬТРУИЗМА, но
альтруизм и нравственность не одно и то же: он есть только часть
нравственности. Правда, что "безграничное сострадание ко всем живущим
существам есть самое твердое и верное ручательство", но не за
нравственный образ действия ВООБЩЕ, а лишь за нравственный образ
действия по отношению к другим существам, составляющим предмет
сострадания; а этим отношением, при всей его важности, целая
нравственность все-таки не исчерпывается. Кроме отношения к другим
себе подобным существам у человека есть ещё отношение к его
собственной материальной природе, а также к высшим началам всякого
бытия, и эти отношения также требуют нравственного определения для
различения в них добра и зла. Тот, кто исполнен чувством жалости,
конечно, никого не обидит, никому не причинит страдания, т.е. не
обидит НИКОГО ДРУГОГО, но себя он очень может обидеть, предаваясь
плотским страстям. Нельзя сказать "Это несправедливый и злой человек,
однако он очень сострадателен" но можно сказать " Это чувственный и
беспутный человек - развратник, обжора и пьяница, - однако он очень
сострадателен". Значит, ДОБРАДЕТЕЛЬ воздержания возможна и без
жалости, а с другой стороны, сильное развитие симпатических чувств -
жалости, милосердия - исключает возможность поступков ЗЛЫХ лишь
в тесном смысле, т.е. жестоких, прямым образом вредных для
других, но оно нисколько не мешает деяниям ПОСТЫДНЫМ, которые нельзя,
однако, считать безразличными в нравственном отношении даже и с
альтруистической точки зрения, ибо добрый пьяница или развратник, хотя
жалеет своих близких и никогда не имеет прямо в виду сделать им
больно, но своим беспутством он, конечно, вредит не только самому
себе, но и своей семье, которую он может довести до гибели безо
всякого намерения ей вредить. И если жалость не препятствует
такому поведению, то должна быть для внутреннего
противодействия ему другая основа в нашей нравственной природе,
какую мы и находим в чувстве стыда, из которого развиваются правила
аскетизма, подобно тому, как из жалости вытекают правила
альтруизма.
Как постоянное свойство и практический принцип безжалостность
называется ЭГОИЗМОМ. В чистом, бесприместном виде последовательный
эгоизм не существует, по крайней мере между людьми, но, чтобы понять
общую сущность всякого эгоизма, необходима его характеристика как
чистого, безусловного принципа. Вот в чем он заключается. Между своим
Я и другими существами утверждается эдесь безусловная
противоположность, непроходимая бездна. Я - все для себя и должен быть
для других, но другие сами по себе ничто и делаются чем-нибудь лишь
как cредство для меня; моя жизнь и благополучие есть абсолютная цель,
жизнь и благополучие других допускается только как орудие для
осуществления моей цели, как необходимая среда для моего
самоутверждения. Я - единое средоточие, а весь мир - только
окружность.
Безусловных эгоистов на земле не видно: всякий как будто
кого-нибудь да жалеет, в ком-нибудь да видит себе подобного; но
ограниченный в известной сфере эгоизм со всею силою проявляется в
других, более широких. Тот, кто не держится этой точки зрения по
тоношению к своим домашним, т.е. включает в своё Я и семью свою, тем с
большей беспощадностью противуполагает это расширенное Я всему чужому;
кто распространяет свое Я на целый народ свой, тот с большим
ожесточением и за себя, и за свой народ становится на точку зрения
эгоизма по отношению к инородцам и чужеземцам. Расширение круга
внешней солидарности, мли перенесение эгоизма с лица на семью, на
народ и на государство, имеет,бесспорно, большое нравственное значение
в жизни человечества, поскольку в пределах данного круга себялюбие
ограничивается, перевешивается, даже вовсе вытесняется отношениями
человеколюбивого, нравственного характера. Однако всем этим не
упраздняется в человечестве САМЫЙ ПРИНЦИП эгоизма, который состоит в
безусловном внутреннем противоположении себя и своего - чужому, в
утверждении бездны между ними. Однако эгоизм прежде всего НЕРЕАЛЕН,
фантастичен, он утверждает несуществующее и невозможное. Считать себя
исключительным средоточием вселенной в сущности так же нелепо, как
считать себя стеклянною скамейкою или созвездием Большой Медведицы.
Если, таким образом, эгоизм осуждается разумом как бессмысленное
утверждение несуществующего и невозможного, то противуположный принцип
альтруизма, психологически основанный на чувстве жалости, вполне
оправдывается разумом, как и совестью. В силу этого принципа единичное
лицо признает, что и другие существа суть такие же относительные
центры бытия и живых сил, как и оно само. Здесь утверждается правда,
признается то, что есть. Из этой правды, о которой внутренно в душе
каждому свидетельствует чувство жалости, возбуждаемое другими
существами, как сродными и подобными ему, разум выводит принцип или
правило отношения ко всем другим существам: ПОСТУПАЙ С ДРУГИМИ ТАК,
КАК ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ОНИ ПОСТУПАЛИ С ТОБОЙ САМИМ.
Общее правило или принцип альтруизма естествено расчленяется на
два частные: 1) не делай другому ничего такого, чего себе не хочешь от
других; 2) делай другому всё то, чего сам хотел бы от других.
Короче и проще: никого не обижай и всем, насколько можешь, помогай.
Первое, отрицательное, правило называется правилом справедливости,
второе - милосердия. Но такое различие не совсем точно. Милосердие
предполагает справедливость, а справедливость требует милосердия, это
только различные стороны, различные способы проявления одного и того
же.
Между этими двумя сторонами или степенями альтруизма есть
действительное различие, но нет и не может быть противуположности и
противоречия. Не помогать другим - значит уже обижать их; человек
последовательно справедливый непременно будет исполнять и обязанности
милосердия, а человек истинно-милосердный не может быть в то же время
несправедливым. Эта НЕРАЗДЕЛЬНОСТЬ двух альтруистических правил очень
важна как основание для внутренней связи права и нравственности,
политики и духовной жизни общества.
Логические требования альтруизма всеобъемлющи, разум не знает
пристрастий и перегородок; и в этом он совпадает с тем чувством, на
котором психологически опирается альтруизм. Жалость, как мы видели,
также универсальна и беспристрастна, и в ней человек доходит до
"уподобления Богу", потому что обнимает одинаковым участием всех без
различия: и добрых, и "врагов истины", и людей, и демонов, и даже
"естество пресмыкающихся".
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
РЕЛИГИОЗНОЕ НАЧАЛО В НРАВСТВЕННОСТИ.
Нравственные правила справедливости и милосердия, психологически
опирающиеся на чувство жалости, хотя включают в свой объем всю область
живых существ, но содержание этих правил не покрывает всех
нравственных отношений даже между человеческими лицами. Прежде всего:
каким должно быть нормальное отношение малолетних детей, но уже
способных понимать нравственные требования детей, к их родителям ?
Ребенок непосредственно признает ПРЕВОСХОДСТВО родителей над собою,
свою ЗАВИСИМОСТЬ от них, он чувствует к ним БЛАГОГОВЕНИЕ, и отсюда
вытекает практическая обязанность ПОСЛУШАНИЯ. Нравственное отношение
детей к родителям не определяется равенством и имеет прямо обратное
значение - оно основывается на признании того, в чем эти существа
НЕРАВНЫ между собою. И психологическою основой нравственного отношения
здесь первоначально не может быть участие в чужом страдании, так как
родители непосредственно являются для ребенка не со стороны их нужды в
чужой помощи, а со стороны их собственной помогающей силы в его
нуждах.
Общий принцип справедливости требует, чтобы мы относились к другим
так, как мы желаем, чтобы они относолись к нам самим. Пол это можно
логически подвести и нравственное отношение детей к их родителям: любя
свою мать, или отца, ребенок хочет чтобы и они любили его. Но эти две
формы любви имеют между собою существенное отличие, не вытекающее из
общего начала: в первом отношении господствует чувство преклонения
перед высшим и долг послушания ему, причем вовсе не предполагается,
что ребенок требует к себе от родителей такого же подчинения и
повиновения. Можно утверждать, что дети, почитая и слушаясь своих
родителей, желают такого же отношения к себе со стороны своих будущих
детей. Помимо всякой проблематической мысли о будущих детях
нравственное чувство НАСТОЯЩЕГО ребенка к его родителям имеет вполне
достаточное основание в действительном взаимоотношении между этим
ребенком о его родителями, именно в его ВСЕЦЕЛОЙ ЗАВИСИМОСТИ ОТ НИХ
КАК ОТ СВОЕГО ПРОВИДЕНИЯ - с этим неизбежно связывается признание их
существенного превосходства, а отсюда логически вытекает обязанность
послушания; таким образом, сыновняя любовь получает свой совершенно
особый характер почтения или благоговения, выводящий ее за общие рамки
простого альтруизма.
Можно заметить, что и родительская любовь, или жалость,
представляющая первое коренное проявление альтруистических отношений,
предполагает тоже неравенство, только в обратную сторону. Родители
жалеют детей ПО ПОДОБИЮ с собою, как однородных, хотя фактически
неравных с собою, - это неравенство здесь лишь привходящее; тогда как
специфическое чувство детей к родителям по существу определяется
превосходством последних, следовательно, прямо основано на
неравенстве.
Если внимательно наблюдать ребенка, старающегося защитить свою
мать от действительной или мнимой обиды, то легко заметить, что в его
чувствах преобладает гнев и негодование на оскорбителя святыни. Он не
столько жалеет обиженную, сколько сердится на обидчика. Чувства этого
ребенка существенно сходны с теми, которые одушевляют толпу,
защищающую своего идола.
Все проявления жалости и вытекающего из нее альтруизма существенно
обусловлены равенством, а неравенство является в них лишь случайным и
превосходящим моментом. Жалея другого, я во всяком случак уподобляюсь
ему, мысленно ставлю себя на его место, вхожу, так сказать, в его
кожу; этим уже предполагается мое равенство с ним как с однородным.
Признавая другого равным себе, сострадающий сравнивает его состояние с
таким же своим и из их одинаковости выводит нравственную обязанность
участия и помощи.
Чтобы жалеть другого, нужно ПРИРАВНИВАТЬ его к себе или себя к
нему, тогда как предполагаемое существенное неравенство, или
инородность, исключая мысль об ОДИНАКОВЫХ состояниях, в корне
подрывает жалость и всякое альтруистическое отношение. "Дважды
рожденный" индус безжалостен к судрам; основывая свое отношение к ним
на неравенстве, т.е. именно на невозможности приравнять себя к ним, он
не может ставить себя на их место, уподоблять их состояния своим,-
не может принимать в них участие.
Здесь признание неравенства есть чисто отрицательное, разрывающее
связь существ, порождающее или оправдывающее всякие безнравственные
отношения. Другой характер имеет то положительное неравенство,
