старушке из "ситроена" и даме из "болье"; девушка из "дофина" отнесла этим
женщинам два шотландских пледа, а инженер предложил всем желающим свою
машину, которую в шутку назвал "спальным вагоном". К его удивлению,
девушка из "дофина" приняла предложение и провела эту ночь на диване
"четыреста четвертого"
вместе с одной из монахинь; другая устроилась в "двести третьем"
вместе с девочкой и ее матерью, а отец девочки переночевал прямо на
дороге, завернувшись в плюшевое одеяло. Инженеру не спалось, и он коротал
ночь, играя в шашки с Таунусом и его приятелем; через некоторое время к
ним присоединился крестьянин из "ариана", они поговорили о политике и
выпили несколько глотков водки, которую крестьянин вручил Таунусу сегодня
утром. Ночь прошла неплохо; посвежело, между облаками блеснули звезды.
На рассвете их стало клонить ко сну - стремление оказаться под кровом,
рождавшееся с первым неясным светом зари. Таунус уснул рядом с сынишкой на
заднем сиденье машины, его приятель и инженер устроились на переднем. В
промежутках между двумя сновидениями инженеру показалось, что он слышит
где-то далеко крики и видит смутный свет; руководитель другой группы,
навестивший их, рассказал, что машин на тридцать вперед возник пожар,
виновником оказался какой-то человек, пытавшийся тайком сварить себе
овощи. Таунус пошутил по поводу происшествия и, обходя машины,
интересовался, как прошла ночь, но ни от кого не ускользнуло, что он хотел
сказать. Тем утром колонна двинулась очень рано, и пришлось
пошевеливаться, чтобы поставить на место сиденья и надеть чехлы, но
поскольку это надо было делать всем, почти никто не терял терпения и не
нажимал на гудки. К полудню продвинулись вперед более чем на пятьдесят
метров, и справа от дороги проступили очертания леса. Те, кто в этот
момент мог добраться до опушки и понежиться в тени, вызвали всеобщую
зависть. Может, там был ручей или колонка с питьевой водой. Девушка из
"дофина" прикрыла глаза и размечталась - о душе, о струйках, бьющих по шее
и спине, сбегающих по ногам; инженер, краем глаза наблюдавший за ней,
увидел, как две слезы скатились у девушки по щекам.
Таунус навестил "ситроен" и тотчас же отправился на поиски женщин
помоложе, которые могли бы присмотреть за старушкой, почувствовавшей себя
плохо. В третьей группе позади был врач, и солдат побежал за ним. Инженер,
который насмешливо, но благожелательно следил за стараниями ребят из
"симки" загладить свою вину, понял, что сейчас удобный момент предоставить
им эту возможность. Брезентом от туристской палатки ребята прикрыли окна
"четыреста четвертого", и спальный вагон превратился в санитарную машину,
где старушка могла лежать в относительной темноте. Муж улегся рядом с нею
и взял ее за руку, и их оставили наедине с врачом.
Затем старой женщиной, которой стало лучше, занялись монахини, и
остаток дня инженер развлекался, как мог, - навещал другие машины и
отдыхал в машине Таунуса, когда солнце жгло особенно немилосердно; только
трижды пришлось ему бежать к своему автомобилю - старики там, кажется,
уснули, - чтобы провести его вместе со всей колонной до следующей
остановки. Когда наступила ночь, они все еще не поравнялись с лесом.
К двум часам ночи температура упала, и те, у кого нашлись одеяла,
радовались, что могут закутаться. Поскольку колонна вряд ли могла
двинуться до рассвета (что-то такое носилось в воздухе, в дуновении
ветерка, набегавшего от горизонта, до которого недвижно стояли в ночи
машины), инженер и Таунус сели покурить и побеседовать с крестьянином из
"ариана" и солдатом. Расчеты Таунуса уже не оправдались, он откровенно это
признал; утром придется чтото предпринять, чтобы добыть еще провизии и
питья. Солдат отправился к руководителям соседних групп - те тоже не
спали; понизив голоса, чтобы не разбудить женщин, они решали, что делать.
Опросили представителей самых отдаленных групп, в радиусе восьмидесяти
или даже ста автомобилей, и убедились, что положение у всех одинаковое.
Крестьянин хорошо знал местность; он предложил послать на заре двоих или
троих молодых людей купить продовольствие на близлежащих фермах, а Таунус
занялся подбором водителей для машин, которые на время этой вылазки
лишатся хозяев.
Мысль была удачной, и среди присутствующих легко собрали деньги;
решили, что крестьянин, солдат и приятель Таунуса пойдут вместе и захватят
с собой все имеющиеся сумки, сетки и фляжки. Руководители других групп
вернулись к себе организовать такие же экспедиции, а на рассвете все
рассказали женщинам и приняли необходимые меры, чтобы колонна могла
двигаться дальше. Девушка из "дофина"
сообщила инженеру, что старушке стало лучше и она хочет вернуться к
себе в "ситроен", в восемь пришел врач - он не обнаружил ничего такого,
что мешало бы старикам вернуться в свой автомобиль. Так или иначе, Таунус
решил оставить "четыреста четвертый" на роли санитарной машины; молодые
люди забавы ради соорудили флажок с красным крестом и укрепили его на
антенне автомобиля. Уже некоторое время люди предпочитали пореже выходить
из машин; температура все падала, и в полдень хлынул проливной дождь,
вдали засверкали молнии. Жена фермера стала поспешно подставлять под струи
воды пластмассовый кувшин, чем особенно развеселила ребят из "симки".
Наблюдая за этой картиной и склонившись над раскрытой на руле книгой,
которая его не слишком интересовала, инженер задавал себе вопрос, почему
экспедиция так долго не возвращается; немного позже Таунус тихонько
пригласил его к себе в машину и, когда они уселись внутри, сообщил, что их
постигла полная неудача.
Приятель Таунуса пояснил: на фермах либо никого не было, либо хозяева
отказывались что бы то ни было продавать, ссылаясь на правила ограничения
частной торговли и подозревая в покупателях инспекторов, которые
воспользовались обстоятельствами, чтобы произвести проверку. Несмотря на
все, им удалось добыть немного воды и кое-какие продукты, возможно, они
были украдены солдатом - тот только улыбался и в подробности не входил.
Разумеется, пробка скоро рассосется, однако провизия, которой они
располагали, не слишком подходит для двоих детей и старухи. Врач, в
половине пятого навестивший больную, устало и раздраженно сказал Таунусу,
что и в его, и в других группах та же картина. По радио сообщили о срочных
мерах, принимаемых для разгрузки шоссе, но, кроме одного вертолета,
который ненадолго показался над ними к вечеру, не было заметно никаких
других признаков деятельности. Тем временем становилось все холоднее, и
люди, казалось, ждали наступления ночи, чтобы закутаться в одеяла и
скоротать во сне еще несколько часов ожидания. Сидя в своем автомобиле,
инженер слушал, как торговый агент рассказывал девушке из "дофина"
анекдоты, вызывая у нее принужденный смех. С удивлением увидел инженер
даму из "болье"
- она почти никогда не покидала свою машину - и отправился узнать, не
надо ли ей чего, но дама просто интересовалась новостями и завела разговор
с монахинями. Какая-то непонятная, невыразимая тяжесть стала угнетать их к
вечеру; сна ждали с большим нетерпением, чем сообщений - обычно
противоречивых или ложных.
Приятель Таунуса незаметно для других посетил инженера, солдата и
владельца "двести третьего". Таунус извещал их, что экипаж "флориды"
только что дезертировал: один из молодых людей из "симки" увидел пустую
машину и стал разыскивать ее хозяина, чтобы вместе с ним убить время.
Никто не был хорошо знаком с толстяком из "флориды", который так бурно
возмущался в первый день, а потом умолк и, подобно хозяину "каравеллы",
больше не раскрывал рта.
Когда к пяти утра не осталось ни малейшего сомнения, что Флорида, как,
дурачась, называли его ребята из "симки", дезертировал, взяв с собой
ручной саквояж и бросив в машине чемодан, набитый рубашками и нижним
бельем, Таунус решил, что один из ребят будет управлять покинутой машиной,
чтобы не застопорить все движение.
Это бегство во тьме вызвало у всех смутное раздражение, и люди
задавались вопросом, как далеко мог уйти Флорида напрямик через поля. И
для других эта ночь оказалась ночью серьезных решений; растянувшись на
диване своей машины, инженер прислушался - ему почудился какой-то стон, но
он подумал, что это солдат и его жена, - стояла глубокая ночь, и в такой
обстановке их в конце концов легко было понять. Потом он поразмыслил и
приподнял брезент, закрывавший заднее стекло; при свете скудных звезд он,
как всегда, увидел в каком-то полуметре от себя ветровое стекло
"каравеллы", а за ним словно прильнувшее к нему и несколько странно
повернутое, перекошенное судорогой лицо человека. Стараясь не шуметь,
инженер вышел в левую сторону, чтобы не разбудить монахинь, и оглядел
"каравеллу". Потом разыскал Таунуса, а солдат побежал за врачом.
Так оно и было, этот человек покончил самоубийством, приняв какойто яд;
несколько строчек карандашом в записной книжке и письмо к некой Иветт,
покинувшей его во Вьерзоне, говорили сами за себя. К счастью, привычка
спать в машинах достаточно укоренилась (по ночам было уже так холодно, что
никому не приходило в голову остаться на улице), и поэтому никого не
занимало, что другие ходят между машинами или проскальзывают к обочине
облегчиться. Таунус созвал военный совет, врач согласился с его
предложением. Оставить труп на обочине шоссе значило подвергнуть тех, кто
едет сзади, тяжелой психической травме; если оттащить его подальше в поле,
можно вызвать столкновение с местными жителями, которые в прошлую ночь
поколотили молодого человека из другой группы, отправившегося за
провизией. У крестьянина из "ариана" и владельца "DKW" имелось все
необходимое, чтобы герметически закрыть багажник "каравеллы". Когда они
начинали работу, к ним подошла девушка из "дофина" и, дрожа, вцепилась в
руку инженера. Он тихонько рассказал ей о случившемся и, уже несколько
успокоенную, проводил обратно в машину. Таунус с товарищами положили тело
в багажник, а владелец "DKW" при свете фонарика, который держал солдат,
принялся орудовать изоляционной лентой и тюбиками с клеем.
Поскольку жена "двести третьего" умела водить машину, Таунус решил, что
ее муж возьмет на себя "каравеллу", стоявшую справа от "двести третьего",
а утром девочка обнаружила, что у ее папы есть еще одна машина, и часами
развлекалась и играла, переходя из одной в другую, и даже перенесла часть
своих игрушек в "каравеллу".
Впервые холод стал ощущаться также и в полдень, и никто уже не думал
скидывать пиджак. Девушка и монахини составили список имевшихся в группе
пальто и других теплых вещей. Кое-кто неожиданно обнаружил у себя в
чемоданах, в автомобилях пуловеры, одеяла, плащи или легкие пальто. Их
тоже переписали и распределили. Снова вышла вся вода, и Таунус послал
троих из своих подопечных, в том числе инженера, наладить связи с местными
жителями. Трудно сказать почему, но их сопротивление было повсеместным;
стоило сойти с шоссе, как откуда-нибудь обрушивался град камней. Ночью
кто-то запустил в машины косой - она ударилась о крышу "DKW" и упала рядом
с "дофином". Торговый агент побледнел и не двинулся с места, но американец
из "десото" (не входивший в группу Таунуса, но пользовавшийся всеобщей
симпатией за остроумие и веселый смех) выскочил из машины, схватил косу и,
покрутив ею над головой, швырнул обратно в поле, послав вслед громкое
проклятье. Таунус, однако, полагал, что не стоит обострять враждебность;
может быть, им еще удастся выйти за водой.
Уже никто не вел счет метрам, на которые они продвинулись в эти дни.
Девушка из "дофина" полагала - на восемьдесят или двести; инженер был
настроен менее оптимистически, но развлекался тем, что продлевал и
усложнял подсчеты своей соседки и время от времени делал попытки отбить ее
у торгового агента из "DKW", который ухаживал за ней на свой,
профессиональный лад. В тот же вечер молодой человек, которому поручили
"флориду", пришел к Таунусу и сообщил, что владелец "форда-меркури"
предлагает воду по дорогой цене. Таунус отказался, но к вечеру монахиня
