"традициями" - его папа был достаточно авторитетным подводчиком. Краюшкинсын
служил в электротехнической военной школе и "домушничал" только в нерабочее
время. Его часто приглашали как электрика в разные богатые квартиры сделать
проводку - Краюшкин как следует осматривался, а позднее проникал в
намеченную квартиру. За один только год он совершил около 50 краж. Попавшись
на пустяке, Краюшкин начал "косить" под больного и сбежал из госпиталя.
Сразу же после побега он обворовал квартиру графа Нирода и эмигрировал в
Америку, прислав начальнику уголовной полиции письмо с извинениями и
просьбой не препятствовать его жене с дочкой приехать к нему - навсегда...
Жену никто, задерживать не стал.
Воры крайне редко шли на убийства и насилие - исключения, конечно,
бывали, ну так "в семье не без урода". В 1880 году начал свою воровскую
карьеру сын титулярного советника Николай Митрофанов, учившийся сначала в
коммерческом училище, а потом в техническом училище морского ведомства. Этот
хорошо образованный молодой человек в 1885 году был судим как член большой
воровской шайки. Отбыв наказание, Митрофанов вернулся летом 1887 года в
Петербург и продолжил преступную карьеру - "домушничал" в основном. Но
однажды он вознамерился обокрасть квартиру, где горничной служила его
любовница - Анастасия Сергеева, которая пыталась помешать своему ухажеру.
Митрофанов перерезал Сергеевой горло столовым ножом и обобрал квартиру
дочиста... Его поймали и приговорили к 20 годам каторги.
Однако в 1901 году Митрофанов бежал и вынырнул в Питере под видом бравого
казачьего офицера, чью грудь украшали два Георгиевских креста. (Любопытно
вот что, - оказалось, что эти кресты были не крадеными, а действительно
заслуженными Митрофановым во время "китайской войны", где он отличился под
псевдонимом "доброволец Николай".) Полиция арестовала его, проникнув под
видом водопроводчиков в квартиру его новой любовницы - мещанки Утробиной.
Митрофанов вновь был отправлен на Сахалин, где работал часовщиком,
телефонистом и даже дирижером оркестра... Он несколько раз пытался бежать,
но его все время ловили, и в конце концов Николай Митрофанов сгинул на
каторге окончательно.
Особняком в воровском сообществе стояли "городушники" - магазинные воры,
"работавшие" прямо на глазах продавцов и покупателей. Дело в том, что
"городушники" обычно не воровали в тех городах, где жили постоянно, а
приезжали гастролировать - естественно, местные воры, хоть и вынуждены были
считаться со своими иногородними собратьями, но все же особой привязанности
к чужакам не испытывали и при удобном случае "капали" на них в полицию.
24 октября 1900 года в Петербург прибыла шайка "городушников" из Варшавы,
возглавляемая опытным рецидивистом Валентием Буркевичем. При Буркевиче были
три девушки - Констанция Робак, Антонина Гурная и известная варшавская
воровка Текла Макаревич. Вся эта команда сначала украла два бобровых
воротника в меховом магазине петербургского городского головы Лелякова на
Большой Морской, а потом направилась в Гостиный двор в магазин золотых вещей
Митюревой, где при попытке украсть футляр с дорогими серьгами воров
задержали и передали полиции. Большие срока тогда были редкостью - Буркевича
сослали на 4 года в арестантские роты, Гурная получила 3,5 года тюрьмы, а
Розбак отделалась 3 месяцами ареста... Особую касту составляли конокрады,
которые, как ни странно, были наиболее организованны из всех категорий
воров. За ними стояла давняя и прочная традиция. Приемы и навыки
конокрадства начали складываться аж в XVII веке и передавались из поколения
в поколение, что позволило организации конокрадов превратиться в некое
"государство в государстве". Эта воровская профессия была, пожалуй, одной из
самых рисковых в дореволюционной России - как правило, пойманных конокрадов
убивали прямо на месте крестьяне и извозчики, для которых лошади были
единственным средством заработать на пропитание. Конокрады одними из первых
научились вовлекать в свою деятельность полицейских - для "прикрытия", - и
таких случаев известно множество. Их шайки состояли из десятков человек с
четко распределенными обязанностями. Одни лошадей крали, другие меняли им
внешность (перекрашивали и даже надували через зад в т, н. "золотых
конторах"), третьи перепродавали, четвертые прикрывали... В Питере конокрады
базировались в районе Сенной площади, но их организация была настолько
хорошо законспирированной, что имена ее настоящих руководителей не дошли до
наших времен...
Отдельно стоит сказать несколько слов о профессиональных
картежниках-шулерах. Преступники этой категории происходили в основном из
высших слоев петербургского общества, однако с широким распространением
карточной игры стали открываться игорные дома и попроще, чем знаменитый с
середины XIX века Петровский яхт-клуб, расположившийся сначала на Троицкой
улице, а потом в доме Елисеева на Невском. Шулера попадались достаточно
часто, но до суда дело доходило редко - срабатывали связи, да и жертвы,
скрывая свою страсть к игре, не особенно были заинтересованы в скандалах.
Встречались среди шулеров и выходцы из простонародья. В начале XX века в
Петербурге жил известный всему шулерскому миру бывший цирковой борец по
кличке Бугай, который со временем открыл собственное игорное заведение
вместе с неким бывшим лакеем-шулером, отзывавшимся на прозвище Дубовый Нос.
(Традиции дореволюционных шулеров живы и ныне. Подробнее об этом будет
рассказано ниже, в разделе "Кунсткамера Петербурга", в главе "Страсти по
Степанычу".)
Одних преступников сажали, но на смену им немедленно приходили новые.
Легенда гласит, что в начале XX века питерские воры даже создали свою
"воровскую академию", в которой заслуженные "марвихеры" обучали мастерству
талантливую молодежь. Выпускной экзамен в этой академии сдать было довольно
трудно - молодой вор должен был под присмотром наставника вытащить кошелек
из кармана выбранной жертвы, пересчитать деньги и положить обратно так,
чтобы прохожий ничего не заметил... А молодежь и впрямь подрастала
талантливая и, можно сказать, ищущая. В начале нашего столетия петербургская
полиция накрыла особую шайку "воров с пением" - в организацию входило 6
молодых карманников в возрасте от 18 до 20 лет, которые завербовали
певца-куплетиста. За долю этот певец распевал перед толпой в садах, парках,
притонах и трактирах смешные еврейские куплеты, а вся остальная шайка
очищала карманы заслушавшейся публики... Другая молодежная шайка промышляла
в Таврическом саду и состояла из девочек 14-15 лет и их кавалеров, чуть
постарше возрастом, известных полиции по кличкам "Чудный месяц", Васька
Босоногий, Кит Китыч (преступная молодежь того времени вообще любила звучные
прозвища типа Ваньха-Карапузик, Сидор-С-Того-Света, Васька - Черная Метла,
Сергей - Мертвая Кровь и т, д.). Шайка эта называлась "Гайдой" и работала
следующим образом - девочки крали и попрошайничали, а мальчики страховали. В
1903 году в 15-летнем возрасте начал свой трудный жизненный путь знаменитый
питерский карманный вор Григорий Васильев, известный под кличками
Гришка-Тряпичник и Гришка-Иголка. Он крал и при царе-батюшке, и при
Временном правительстве, и при большевиках. К 1923 году он создал небольшую
организацию воров и сам на "дело" уже не ходил, в основном лишь разрабатывал
кражи, которых на его "боевом счету" было больше тысячи...
Одним из последних заметных событий в жизни преступного мира
дореволюционного Петербурга стал разгром полицией в 1913 году шайки Мовши
Пинхусовича Шифа - владельца ювелирного магазина, располагавшегося на
Петроградской стороне по адресу Сытнинская, дом 9. Почтенный ювелир Шиф
организовал вокруг себя шайку "громил" и "домушников" человек в 30, у
которых скупал за бесценок краденое. Мовша Пинхусович давал своим
"подчиненным" воровской инструмент, планы квартир и подробные инструкции для
проведения краж. "Правой рукой" был его приказчик Ноэм Горель. "Спалился"
Мовша Пинхусович глупо, как это обычно и бывает, - его выдал один из
"обидевшихся" мелких перекупщиков. На квартире Шифа, где после удачных дел
происходил дележ добычи и грандиозные попойки, полиция устроила засаду и
задержала 13 воров - никто из них при задержании сопротивления не оказал,
тогда это было как-то не принято.
В те далекие годы преступный мир и полиция относились друг к другу, как
правило, с уважением (бывали, конечно, всякие казусы - типа такого,
например, - некий вор Руздижан зашел однажды в кабинет к приставу попросить
о продлении паспорта, а уходя, прихватил с собой шкатулочку с семью тысячами
казенных денег) и "беспредела" друг другу не устраивали - преступники
занимались своим ремеслом, полиция - своим. И мало кто тогда мог
предположить, что буквально через несколько лет в Петербурге начнется
настоящая кровавая вакханалия сорвавшегося с цепи бандитизма...
Ноябрь 1995 - февраль 1996 г.
Часть вторая
РОЖДЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
Революционный кошмар 1917 года способствовал чудовищному росту
преступности, - ничего удивительного в этом не было, в эпоху смут и
социальнополитических потрясений на поверхность всплывает столько грязной
пены, что автоматически возникает объективная ситуация наибольшего
благоприятствования для преступной среды.
Непредвзято, спокойно, со свободных от идеологии позиций криминогенная
обстановка того времени практически не изучена до сих пор, и тому есть
весьма понятные объяснения.
Во-первых, и после февральской революции, и после Октябрьской последовали
массовые амнистии, причем свободу получали как "политические", так и
уголовники. Советская власть, например, достаточно долго полагала, что
уголовники с дореволюционным стажем - это меньшие враги, чем
контрреволюционеры, или вообще не враги, а "социально близкие", "социальные
попутчики" на дороге в светлое будущее. Дело в том, что еще до 1917 года
политическое и уголовное подполье России постоянно пересекались и даже
помогали друг другу. Стоит вспомнить хотя бы такой пикантный факт: часть
бюджета большевиков составили деньги, добытые "эксами" - т, е, банальными
грабежами и разбоями. Разные нелегальные партии активно контачили и с
контрабандистами. Наконец, в тюрьмах и ссылках политические сидели бок о бок
с уголовниками, поэтому поток взаимомиграций был, конечно, неизбежен.
Во-вторых, в революционном угаре было уничтожено много полицейских архивов.
Удивляться этому обстоятельству тоже не стоит - часто офицеры уголовной
полиции, не занимаясь специально разработкой политических, получали тем не
менее от своей агентуры любопытную информацию компрометирующего характера, в
том числе и о тех людях, которые в семнадцатом заняли большие посты - один,
скажем, был кокаинистом, другой - пассивным педерастом, третий сам был "на
связи" с сыщиками, четвертый участвовал в обмене награбленных денег на
валюту... Всю эту "компру" нужно было как-то срочно уничтожить, поэтому были
сынициированы вспышки "народного гнева", от которых загорались полицейские
участки, и в благородном очистительном пламени исчезали, порой навсегда,
имена, клички, судимости...
Уголовный мир раскололся - часть его (малая) действительно пошла на
службу советской власти, другие же просто поняли, что пришел их час.
Человеческая жизнь в Питере 17-го - начала 18-го года стоила сущие пустяки,
преступная элита, специализирующаяся на сложных аферах, покидала город, а
