римлянина?
Николан отмел это предположение.
- У тебя короткий нос, Эппий, и ты не видишь дальше него. В честь
римлянина закатят пир, а потом отпустят его домой.
Эппий громко расхохотался.
- Дурак ты, Тогалатий! - он скрылся в сторожке, но тут же высунулся
вновь. - Из-за твоей глупости я чуть не забыл о главном. Я должен передать
тебе приказ. По прибытии ты должен незамедлительно предстать перед великим
ханом.
Когда Николана ввели в спальню, Аттила сидел на кровати в шерстяных
шароварах. Он с трудом подавил зевок.
- Что ты мне скажешь?
Николан передал ему списки. Аттила первым делом посмотрел на число
лошадей.
- Согласен, - наконец, изрек он. - Это большая контрибуция. Излишняя
жадность ни к чему. Будут и другие войны.
- Черный жеребец Мацио отправлен на скачки в Эпир, - добавил Николан.
- Невелика потеря. Скаковая лошадь очень своенравна и не годится для
кавалерийского боя. Старик обещает тебе первых четырех жеребят от
Хартагера. По одному для каждого из твоих сыновей, великий Танджо. Я
привез тебе двух его лучших коней, которых он просит тебя принять в
подарок.
Император гуннов пристально всмотрелся в Николана.
- Мне доложили, что на юг на черном жеребце уехала женщина. Молодая
женщина с золотыми, как солнце над пустыней, волосами. Мои разведчики
видели ее лишь мельком. Караван, в котором она находилась, быстро свернул
с дороги, словно они не хотели, чтобы их видели. Но разведчики в один
голос утверждают, что она прекрасна. Там действительно была женщина? Она
ли та жена, которую я ищу? Или это видение, посланное Ими? - Аттила
полагал, что владыки потустороннего мира наблюдают за ним и всегда готовы
вознаградить или наказать его за совершенные деяния. Он покачал головой. -
Нет, нет. Если бы Они намеревались что-то пообещать мне, видение послали
бы мне. Так кто она?
- Женщины часто выглядят прекрасными издали, но с уменьшением
расстояния до них быстро теряют красоту.
- Тут другой случай. Мои люди клянутся, что никогда не видели такой
женщины. Если она из плоти и крови, я должен ее найти. Я уверен, что она
одна достойна разделить со мной трон, на который я усядусь в Риме.
Аттила потянулся, вновь зевнул. Нахмурился.
- А может, я все-таки человек? И мне не чужды человеческие слабости?
Да, я провел с женщиной всю ночь. Но раньше меня это не утомляло. Почему
же сейчас мне хочется спать, как жениху после свадебной ночи? - он поднял
руку. - Я устрою Аэцию роскошный прием. Приму его, как императора. Закачу
пир. Не такой, конечно, как устраивали в честь Дионосия. Без обильных
возлияний... Видишь? Греки называют меня необразованным варваром, а я знаю
все об их женоподобных божествах... От моего пира на языке моего друга
детства останется иной привкус, - он вновь посмотрел на Николана. - Я
хочу, чтобы ты при этом присутствовал. Тебе будет отведена особая роль.
Когда двое друзей расположились в отведенной им комнате, вопросы
начал задавать Ивар.
- Неужели этот человек сошел с ума, отдавая себя в руки Аттилы?
- Возможно, он безумен, но скорее мудр. Точно сказать не могу. Аэций
уверен, что у него сильная позиция и Аттила не посмеет разделаться с ним.
Он полагает, что может много добиться личной встречей с правителем гуннов.
Возможно, надеется отговорить Аттилу от похода на Рим, предложив повести
армии в другом направлении, на Константинополь, в Северную Африку или
против вестготов в Галлию. В наихудшем варианте он хочет узнать, какие
действия намерен предпринять Аттила. Видишь ли, вестготы ненавидят гуннов
и, скорее всего, ударят по ним, если армии Аттилы двинутся на Италию. Так
что великий хан стоит перед трудным выбором. Оставить открытым фланг или
сначала ударить по Галлии. А уж потом, разделавшись с ней, идти на Рим.
Вот Аэций и не может спать по ночам, гадая, каковы планы Аттилы. Он не
может решить, где собирать войска, не зная направления основного удара
гуннов. Думаю, он едет сюда, чтобы разобраться, что к чему.
Те же вопросы задавались по всему бурлящему городу. Мужчины,
переваливающиеся на кривых ногах по узким улочкам, и полные темноглазые
женщины, выглядывающие из окон, все хотели знать, какая участь ждет
смелого римлянина, решившегося сунуть голову в львиную пасть. Все они
пребывали в убеждении, что их вождь в полной мере воспользуется
представленной возможностью. Более всего им хотелось увидеть отрубленную
голову Аэция, поднятую на пике над городскими воротами.
Но голова диктатора Рима гордо сидела у него на плечах, когда он
прибыл в столицу гуннов в окружении горстки всадников. Он обратился к
начальнику караула на языке гуннов и не выразил ни малейшего
неудовольствия, когда встретил его не Аттила, а Онегезий. Не испортили ему
настроения и долгие часы, проведенные в одиночестве в маленьком домике
неподалеку от Двора императорских жен. Он заранее знал, на что идет.
Но на душе у него, несомненно, полегчало, когда вечером его ввели в
большой обеденный зал дворца Аттилы. Император гуннов превзошел самого
себя. Все захваченные ранее трофеи были выставлены напоказ. Стены украшали
знамена, гобелены, молитвенные коврики. Столы сверкали золотом и серебром.
Среди гостей восседали восемь королевских особ. Тут были военачальники и
министры, богатые купцы и церковные иерархи. Нашлось место в зале и
женщинам. Разумеется, не женам, до этого дело не дошло, но разодетым
куртизанкам, доставленным чуть ли не из Константинополя. Аттилу они,
впрочем, разочаровали, поскольку золотоволосых среди них не нашлось.
Вспоминая дни, проведенные в юности заложником при дворе дяди Аттилы,
Аэций не мог не подивиться усилиям, затраченным ради того, чтобы прием
произвел на него впечатление. А узнав одну из женщин, подумал: "Куда еще
занесет мою маленькую Палшру?"
Ни одного из королей не пригласили занять пустующий стул у стоящего
на возвышении столика Аттилы. Именно на него и усадили Аэция. Аттила
поздоровался с ним, но не слишком приветливо. Оглядев зал, он узнал
несколько лиц, помимо вышеуказанной дамочки. Настроение Аэция поднялось.
Он понял, что шансы на благополучное возвращение возросли.
- Говори! - молвил Аттила. - Ты же за этим пришел.
- Да. Я пришел поговорить. Помнится, в прошлом я говорил очень много.
А из тебя приходилось выжимать слова. Ты сидел и смотрел на меня, держа
свои мысли при себе.
- Ты не испытывал ко мне ничего, кроме презрения.
Последовала долгая пауза.
- Это так, - признал Аэций. - Я злился. Негодовал. И никогда не
простил отца за то, что он позволил выбрать меня в заложники.
- А я ненавидел тебя, - буднично заметил Аттила. - Ты был высок
ростом, хорошо одевался. Женщины восхищались тобой. Ты многое знал, а я
даже не научился читать. Ненависть моя с годами только усилилась.
Аэций кивнул.
- Если б не моя уверенность в том, что ты меня ненавидишь, я бы
никогда не решился приехать к тебе.
Аттила воззарился на своего гостя.
- Где же логика? Или вы, римляне, привыкли так изъясняться. Я тебя не
понимаю.
В зале ели, пили, разговаривали, смеялись, но все взгляды
сосредоточились на двух мужчинах, встретившихся при столь необычных
обстоятельствах, ибо они могли решить судьбу мира.
- Все просто, - ответил римлянин. - Позволь объяснить. Через пять лет
и Аттила, и Аэций скорее всего будут лежать в земле. Ты можешь пасть в
битве или твой организм не выдержит таких нагрузок. Я же, наверное, как
Цезарь, паду под ударами ножей заговорщиков. Угроза покушения постоянно
висит надо мной. То, что случится с нами в ближайшие несколько лет,
однако, не поставит на нас точку. В последующие столетия люди будут
изучать историю этих драматических дней и они обязательно зададутся
вопросом, а что за человек был этот завоеватель Аттила, чем отличался от
других этот выскочка Аэций. Я знаю, как ты горд, о Аттила. Ты не хочешь,
чтобы будущие поколения полагали тебя варваром. Ты не позволишь, чтобы они
говорили, что ты смертельно боялся меня, потому и убил. Нет, нет! Твоя
гордость требует, чтобы ты доказал свое превосходство над ненавистным
Аэцием на поле брани. Твоя ненависть ко мне столь велика, что я без боязни
могу вверить себя в твои руки.
Сидящие в зале почувствовали нарастающее напряжение. О еде все
забыли, захваченные разыгрывающимся перед ними спектаклем. Разговоры сошли
на нет, тишину нарушали только шаги слуг.
Слова Аэция поразили Аттилу. Римлянин попал в точку. Выходило, что
Аэций прекрасно знает своего смертельного врага. Да, он с удовольствием
приказал бы убить Аэция. Но радость была бы недолгой. Разве могла
сравниться его смерть с великим триумфом, который ждал его в случае победы
над армией Рима? Уродливый тугодум должен одержать вверх над утонченным
красавцем. Убив Аэция, он лишал себя этого триумфа.
Аттила кивнул.
- Ты прав. Я слишком ненавижу тебя, чтобы убить прямо сейчас.
- Тогда я продолжаю говорить, как ты и хотел. Мне многое надо сказать
тебе. Прежде всего, я приехал сюда в надежде, что нам удастся спасти мир
от вселенской резни. Мы обязательно сойдемся в бою, ты и я, но надо ли с
этим спешить? Не использовать ли сначала имеющиеся в нашем распоряжении
силы для захвата более легкой добычи?
Аттила пренебрежительно глянул на римлянина, сидящего рядом с ним в
белоснежной тоге.
- Я, младший племянник в роду моего дяди, правлю теперь половиной
мира. Земель у меня больше, чем у Великого Александра. Всего этого я
достиг упомянутой тобой резней. Ты, мой Аэций, владыка Рима. Чем ты
прокладывал путь наверх? Тем же мечом.
- Нет, нет, я не владыка Рима. Я служу императору Валентиниану.
Аттила, более честный из двоих, нетерпеливо повел плечами.
- Тогда зачем ты здесь, если считаешь себя слугой этого глупого
отпрыска родителей-дегенератов? У меня нет времени беседовать с пешками. В
твоей власти принимать решения? Если нет, ты напрасно отбираешь у меня
драгоценные минуты, а этого я простить не смогу.
Аэций замялся. Он привык к более тонким дипломатическим переговорам,
и прямота гунна смущала его.
- Я могу принимать решения, - наконец, ответил он.
Аттила откинулся на высокую спинку стула, вытянул ноги под столом.
- Тогда говори.
И Аэций высказал ему тщательно подготовленные предложения. Он не стал
указывать, что Константинополь взять куда проще, чем Рим, но намекнул, что
византийская слива уже совсем созрела. Более прямо он высказался в
отношении Северной Африки. Там было где развернуться завоевателю, и
римляне и гунны могли бы действовать сообща, как союзники. Он даже изложил
Аттиле развернутый план кампании.
Гунн молча слушал. Когда аргументы римлянина иссякли, он встал.
- Во-первых, нам надо решить некоторые спорные вопросы, - он оглядел
зал, пока не увидел обращенное к нему лицо Николана. Знаком приказал тому
подойти.
Николан с неохотой повиновался, уверенный, что бывший хозяин узнает
его, и предвидя малоприятные последствия.
Лицо Аэция закаменело, когда он взглянул на Николана.
- Я его знаю. Он мой раб. Несколько лет тому назад он сбежал из моего
римского дворца. Я не верил, что раб может покинуть Италию живым, и не
сомневался, что его убили.
- Ты требуешь вернуть его?
- Естественно. Он принадлежит мне.
- Тогда я отдам его тебе. Делай с ним, что захочешь. Распни на кресте
в назидание другим рабам. Или заставь работать на себя. Пользы он может
принести много.
