оставалось самая малость. О том, чтобы растянуть ее до оазиса Трехгорбый
Верблюд, где ждали друзья, не могло идти речи.
Волей-неволей Скиллу приходилось изменить маршрут. Теперь он держал
путь в сторону Красных гор, где по слухам было полным-полно источников с
ключевой водой. По слухам, ибо никто не мог похвастаться, что бывал там.
Красные горы пользовались дурной славой. Ни один, даже самый отчаянный
воин, по доброй воле не отважился б отправиться в эти края. Однажды отряд
пришедших с севера черноволосых киммерийцев, распаленных рассказами о
сокровищах, что таят Красные горы, отправился через Тсакум на юг и исчез
навсегда. Скилл собственными глазами видел, как они выезжали из оазиса Без
пальм. Сорок высоких, сильных, уверенных в себе воинов. Ни один из них не
вернулся назад. Красные горы поглотили их. Хотя скиф не был суеверным,
подобно своим сородичам или другим народам, населявшим восточный
континент, он не испытывал особого желания посетить это зловещее место. Но
в этот раз у него не было выбора.
Оседлав коня, Скилл поскакал на юг, туда, где в смутной дымке
виднелись миражи далеких Красных гор. И вот уже шел третий день пути.
- Пить...
Скилл мотнул головой и очнулся. Воспаленные глаза обежали окрестные
барханы. Ничего живого, даже змеи или драконоподобного варана, чья
отвратительно теплая кровь могла бы хоть чуть утолить мучительную жажду.
Лишь безжизненные песчаные гребни, да комки пустынных лишайников.
Черный Ветер едва переступал ногами. Тяжело вздохнув, Скилл похлопал
его по шее, ощутив ладонью иссохшую кожу. Конь вздрогнул, очнулся и
затрусил чуть побыстрее. Они взобрались на высокий бархан, и скиф в
изумлении открыл рот.
В десяти полетах стрелы от них возвышались стены неведомого города.
Сооруженные из густо-черного, неведомого Скиллу камня, они вырастали прямо
из песка, и марево плясало причудливый танец, меняя очертания зубов и
башен.
- Мираж, - пробормотал Скилл.
Он закрыл глаза, полагая, что наваждение исчезнет, но когда открыл их
вновь, город был на прежнем месте. И тогда скиф направил коня вперед.
По мере приближения к черным стенам жеребцом овладевало беспокойство.
Если первую треть пути он проделал бодрой рысью, то вскоре перешел на шаг,
а затем вообще остановился, не желая следовать дальше. Скиллу пришлось
спешиться и повести коня на поводу.
Едва кочевник очутился у подножия стены, как почувствовал, что в его
душе растет тяжесть, похожая на необъяснимый страх. От города исходила
ощутимая злоба, которую почувствовали сначала конь, а затем и всадник. В
полуденный зной черные стены должны были походить на раскаленную печь, но
от них веяло ледяной стужей. И тишина. Тишина, несовместимая с местом, где
живут люди. Робость коснулась сердца Скилла, но много повидавший на своем
веку воин не был склонен поддаваться панике.
По-прежнему ведя Черного Ветра на поводу, Скилл обошел город, но не
обнаружил ни одних ворот. Похоже, их вообще не было, а если они и
существовали, то неведомые мастера вделали их в стену столь искусно, что
глаз Скилла не смог обнаружить ни малейшего выступа или щелочки.
Как попасть в город? - Это стало бы проблемой для любого путника, но
не для Скилла. В зубцах черных стен были проделаны небольшие бойницы для
стрельбы из лука. Скиф решил воспользоваться одной из этих бойниц, чтобы
взобраться наверх.
Прицепив к оперению стрелы тонкий прочный шнур с небольшой петелькой
на конце, Скилл натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в амбразуру и
канула за стеной. Скиф начал осторожно тянуть за шнур. Вскоре из-за зубца
показалась стрела с свисающей с оперенья петелькой. Кочевник ощерил зубы в
довольной улыбке. Он извлек из горита вторую стрелу и снарядил ее точно
так же, как и предыдущую. На этот раз он целился много дольше. Наконец
пальцы отпустили тетиву. Стрела пролетела точно сквозь петельку, связав
оба шнура узлом.
Дело было сделано. Скилл был доволен собой, но не показал виду, хотя
прекрасно понимал, что никто в подлинном мире не сможет повторить этот
трюк. Выбрав веревку, Скилл закрепил се за луку седла и причмокнул.
- Хоу, Ветер! Пошел!
Неспешно переступая ногами, конь побрел прочь от стены. Веревка
натянулась и повлекла Скилла вверх. Отталкиваясь от стены ногами,
постоянно соскальзывающими с идеально отполированной поверхности, скиф
поднимался все выше и выше, пока, наконец, не перебрался через каменный
зубец.
Тяжело дыша, он поднялся на ноги и осмотрелся. Он находился на боевой
площадке стены, перед ним простирался загадочный город - великолепные
дворцы и храмы, богатые усадьбы и небольшие домики ремесленников. Белый и
пепельный мрамор, красный с прожилками гранит, синеватый базальт. Лишь
очень могущественному владыке было по силам доставить такое неисчислимое
количество редкого камня в этот отдаленный уголок пустыни.
Красочный, словно из легенды, город поражал своей ирреальностью.
Варварски пышное великолепие и запустение. Всеобщее, страшное,
таинственное. На чисто выметенных улицах не видно ни одного человека. Ни
звуков голоса, ни конского ржанья, ни рева верблюдов. Лишь вязкая тишина.
У стены, привлекая внимание хозяина, зафыркал черный Ветер. Скилл
втянул наверх веревку и крикнул коню:
- Обожди меня! Скоро я вернусь с водой.
После этого он бросил шнур на землю и ловко съехал по нему вниз.
Проверив на всякий случай, легко ли выходит из ножен акинак, кочевник
двинулся вдоль по улице, озираясь по сторонам. Он миновал беломраморную
статую, изображающую какого-то жабоподобного идола, черное жерло
огромного, уходящего под землю храма. Ни малейшего признака жизни. Скилл
решил проверить, обитаемы ли жилища. Выбрав скромный, беленый известью
домик, кочевник толкнул рукой легкую дверь.
Чистота и порядок. Идеальные чистота и порядок. Ни небрежно брошенной
тряпки, ни пылинки, ни паутины под потолком. Кухонная утварь аккуратно
расставлена по полкам, в разделочную доску воткнуты два медных ножа и
небольшой топорик. Обеденный зал - стол из тика с крохотной царапиной на
тщательно отполированной поверхности, недорогие чистые ковры на полу и на
стенах, деревянный ларь, три низенькие скамеечки. Спальная комната -
матрас, брошенный прямо на пол, скамейка, ларь, глиняная фигурка
закутанного в плащ божка. Все аккуратно и опрятно, словно подчиняясь
строгому порядку. Ни малейшего намека на то, что хозяева скрылись бегством
или погибли из-за внезапного нашествия или черного мора. Казалось, они
вышли ненадолго и скоро вернутся. Но в атмосфере помещения витал некий
отголосок вечности, шептавший на ухо Скиллу, что жители покинули этот дом
не одну сотню лет назад. Сильно озадаченный увиденным, скиф вышел на улицу
и побрел дальше, надеясь найти воду.
Солнце, стоявшее в зените, когда номад ступил на мостовую Черного
города, уже спряталось за зубцы стен. Скилл осмотрел несколько десятков
домов, поражающий своим великолепием дворец, три посвященных неведомым
богам храма, но нигде не нашел ни глотка воды. Не смог он обнаружить и
ворот. Создавалось впечатление, что жители проникали в свой город по
воздуху или сквозь стены.
- И не пили воды, - пробормотал Скилл, едва ворочая распухшим языком.
Он окончательно выбился из сил и терял сознание от жажды. Злобная
аура, исходившая из города, подобно жернову давила на Скилла, пытаясь
подчинить волю воина. Любой цивилизованный человек давно покорился бы этой
силе, но только не номад, чьей родиной была дикая Скифия. Тонкий налет
цивилизованности, приобретенный им во время скитаний по Мидии, Парсе,
Ионии, далеким восточным странам, не мог разрушить истинный пласт души
сына степей. Как и всякий скиф, Скилл был отважен, вынослив и неприхотлив.
Он полюбил тонкие вина и изящных женщин, но мог обойтись мутной брагой и
засаленной бабенкой из кибитки какого-нибудь гирканца. Жизнь научила его
разбираться в людях, отличать малейшую фальшь в произнесенной фразе,
неискренность, промелькнувшую во взоре внешне доброжелательного
собеседника. Боги востока и запада, севера и юга не оказали ни малейшего
влияния на сознание безбожника - скифа, верившего лишь в острый меч,
выносливого коня и верного друга.
Тяжело ступая отекшими от долгой ходьбы ногами, Скилл вошел в
небольшой храм, украшенный фризами со сценами неведомых битв. Это был храм
Меча-Веретрагны, бога войны и победителей. Внутри храма царил полный
беспорядок, особенно сильно ощущаемый в этом до блеска вычищенном городе.
Скиллу невольно подумалось, что здесь сводили счеты рассерженные великаны.
Прекрасные мраморные фризы, украшавшие стены святилища изнутри, были
безжалостно иссечены, статуя Веретрагны сброшена с постамента и расколота
на мелкие кусочки, принесенные в жертву богам военные трофеи: мечи, щиты,
доспехи, бронзовые кольца - свалены в кучу и загажены нечистотами.
Скилл нахмурился. Кому понадобилось осквернять храм Веретрагны,
бога-воина. Подобное кощунство не мог позволить себе ни парс, ни иониец,
ни согдиец, ни даже живущий на далеком севере савромат. Воины всех народов
чтили Веретрагну и приносили ему искупительные жертвы.
Размышляя над увиденным, Скилл обошел храм. Внезапно его чуткий слух
уловил шорох, исходивший из внутренних покоев, где некогда жили жрецы
Веретрагны. Там кто-то был. Скиф бросился бежать по бесчисленной анфиладе
залов, уходивших глубоко под землю. Звук, потревоживший его слух,
становился все явственней. И, наконец, Скилл обнаружил, откуда он исходит.
В огромной подземной зале, тускло освещенной шестью коптящими факелами,
висел на стене человек. Голова и лицо его были обриты наголо, иссеченные
шрамами руки пронзали огромные медные гвозди, вбитые в деревянные брусья,
которые были прикреплены к стене таким образом, что составляли крест.
Человек негромко стонал.
Чтобы продлить агонию, мучители распяли его не под палящими лучами
солнца, а в прохладной пещере; дабы усилить боль они повесили казнимого
всего лишь в локте от падающей с потолка струйки воды, но какие бы усилия
он ни прилагал, он не мог бы дотянуться до нее губами.
Вода!
Забыв обо всем на свете Скилл кинулся к живительной влаге и подставил
пересохшую глотку под ослепительно чистую струю. С каждым глотком силы
возвращались к кочевнику. Он уже напился, но не мог заставить себя
оторваться от этого лакомства, чей вкус был слаще вкуса хаомы. Слабый стон
вернул его в реальность. Распятый очнулся и с равнодушным удивлением
смотрел на пришельца. Скилл зачерпнул горстями воду и поднес ее к губам
страдальца. Человек жадно припал к влаге, ладони мгновенно опустели.
Скиллу пришлось повторить эту операцию раз двадцать, прежде чем распятый,
напившись, откинул голову назад. Некоторое время они смотрели в глаза друг
другу, затем распятый спросил:
- Кто ты, чужестранец, и как попал в Призрачный город?
Язык, на котором был задан вопрос, был незнаком Скиллу, но он походил
на говор дрангианцев, и скиф понял. С трудом подбирая слова, он сказал:
- О том же я хочу спросить тебя.
Незнакомец мгновение молчал, затем коротко бросил:
- Фарси?
- Да! - обрадовался Скилл. Прожив пять лет среди парсов, магов и
мидян, он вполне освоил их язык.
- Ты не парс, - констатировал человек, оглядев Скилла.
Действительно, Скилл мало походил на парса. В его лице не было
важности, присущей надменным ариям, подбородок и щеки, обычно гладко
выбритые, были покрыты грубой сизой щетиной, нечесаная грива спутанных
волос волной спадала на широкие плечи. Большинство парсов, любители
