- Проклятье! - в голосе Медвина зазвучал сильнейший гнев. Последние
свои слова он произнес намного тише, но его палец очень решительно и
сурово угрожал Байдевину. - У моей госпожи Бреанны было достаточно силы,
чтобы повергнуть Фелею одним ударом, но она предпочла умереть сама, чем
выпустить эту силу на свободу и погубить одного-единственного ребенка! - в
этом месте он погрозил Байдевину уже посохом. - Я знаю, как ты любишь
магию и волшебство, Байдевин, но запомни - эта власть развращает без
пощады и милосердия. Вспомни о тех разрушениях, которые причинила Фелея,
стремясь завладеть этим Знаком. И смотри, чтобы тебе не последовать ее
примеру!
Они долго и сердито смотрели друг на друга. Байдевин смотрел на
старого мага с вызовом, но именно он первым отвел взгляд и повернулся,
чтобы уйти. Медвин загородил ему дорогу посохом.
- Не торопись получить степень, Байдевин, - голос его прозвучал
неожиданно мягко, ни тени недавнего гнева не было в нем, - наслаждайся
своим ученичеством. Бремя мастера обрушится на тебя очень скоро...
Байдевин не мог подобрать достойного ответа, такого, чтобы не
прозвучал слишком грубо, а потому отошел от старого волшебника, не
проронив ни слова.
33
Отпив хороший глоток вина из третьего по счету кубка, Пэшет продолжал
наблюдать за тем, как готовится ко сну лагерь.
Всего несколько человек оставалось на виду. Крылатое чудовище
скрылось из вида много часов назад, но Пэшет хорошо понимал чувства своих
людей: большинство предпочло опасности быть застигнутыми летучим драконом
на открытом месте воображаемую безопасность под пологами палаток.
Пэшет не испытывал подобного страха, но в мозгу его было почти так же
темно, как и у многих солдат. Перед глазами снова и снова вставала картина
гибели Джаабена, а боль в руках то совершенно стихала, то снова
пронизывала его острыми иглами. Сейчас боль успокоилась, и вино помогало
ему с удобством коротать время. Только одно отравляло его пьяное
спокойствие...
С самого момента прибытия на место Пэшет постоянно наблюдал за
подвесной кроватью, которую неусыпно стерегли четверо адептов. Когда был
воздвигнут шатер Тайлека, адепты поместили своего господина внутрь, а один
из них остался на часах перед входом.
Если бы не эти четверо... Пэшет вздохнул и потребовал еще вина. Он
упустил свой шанс. Вскоре после того, как были установлены шатры Фелеи и
Тайлека, служанка Фелеи подошла к сторожившему вход адепту и заговорила с
ним, и Тайлека тут же отнесли в шатер госпожи. Пэшет незаметно вошел в
палатку Фелеи вслед за ними и тихо встал у входа.
Когда подвесную кровать опустили у ног Фелеи, Пэшет с трудом заставил
себя поверить в то, что эта штука на кровати может быть живой. Тайлек
напоминал своим внешним видом один из множества незахороненных трупов в
пещерах пустыни Дринлар: высохшая кожа, казалось, была натянута прямо на
кости скелета, сухожилия напоминали темные тени, оплетающие кости,
натянувшаяся на черепе кожа заставляла его постоянно держать открытым
беззубый рот. Плащ колдуна исчез, и он был укрыт тонкой шерстяной тканью.
Мука, которая виднелась в его мутных глазах, была единственным при знаком
того, что Тайлек еще жив.
Фелея при виде его нахмурилась, как хмурится мать, отчитывая
непослушного сына. Его талисман лежал у нее на коленях, и золотая цепь его
была снова цела.
- Ах, любимый, - проворковала она, - наглость и амбиции - это хорошее
подспорье против любого противника, за исключением твоей королевы. Я
уверена, что теперь ты это хорошо понял.
Вместо ответа волна крупной дрожи пробежала по всему телу Тайлека.
Фелея с неожиданной нежностью наклонилась над высохшим телом и вложила в
его скрюченные пальцы медальон. Узловатые пальцы мгновенно сжались.
Упругая молодая кожа появилась на запястье, на предплечье руки и быстро
распространялась все выше и дальше, высохшие члены округлились, стали
упругими и сильными мышцы. Тайлек оживал так же быстро, как съеживался и
усыхал. Лишь только превращение было закончено, Тайлек сел. Один из
адептов сделал шаг вперед и набросил на плечи своего господина его черный
плащ, расшитый серебряными и ярко-алыми нитями. Не произнеся ни слова,
Тайлек опустился перед Фелеей на колени и так стоял, сотрясаемый
подобострастным трепетом.
В улыбке Фелеи Пэшету почудилось удовлетворение, вызванное
покорностью Тайлека. Затем взмахом руки она отпустила колдуна и всех, кто
находился в ее шатре.
И теперь, много часов спустя, Пэшет все продолжал смотреть на шатер
колдуна сквозь опрокинутый полог своей палатки. Ему приходилось напрягать
зрение, чтобы сосредоточиться на черной фигуре адепта перед входом. Ему
казалось, что фигура эта постепенно тает в тусклой красноватой дымке.
Порывы ветра вздымали с земли клубы пыли и еще сильнее мешали его
наблюдениям, скрывая шатер и все, что происходило вокруг него.
Некоторое время спустя Пэшет заметил над шатром Фелеи ярко-красную
точку. Туча росла, клубилась, словно вскипая и разбрасывая сверкающие
искры, вставая ярким пятном на фоне темного неба. Пламя факелов и костров
подпрыгивало, стараясь дотянуться до этой тучи. Тонкий, неистовый и
пронзительный вой заставил Пэшета выбежать из палатки. Вокруг него
поспешно покидали свои палатки солдаты его армии, в их выкриках звучал
неприкрытый страх.
Над палатками красная туча сгустилась и превратилась в огненный шар.
Сверкнула малиновая молния, и над равниной прокатился удар грома. Ветер
стих, и с неба закапали тяжелые и маслянистые капли дождя.
Пэшет забился в свою палатку, слишком усталый, чтобы делать что-то.
Его сил хватило лишь на то, чтобы терпеть боль. Обожженные руки снова
начали кровоточить.
34
Дождь продолжался всю ночь. Он падал с неба темной стеной, очень
быстро уничтожая снежный покров, так что вскоре почти повсюду обнажился
скалистый рельеф горного склона. Байдевин сомневался, что в такую погоду
даже Тайлек осмелится повести свои войска через узкий мост, но Боср
настоял на том, чтобы наблюдение продолжалось и все они по очереди несли
вахту при входе в пещеру, стараясь, впрочем, не выходить под дождь из-под
прикрытия каменного коридора. Все они были людьми, привычными к походной
жизни и ее трудностям, включая сюда и ночевки под дождем, но этот ливень
был не совсем обычным. Несмотря на сильный холодный ветер, вода, льющаяся
с небес, казалась теплой. Большие теплые капли, попадая на кожу, оставляли
на ней маслянистую неприятную пленку, липкую и вызывающую раздражение.
Отстояв на часах положенное время, Байдевин прилег и попытался
заснуть. Он действительно задремал, но часто просыпался от неприятных
сновидений, подробности которых он уже не помнил, вздрагивая при звуках
далеких воображаемых голосов. В конце концов он оставил все попытки
отдохнуть и, выбравшись из-под полога, заново разжег огонь в очаге.
Ближе к утру Илла выбралась из своей комнатки, протирая глаза.
Отложив в миску жаркое, она подобрала оставшийся хлеб. Байдевин сопроводил
ее до того места, где коридор, ведущий к комнатам Иллы и Нориссы,
заворачивал. На его вопрос о Нориссе Илла вздохнула, и на ее юном лице
появилось немалое беспокойство.
- Госпожа всю ночь не спала, все сидит читает записки матери. - Илла
посмотрела на миску с едой. - Может быть, если она немного поест, так и
отдохнуть сможет.
Байдевин смотрел, как она скрылась за углом коридора, и вернулся к
очагу. Когда начали просыпаться остальные, он вышел и отправился к
Норвику, который нес караул у входа в пещеру. Вместе они наблюдали, как
наступает хмурое утро и как сереет чернота ночи. Солнце так и не
появилось, и дождь не перестал.
Через некоторое время до них донеся топот ног, и из тоннеля показался
мчащийся во весь дух Кей.
- Госпожа велела, чтобы все шли к ней! - сообщил он, слегка
задыхаясь.
Байдевин достиг главной пещеры раньше Кея и Норвика. Норисса стояла
перед алтарем из черного камня. В мягком сером платье, которое она надела
вместо своего изодранного прежнего одеяния, она выглядела еще более
бледной и уязвимой. Блестящие черные волосы были тщательно расчесаны и
свободно свисали почти до колен. Их цвет только подчеркивал темные круги
под глазами - признак усталости, хотя сами глаза сверкали решимостью.
Ее взгляд испугал Байдевина. Неужели это та же самая девушка, которая
еще вчера вечером прыгала от радости, исполнив, наконец, свое главное
желание? И он попытался дотянуться до Нориссы при помощи "неслышной речи".
Часть Нориссы приветствовала это, но затем поспешила дальше. Ее мысли
были полны загадками и недоуменными вопросами, которые то кружились на
одном месте, то устремлялись вдаль, складываясь в какие-то умозаключения и
неопределенные предвидения, до которых было все равно не дотянуться.
Байдевин прикоснулся к целому букету разнообразных эмоций, начиная от
радостного восхищения и горького сожаления и кончая желчным привкусом
пресыщения старыми и новыми страхами. Откуда-то в нее вливалось знание,
она владела множеством магических секретов, обладая такой могучей силой,
что одно только лишь легкое прикосновение к ней едва не заставило
Байдевина задохнуться, как от сильного удара. Как он ни старался, он не
смог разобраться ни в одном из этих магических секретов, одна лишь сила
приветствия заставила его мысли вернуться к нему.
Когда все собрались, Норисса тихо обратилась к ним:
- Я многое узнала, с тех пор как мы оказались здесь, но еще больше
мне предстоит узнать. Вскоре я покину вас, чтобы завершить это дело, -
взмахом руки она быстро восстановила тишину, погасив волну их возражений.
- Это я должна доделать одна, а у меня остается мало времени. Начиная с
этого момента, я должна полностью положиться на вас и на других, которые
будут охранять меня все это время.
- Какие это "другие"? - раздался громкий хор голосов, в котором
выделялся голос Байдевина.
Вместо ответа Норисса повернулась и прошла за алтарь туда, где в
глубине пещеры клубилась дымная стена.
Все последовали за ней, и Байдевин, даже не зная, чего ожидать, вновь
оказался не готовым к ощущению леденящего холода, который пронизал зал.
Его товарищи жадно хватали ртами воздух и корчились от холода, но Норисса,
казалось, ничего не ощущала.
Она шагнула в туман. Его стена чуть отступила перед ней и вдруг
стремительно исчезла, унося с собой холод, словно втянутая ноздрями
невидимого божества.
Перед ними стояла целая армия, но она была из камня.
Вырезанные из сверкающего черного камня фигуры солдат были выстроены
шеренгами по девять человек, и число этих рядов терялось в полумраке
пещеры. Каждый воин стоял в положении "смирно", с оружием в руке, устремив
взгляд в какие-то никому другому не видимые дали. Каждая статуя была как
застывшее совершенство, каждая - творение мастера, во всех мельчайших
деталях и подробностях. Плечом к плечу, грозно и неподвижно стояли
побывавшие в сражениях воины, словно живые.
Байдевин услышал удивленное восклицание Босра. Вождь повстанцев
сделал несколько шагов и прикоснулся к статуе офицера, стоящей чуть
впереди солдат.
- Не может быть! Это Сэрел!
Медвин и Бремет окружили Босра, и на лице каждого было написано
выражение недоверия. Байдевин и Норвик тоже приблизились и встали по
сторонам Нориссы.
- Что это такое? - спросил Норвик.
