медленно вставая.
- Она приближается.
Тайлек напряженно прижался к спинке своего стула, когда Фелея, сделав
два шага, остановилась возле него. Пэшет задержал дыхание. Голосом
холодным, как сияние ее лиловых глаз, Фелея приказала:
- В этот раз я не потерплю никаких ошибок, Тайлек, потому слушай меня
внимательно. Девчонка вошла в соединение и возвращается после полета, во
время которого происходила связь. Сейчас она слаба, и ей потребуется
время, чтобы восстановить силы и полностью вернуться мыслями в этот мир. В
этот раз я ее не упущу. Я пошлю ей вызов, и она не сможет отказать мне.
Фелея молчала, остановив взгляд на шее Тайлека. Его рука
непроизвольно взлетела вверх, и он сжал в кулаке медальон. Фелея кивнула:
- Вспомни, что этот медальон означает для тебя, Тайлек, и, может
быть, ты поймешь, что Знак Драконьей Крови имеет такое же важное значение
для Нориссы. Этот Знак - то, чего я хочу. Когда она откликнется на мой
вызов и наша битва начнется наверху, ее тело будет беспомощно стоять на
земле. Сорви с ее шеи Знак Драконьей Крови и повесь поверх моего. - Она
мрачно улыбнулась, и предвкушение триумфа засияло в ее глазах. - Я привяжу
к себе ее Компаньона еще до того, как она испустит дух!
Тайлек быстро кивнул в знак того, что все понял. Пэшет тоже кивнул,
хотя не разделял опасений Тайлека. Только его въевшаяся в кровь привычная
осторожность помогла ему скрыть внезапно вспыхнувшую безумную надежду.
Затем Фелея окуталась малиново-красной дымкой и исчезла.
37
Возвращение оказалось более болезненным, чем соединение. Они прожили
множество жизней и дважды прикоснулись к каждому из многих миров. В
экстазе полета Норисса жила только чувствами и жизнью Корматха. С ним она
не могла жить никакой иной жизнью, кроме сна. Захваченная радугой
волшебного света, которая не могла существовать в действительности, она
измерила глубины времени и ощутила биение его сердца.
Теперь она возвращалась назад, и в этом не было ничего, кроме страха.
Корматх вел ее узкими темными тоннелями, не позволяя ей снова потянуться к
сверкающим огням других миров. Она упрашивала его, но он не слушал.
- Ты должна вернуться. Ты должна жить, иначе я не увижу снов.
Норисса вдруг вспомнила о той своей части, оставшейся где-то далеко,
которая чахла без забот и ласки, и ее тут же бросило в эту холодную,
глинистую сущность, скрытую в сердце горы.
Но не успела она как следует укрепиться в своем теле, как ее снова
потянуло наружу. На этот раз она двигалась вместе телом, преодолевая
сопротивление камня и тяжесть темноты. Где-то там пульсировали могучие
силы, и ее притягивало туда. Внезапно ее окружило облако бледного света, а
свежий воздух готов был раздавить. Нориссу опустило ниже, и в ушах
загудело что-то неразборчивое и бессвязное.
Когда голова перестала кружиться, она поняла, что легкие
прикосновения, которые она ощущает, это прикосновения чужих рук, а шум
распался, превратившись в отдельные голоса. Она подняла голову и увидела
лица. Солдаты. Труженики войны, закованные в блестящие латы, призванные
защитить их от смерти, которую они сами призывали на свои головы. Солдаты
приблизились к ней вплотную, и Корматх отодвинулся. Он не покинул ее
совсем, но увлек с собой несколько мыслей из ее сознания, и теперь там
оказалась болезненная пустота.
Кто-то протянул ей вина. Она выпила и потребовала еще. Принесли еду,
и она наелась, не сдерживая себя. Она заполнила свою пустую оболочку, и
вспышки памяти постепенно восстанавливали внутри нее неустойчивый и шаткий
костяк ее прошлой жизни. Особенно яркими были воспоминания о старой
женщине, бьющейся в лапах крылатых чудовищ, о схватке не на жизнь, а на
смерть на берегу холодной реки, о неотступном зове чего-то неведомого.
Затем перед ней появились знакомые лица - лица из плоти и крови, и
она узнала Медвина и Байдевина. Ей хотелось протянуть руку и прикоснуться
к ним, но она не смогла заставить себя оторваться от трапезы. Вместо этого
она проникла в их головы торопливым приветствием и увидела там, какой им
видится она сама. Зрелище было ужасным: спутанные в беспорядке волосы,
платье превратилось в изодранный и бесформенный балахон, наброшенный на
исцарапанные плечи, черное от пыли лицо выглядело настолько худым, что
походило на посмертную маску, если бы не лихорадочно блестящие глаза.
- Где ты была? Что случилось? Как ты покинула нас? - на нее
обрушились вопросы, на которые она не могла и не хотела ответить.
Она узнавала свой старый знакомый мир слишком быстро, чтобы это можно
было передать на словах. В мокрой одежде, слегка опьянев от вина и еды,
она сидела на горе мехов и подушек. Кажется, в палатке. Еда по-прежнему
казалась безвкусной, но ее желудок, по крайней мере, начинал признавать ее
материальную тяжесть. Ее слух продолжал терзать глухой и тяжелый звук -
словно что-то мощно барабанило по крыше и по тонким стенам палатки. Часть
ее разума все еще продолжала искать способ вернуться, спрятаться в сияющем
ореоле, окружающем разум Корматха; каким образом могла ее утешить мирская
красота, после того как она побывала в его снах? Осталось ли в ее мире
что-то такое, ради чего стоило жить?
Ответ внезапно взорвался в ее мозгу. Вызов. Она узнала его, узнала и
в воспоминаниях о сражении на берегу реки, в лесу, в воспоминаниях о
страхе, который терзал ее во сне.
Фелея!
Норисса повернулась в том направлении, откуда доносился зов,
уверенная, что никто, кроме нее, не может его услышать. Она осознала сразу
многие вещи - голод, который продолжал ворочаться в ее животе, довольство
Корматха, который слегка шевельнулся в своем убежище, и многое другое.
С сожалением она проглотила последний кусочек, который оставался во
рту, и отодвинула поднос. Когда она попыталась встать, толпа собравшихся
вокруг нее людей придвинулась еще ближе, и Медвин, положив ей на плечи
свои твердые ладони, усадил ее обратно на подушки. Его лицо было серым от
усталости, а вокруг рта залегли жесткие морщины, но голос его все еще
оставался нежным и мягким:
- Не думай о Фелее. Она до сих пор не проявляла себя, а что касается
сражения, то тут мы полностью владеем ситуацией. Известие о твоем
возвращении придаст нашим воинам новые силы. Они готовы атаковать и
уничтожить эту шайку изменников.
Норисса испытывала огромное искушение остаться. Здесь было еще много
еды, здесь было уютно и была возможность выспаться и, может быть, увидеть
сон, но неистовый полет обострил ее чувствительность до предела, и она все
время ощущала биение множества жизней вокруг. За время ее отсутствия
что-то произошло, что-то, что теперь мощно и непреодолимо воздействовало
на ее новые чувства. Палатка была полна причин, по которым стоило жить. Но
Норисса взяла руки Медвина в свои, поцеловала их и слегка прикоснулась к
его разуму и к разуму Байдевина тоже вызовом Фелеи, который все еще звенел
в воздухе. Глаза Байдевина наполнились пониманием, и с помощью Медвина
Норисса встала и вышла из палатки.
Лишь только она появилась на открытом пространстве, ее тотчас же
принялись полосовать струи мерзкого дождя. Почти непроизвольно, не
задумавшись ни на секунду, Норисса подняла руку и произнесла только одно
слово. Дождь сразу перестал, и солдаты приветствовали ее дружными криками.
Норисса почти не заметила этого, она стояла на каменном мосту, вглядываясь
в гору камней на плато впереди. Там стояла в ожидании темная фигура
женщины с золотыми волосами, и Нориссу потянуло к ней.
"Хорошо, пусть это закончится здесь". Норисса прошептала молитву,
обращенную к тому из богов, кто склонен был ее выслушать, и почувствовала,
как ее существо следует ее стремлению навстречу Фелее.
Норисса поднялась высоко над землей. На вершине плоской, черной и
словно спекшейся скалы она встретилась лицом к лицу со своим врагом. Фелея
улыбнулась почти дружелюбно, спокойно стоя под ударами ветра. Ее бледная
красота особенно четко вырисовывалась на фоне черных грозовых туч.
- Ты быстро научилась пользоваться могуществом Компаньона, сестричка.
Очень жаль, что ты не успеешь насладиться своими крадеными сокровищами.
Это могущество должно было стать моим после смерти Бреанны, и я
намереваюсь забрать его у тебя. - Ее мягкий взгляд подчеркивал бритвенную
остроту угрозы, притаившейся в ее словах.
В любое другое время Норисса ослабела бы под этим взглядом, но теперь
она только улыбнулась в ответ:
- Что, если я добровольно отдам тебе Компаньона, тетя? Будет ли этого
достаточно? Утолишь ли ты свою жажду?
Фелея от удивления перестала улыбаться, и глаза ее настороженно
сузились. После недолгого молчания дружелюбие снова прозвучало в ее
голосе.
- Ну, разумеется, дитя мое! Обладая Компаньонами Л'ерита и г'Хайна я
бы владела, и малым, и великим. Мое кольцо власти стало бы совершенным.
- Ты уверена, что тебе этого хватит? - настаивала Норисса. -
Ограничишься ли ты одним кольцом? И тебе не захочется получить второе,
третье?.. Может быть, ты жаждешь обладать кольцом из колец?
Глаза Фелеи стали холодны как лед, и Норисса почувствовала жестокое
удовлетворение, услышав гневные нотки в словах Фелеи:
- Отдай мне то, что я ищу, и я пощажу твоих людей.
- А меня ты пощадишь, тетя?
Фелея бессильным жестом развела руками:
- Увы, дитя мое, это не в моей власти. Я должна перехватить
освободившегося Компаньона в момент твоей смерти.
Норисса почувствовала, как растет напряжение ее противницы. Пламя ее
собственного гнева тоже начинало разгораться, но следующие слова были
холодны как камень, на котором они стояли:
- Ты лжешь, Фелея! Даже нося в своем чреве дитя, моя мать сумела
пережить рассоединение с Компаньоном и остаться в живых. Почему должна
умереть я?
Последовала долгая тишина, глаза Фелеи почернели от ненависти.
- Потому что я так хочу!
Злая багровая волна ринулась на Нориссу. Она бы непременно сбросила
ее вниз, если бы Норисса не была заранее готова к нападению. Норисса
метнула навстречу этой волне свою собственную ярость и с такой силой, что
Фелея вынуждена была призвать Другого.
Норисса обернулась в сущность Корматха, и вместе они взмыли в
затянутое облаками небо.
38
Драконы!
Пэшет не отрываясь наблюдал за действом, разворачивающимся в небе над
его головой. Черные облака бороздили два чудовищных существа. Они летали
широкими кругами, пикируя и поднимаясь выше, причем каждый старался
подобраться к противнику со стороны уязвимого брюха. Мощные крылья со
свистом рассекали воздух, и драконы дерзко с вызовом ревели. Чудовище,
которое оседлала Фелея, внезапно резко накренилось, развернулось и
приблизилось к противнику снизу и сзади. Золотые с медными краями
полированные чешуи засверкали в свете пламени, вырвавшегося из пасти
дракона, и его тело блеснуло на фоне темных облаков как расплавленное
золото заката, выплеснувшееся в небо. Сгусток огня вылетел из горла
чудовища и попал в горло второго дракона. Дракон заревел от боли и стал
падать вниз, напоминая собой быстро стекающую со стекла поблескивающую
черноту. Снабженные на сгибах изогнутыми когтями крылья с усилием били
воздух, едва наполняясь стремительными ветрами, дующими над долиной, и
только совсем близко от земли падение дракона превратилось в неуклюжее, но
плавное скольжение. Пэшет успел заметить, что огромные черные крылья, тень
