ушел от ее внимания факт встречи Ильича с Камо, о котором было известно,
что именно он ограбил почтовую карету с казной. Кстати, на финской даче
этот боевик и вручил Ленину награбленное. Но и этого факта царской полиции,
по-видимому, для ареста было недостаточно.
Из полицейской переписки видно, что в ноябре за финляндской квартирой
Ленина в Куоккала установлено наблюдение. Ну, а он скрылся от полиции
снова. Сначала поселился под Гельсингфорсом, нынешними Хельсинками. Затем
решил в декабре 1907 года снова уехать в эмиграцию, убедившись, что больше
восстания не поднять.
Заметая следы, по чужому новому паспорту на имя финского повара, не умея
говорить пофийски, перемещался Ленин по стране. Ехал поездом, шел пешком,
передвигался на пароме, на лошадях... Держал курс санным путем на глухой
островок, чтобы сесть на пароход. Посадку произвел не как все пассажиры на
пристани, где проверялись документы. На островке обычно подбирали редких
пассажиров-аборигенов. Там полиции не было.
Ночью по пути к острову, в сопровождении двух пьяных проводников, финских
крестьян, шествуя по льду Финского залива, Владимир Ильич провалился под
лед и чуть было не утонул.
- Эх, как глупо приходится погибать, - успел подумать тогда терпящий
бедствие вождь, Но все обошлось. Дошли с приключениями до острова. И
пароход увез финского повара, фамилию которого мы уже не узнаем, на долгие
годы из России.
Лев КОЛОДНЫЙ.
Лев Колодный
Цикл "Ленин без грима"
"Эксы" для диктатуры пролетариата
Уехав из России, где земля начала гореть под ногами, Ленин решил
обосноваться в Женеве. Случилось это в начале 1908 года, тогда и началась
вторая эмиграция, которая длилась без малого десять лет!
Супруги Ульяновы ни от кого больше не скрывались, не жили, как в Питере,
порознь, встречаясь в гостинице, налаживали семейную жизнь, обживали новую
квартиру.
Владимир Ильич спешил по утрам в библиотеку, а Надежда Константиновна,
как обычно, занималась секретарской работой, восстанавливала партийные
связи, налаживала транспорт для доставки нелегальной газеты на родину...
И вдруг вся эта привычная жизнь чуть не рухнула, едва успев начаться.
Связано это было с одной из крупнейших криминальных историй, которой
занималась полиция Европы и России, точнее - уголовным делом, к которому
супруги Ульяновы имели самое непосредственное отношение как соучастники.
- Не может быть! - скажут мне с гневом товарищи, пикетирующие музей
Ленина на площади Революции. - Это клевета на нашего вождя!..
Но, к сожалению, факты-упрямая вещь, они-то как раз свидетельствуют
против Ильича. Причем их никто никогда не скрывал. Не нужно копать архивы,
чтобы убедиться в вышесказанном. Достаточно полистать тома собрания
сочинений, относящиеся к эпохе первой русской революции, протоколы
партийных съездов того времени (IV и V), достаточно почитать мемуары
Крупской, Горького, Бонч-Бруевича, книги о жизни С. А. Тер-Петросяна,
вошедшего в историю под партийной кличкой Камо. Он-то стоял во главе
криминальной группы, совершившей тягчайшее уголовное преступление,
связанное с убийством и грабежом крупнейшей суммы денег.
Спокойно и бесхитростно сообщает об этом Надежда Константиновна в той
части воспоминаний, которыми начинается вторая часть ее мемуаров, глава под
названием "Годы реакции. Женева".
"В июле 1907 года была совершена экспроприация в Тифлисе на Эриванской
площади. В разгар революции, когда шла борьба развернутым фронтом,
большевики считали допустимым захват царской казны, допускали
экспроприацию. Деньги от тифлисской экспроприации были переданы
большевистской фракции. Но их нельзя было использовать, они были в
пятисотках, которые надо было разменять. В России этого нельзя было
сделать, ибо в банках всегда были списки номеров, взятых при экспроприации
пятисоток".
Надо сказать, что нельзя этого было делать и за границей, потому что в
европейских банках также имелись номера украденных банкнот. Но этого
большевики не знали.
Таким образом, благодаря меченым банкнотам были взяты с поличным такие
известные большевики, как Литвинов, будущий нарком иностранных дел,
Семашко, будущий нарком здравоохранения, Карпинский, будущий главный
редактор советских газет и другие.
Надо думать, что супруги Ульяновы испытывали сильное беспокойство,
поскольку эти самые меченые пятисотенные царские рубли держали в руках.
Владимир Ильич принял их, когда главарь группы Камо, ограбивший почтовую
карету, доставил в целости и сохранности двести тысяч (из 250) рублей на
дачу, где жил вождь фракции большевиков.
Цитирую из дневника Друга Камо: "...он (Камо, - Ред.). должен был выехать
в Финляндию к В. И. Ленину. На мой вопрос, зачем ему понадобилось везти с
собой бурдюк с вином, он смеясь сказал, что везет в подарок Ленину...".
Смеялся и Ильич, как пишут биографы, когда увидел, что, кроме вина,
находится в том самом бурдюке. Другая часть денег упакована была в бочонке
с вином, то был бочонок с двойным дном,
Ну, а Надежда Константиновна, по ее признанию, зашивала эти самые винные
деньги своими руками в стеганый жилет товарища Лядова, известного
московского большевика, перевозившего в этом жилете деньги через кордон.
Деньги эти, в частности, попали в руки Бонч-Бруевича, главного издателя
партии, часть их он передал другим товарищам, в том числе редактору
грузинской газеты Кобе Ивановичу, то есть Иосифу Виссарионовичу.
Товарищ Коба получил деньги по полному праву, потому что был одним из
наставников Камо, помог ему, молодому, необученному бойцу партии, стать
профессиональным революционером, боевиком, экспроприатором, грозой
провокаторов... Не стал Камо, как хотел было, вольноопределяющимся. Стал
пролетарским боевиком. Однако Камо никакой не пролетарий: родился у
непутевого отца - мясоторговца, дед его - священник. Природа наделила Камо
бесстрашием, железной волей, даром внушения, лидерства и необыкновенного
актерского перевоплощения. Его видели в одеянии князя, в мундире офицера,
форме студента, в платье крестьянина... Как раз в мундире офицера произвел
он на главной площади Тифлиса акцию, прославившую его в партии как
удачливейшего экспроприатора. Но Камо и убивал провокаторов, о чем пишет
Бонч-Бруевич, а убив, сбросил одного из них в прорубь Невы, о чем рассказ
впереди.
Первая встреча Ленина и Камо произошла за год до ограбления на Эриванской
площади. (До недавнего времени на ней стоял монумент вождю, и носила она
его имя, как мы видим, не без основания, потому что Ленин - вдохновитель
неслыханного в истории Кавказа грабежа средь бела дня. Конвой из 16
стражников боевики Камо перестреляли, досталось прохожим, лошадям. Бомбы и
выстрелы гремели несколько минут.).
Как пишет жена Камо Софья Медведева:
"Свое первое свидание с Лениным Камо описал так: Ильич встретил его
сдержанно, сел к нему боком и прикрыл глаза ладонью, как бы защищая их от
света лампы. Камо все же заметил между неплотно сложенными пальцами рук
испытующий взгляд Владимира Ильича.
Беседа затянулась. Ленин расспрашивал о ходе партизанской войны на
Кавказе, он ставил ее в пример другим краям. Благодарил за деньги,
доставленные Военно - техническому комитету большевиков. С нарастающим
интересом наблюдал, как Камо потрошил "странную штуку". Между двойных
шкурок бурдюка лежали документы огромной важности: отчет о работе
кавказских большевиков, планы, связанные с подготовкой к Объединительному
съезду, перечень вопросов, ответить на которые мог лишь Владимир Ильич"
(про банкноты эта дама умалчивает. - Прим. ред.).
Что же этих людей объединяло долгие годы от той первой встречи до дня,
когда на гроб успокоившегося боевика лег венок с надписью: "Незабываемому
Камо от Ленина и Крупской"? Что общего между сыном мясоторговца и сыном
педагога, между волжанином и кавказцем, европейски образованным
интеллектуалом и не одолевшим школы недоучкой?
Их объединяла страсть к конспирации, подпольной технике, к переодеваниям,
подлогам, мистификациям, к партизанской борьбе (то есть убийствам
"начальствующих лиц", налетам на полицейские участки, городовых и т. д.),
наконец, к экспроприациям, вооруженным захватам банков, касс.
Страсть к экспроприациям прослеживается через всю жизнь Ильича с того
момента, когда он сформировался как марксист. Великие его учители Маркс и
Энгельс благосклонны были к "партизанской войне", их верный ученик обожал
эту самую войну, писал о ней множество раз с чувством возвышенным, словами
взвешенными, с какими профессиональные адвокаты на суде произносят речи о
закоренелых негодяях.
В тайной ленинской инструкции, написанной в октябре 1905-го, под
названием "Задачи отрядов революционной армии" читаем:
"...убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских
участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных
средств для обращения их на нужды восстания - такие операции уже ведутся
везде, где разгорается восстание, и в Польше, и на Кавказе, и каждый отряд
революционной армии должен быть немедленно готов к таким операциям".
На совести автора инструкции среди множества разных случившихся в дни
первой революции убийств, произошедших, когда "отряды революционной армии"
взялись за оружие, лежит также малоизвестное преступление, случившееся в
Петербурге, когда Ильич жил в нем на нелегальном положении. Оно
поразительно напоминает преступление, описанное Федором Достоевским в
романе "Бесы". Первоосновой трагедии, поразившей писателя, как известно,
стало убийство главарем революционной организации "Народная расправа"
Сергеем Нечаевым студента Петровской академии Иванова, заподозренного
революционерами в измене.
"Советская историческая энциклопедия" представляет Сергея Нечаева как
"человека сильного характера и большого мужества, фанатически преданного
идее революции".
Сергей Нечаев известен не только как убийца, но и как автор "Катехизиса
революционера", призывавшего ради революции идти на любые преступления:
убийства, шантаж, провокации.
Осужденный как уголовный преступник, Сергей Нечаев, отсидев десять лет в
Петропавловской крепости, умер до появления в Питере Владимира Ульянова.
Последний, оказывается, хорошо знал все, что связано было с этим злодеем. В
беседах с другом молодости партийным издателем Владимиром Бонч-Бруевичем
Ленин высказывался о Сергее Нечаеве как о титане революции, "пламенном
революционере", который "должен быть весь издан". В то же время вождь
возмущался романом "Бесы".
"В. И. нередко заявлял о том, какой ловкий трюк проделали реакционеры с
Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального
романа "Бесы", когда даже революционная среда стала относиться отрицательно
к Нечаеву", - свидетельствовал В. Д. Бонч-Бруевич в журнале "Тридцать дней"
в 1934 году.
Так вот, убийство, о котором я хочу рассказать, произошло спустя тридцать
пять лет после убийства студента Иванова, но не в Москве, а в Питере, с
легкой руки Владимира Бонч-Бруевича, и, по всей вероятности, с санкции
Владимира Ильича.
"Не может этого быть, - опять скажут верные ленинцы, - очередная
клевета". Не спешите, товарищи, с опровержениями, закажите в хорошей
библиотеке книгу Владимира Бонч-Бруевича, изданную в 1933 году в Ленинграде
под названием "Большевистские издательские дела в 1905-1907 годах". Отрывок
из этой книги печатался не раз в "Воспоминаниях о Ленине". Однако в этом
отрывке, конечно, никакого намека на убийство нет.
Но если открыть XII главу книги 1983 года, то на 61-68-й страницах можно
прочесть детально описанную историю, которая позволяет сделать столь
решительный вывод о соучастии автора воспоминаний и его друга в
преступлении. Оно очень напоминает историю, которая потрясла мыслящую
Россию, узнавшую о трагедии в парке Петровско - Разумовской
сельскохозяйственной академии, где произошел самосуд "бесов" -
революционеров над студенгом И. И. Ивановым.
Только об убийстве в Питере никто в 1906-м не узнан. Узнали о нем много
