- Кэп не сможет нанять новых людей на острове. Сброд,
который здесь околачивается, ему нс годится. Суд состоятся
разве что в Гамбурге, если к тому временя вы все еще будете на
"Артемизии".
Слова ирландца звучали разумно. Откуда, впрочем, ему так
хорошо знаком этот маленький остров?
- Последняя вахта, - объявил он. - Ле-Пор уже недалеко.
- Мак, слышишь? Бьют склянки. Нам пора заступать. Я уже
расставил фигуры. Мы успели бы сделать несколько ходов.
- С игрой покончено, - оказал Мак-Интайр. - Эти шахматы
мне свое отслужили. Держи их у себя, а я не хочу их больше
видеть.
Земля впереди по курсу вырастала в размерах, из дымки
выплывал мыс, за ним можно было разобрать какие-то точки -
город. На наших глазах из океана поднимался сказочно прекрасные
Реюньон. Чувство удивления и восхищения охватило меня. Но
Мак-Интайр разрушил его:
- Жалеешь, что не придется увидеть, как мы подходам к
острову? - спросил он. - Ничего, ты еще многое здесь
испытаешь. Запомнишь этот проклятый остров навсегда.
Мы сменили изнуренных кочегара и триммера и проверили
топки. Все было в порядке. Я распахнул было дверцу, собираясь
подбросить уголька, но вдруг, задумавшись, опустил лопату.
"Последняя вахта" - так, кажется, сказал Мак-Интайр? Ну, ясно,
- успокоил я себя. - Это просто-напросто наша последняя вахта
перед Ле-Пором".
- Попить нечего? - крикнул мне Мак.
Я подбежал к вытяжной трубе, под которой обычно стоял
чайник.
- Ничего нет, Мак. Поднимусь наверх, посмотрю, может, наш
кок, этот старый боров, расщедрится на холодненькое. В конце
концов две кружки нам полагаются!
Выйдя на палубу, я обнаружил, что вход в порт,
обозначенный маяком, у нас на траверзе. Принес Мак-Интайру
холодный чай и, пока он лил, оказал:
- Мы идем с половинной скоростью против того, что было до
смены. Судя по всему, нашим нужно принять на борт лоцмана. Но
они проходят мимо порта. В этом я уверен.
Раздался звонок машинного телеграфа.
- Полный вперед, - повторил Мак команду. - Видишь,
снова пошли полным.
Он оперся на лопату и уставился невидящим взором в
пространство перед собой.
- "Артемизия" идет к коралловому рифу, вот что я тебе
скажу. И этим самым подтверждается все! - прошептал он. - ОН
уже там и ждет меня. ОН знает, что я приду!
Снова этот отчетливый безумиый блеск в его глазах! Я
отпрянул на несколько шагов, решив при малейшей опасности
рвануть бегом через котельную к машине и искать там помощи. Но
ничего не случилось. Мак был спокоен, как никогда. Он хлопотал
у своей топки, наводя идеальный порядок. До блеска выдраил
железный настил перед котлом, прочистил топку, выбрал весь шлак
и набросал целую гору угля для следующей вахты. Потом прошел
мимо меня - так, словно не был со мной знаком, - постучал по
стеклу манометра и, убедившись, что стрелка стоят на нужном
делении, быстро и молча полез наверх. Я слышал его шага,
слышал, как скрипят прутья под его ногами, - и вдруг осознал,
что Мак-Интайр покинул кочегарку навсегда. Моя рука нащупала в
кармане штанов маленькие шахматы.
- Мак! - закричал я. Но он был уже далеко. Не знаю,
долго ли я пребывал в оцепенении, а когда опомнился, мне
пришлось отчаянно метаться между шестью тапками, чтобы
поддержать в них огонь. Я работал без передышки и уже валился с
ног от усталости, когда машинный телеграф освободил меня
наконец от трудов. Мы замедляли ход.
Вскоре пришла смена. Кочегары были невероятно возбуждены,
а Хайни объяснил мне:
- Твой Мак-рыба нарулил на донкимена на баке и врезал
ему. Удар был точный, короткий и страшной силы. Джонни лежит на
первом люке. Ирландец только оказал: "Это тебе за воду с
палубы!" - а потом заперся в кубрике.
Меня словно оглушили. Поднявшись наверх, я увидел на
фордеке безжизненно распластавшегося донкимена. Над ним
склонились свободные от вахты кочегары, чиф и несколько
машинистов. Кровь сочилась из ужасной раны возле правого уха и
окрашивала в темно-красный цвет линялый кусок парусины, на
котором лежал Джонни.
"Артемизия" шла теперь средним ходом неподалеку от берега
и как раз огибала мыс. Я был свободен от вахты и мог сколько
угодно смотреть на вожделенный остров, столь хорошо, как
выяснялось, знакомый Мак-Интайру. Ухоженные поля зеленели на
полого поднимающемся берегу. Ровную черту побережья разрезало
устье раки. Можно было разглядеть множество мелких поселков и
хуторков.
- Мыс Ла-Уссэй на траверзе... - услышал я голос чифа,
докладывавшего на мостик.
Кэп ответил сверху:
- Мы пройдем чуть дальше. Я держу мористее: впереди виден
риф. Непрерывно измеряйте глубину, штурман.
И для чего только нашей старой посудине ползать вокруг
этого опасного кораллового рифа?
Я не мог пойти в кубрик, потому что там заперся ирландец.
Кто же он: убийца и душегуб? Или не владеющий собой
сумасшедший? Надо же, прихлопнул донкимена, как и грозился! Я
стоял, опершись на релинг, и - поглядеть со стороны - был
совершенно спокоен, но вопросы так и бились в моем мозгу друг о
друга. Судьба ирландца тревожила меня, а его предчувствие
ужасной гибели возле этого острова и вовсе наполняло душу
страхом.
.Большая лодка с высоко задранным носом отвлекла меня от
мрачных мыслей. Рыбаки загарпунили акулу и теперь буксировали
ее, плывя вдоль нашего борта. По моей оценке, эта бестия была
никак не менее шести метров.
Акула волочилась за лодкой брюхом кверху. Я мог хорошо
разглядеть ее огромную, широко открытую полукруглую пасть и с
содроганием представил себе, каково было Мак-Интайру рядом с
этаким частоколом зубов. Лодка пересекла наш курс, пройдя перед
самым штевнем "Артемизии". Один белый, в соломенной шляпе,
стоял во весь рост и пытался объясниться жестами с нашим
начальством па мостике. "Артемнзия" застопорила ход. Человек в
соломенной шляпе сложил ладони рупором и крикнул что-то
по-французски. Капитан Ниссен, казалось, понял его. Мы снова
пошли курсом на юг.
Ренцо стоял рядом со мной у релингов. Мы оба наблюдали за
этой странной встречей. Когда чиф проходил мимо, Ренпо
обратился к нему:
- Штурман, донкимена надо в лазарет. Давайте, я принесу
носилки.
- Не суйте свой нос в дела, вас не касающиеся, - резко
оборвал его "бульдог". - Капитан Ниссен приказал, чтобы
лазарет был под замком.
Ренцо незаметно толкнул меня в бок. Нам стало ясно, что
кэп провертывает какое-то темное дельце. Теперь уж не только Ян
вынужден мучиться со своими ожогами в койке, теперь они и
донкимана оставили лежать на люке. Боцман подложил ему под
голову одеяло. Кровь не останавливалась. Не помогла и
перевязка. Кэп зорко следил с мостика за всем происходящим. До
нас донеслась его команда, усиленная мегафоном.
- Потом отправите раненых и ирландца на берег, штурман.
Готовьтесь! Ирландца заприте в форпике. Обоих кочегаров
выпустите. Мы поговорим с ними в свое время. Пока что они нам
еще нужны!
Значит, нам пока опасаться нечего: расплата отодвигалась.
Мы с Ренцо подошли к форпику. ".Бульдог" отодвинул засов, и в
тускло освещенном помещении мы увидели Жоржа и Фреда. Они
нерешительно вышли из темницы.
Оба очень ослабли и, не в силах стоять, тут же опустились
на настил. "Бульдог" сообщил им об освобождении и оказал, что
они должны заступить в следующую вахту. Что будет дальше -
время покажет.
Я подошел к Жоржу и рассказал ему о событиях на судне и о
том, как это получилось, что ирландец заперся в кубрике. Однако
Жорж ничего не ответил. Что ему до выходки ирландца? У него
вовсе не осталось сил. Мы и сами-то были еле-еле душа в теле.
Конечно, меня очень интересовало, как обернется дело с
ирландцем. Я вспомнил о револьвере, который он прятал под
матрацем.
Пятеро встали у нашего кубрика. У офицеров в руках были
пистолеты, у плотника - тяжелый ломик. "Бульдог" медленно
нажал на дверную ручку. В тот же миг дверь распахнулась. Из
кубрика вышел Мак. Он спокойно взглянул на "группу захвата" и,
славно не замечая ничего, неторопливо зашагал на палубу. Все
кинулись следом, чтобы поглядеть, что он будет делать. Я не
ошибся в своих предположениях: ирландец стоял у релингов и
наблюдал за морем. И казался при этом таким одиноким, каким я
не видел его никогда. У меня запершило в горле. Смотреть, как
они охотятся на него?! Да ведь он же был моим товарищем по
вахте... Но для Мака я более не существовал. Он полностью
погрузился в свой мир: готовился к последней схватке с "морским
королем".
"Артемизия" как раз огибала мыс Ла-Уссэй. Впереди,
неподалеку от берега, я увидел тянущуюся вдаль полоску белой
паны, где она кончалась - глаз не мог определить. Скорее всего
это был узкий коралловый риф. Мы шли по спокойной воде. Вдруг
тело ирландца напружинилось, руки его крепко вцепились в
релинг. Как зачарованный, уставился он в одну точку между
"Артемизией" и берегом. Все невольно Перевели туда взгляд и
увидели два больших спинных плавника, неторопливо резавших
легкую волну.
Выстрел хлестнул с палубы:
Мак-Интайр держал в руке дымящийся револьвер. Он снова
прицелился. Однако и следующие две пули прошли мимо - акулы
были слишком далеко. Мак опустил руку. Пистолет выпал из нее и
грохнулся па палубу. Кэп на мостике прямо-таки взбесился:
- Стреляйте, штурман! - орал он. - Влепите ему пулю! Я
вам приказываю!
Но до Мак-Интайра, видимо, не доходило, что он может быть
застрелен. Одна лишь акула была в его мыслях, только за ней,
безмятежно кружащей вдали, следил его взор.
"Смирил" ирландца плотник. Железным ломиком он нанес ему
страшнейший удар по шее. Более слабый от такого уйара наверняка
испустил бы дух, но ирландец только упал на колени. Он
изумленно переводил взгляд с одного на другого, славно силясь
понять, за что же его так жестоко ударили. Он не оборонялся
уже, когда офицеры схватили его, проволокли по баку и столкнули
по трапу к фордеку. Они тащили его как скотину. Наконец-то
офицеры могли дать волю своей ярости. Потом Мак-Интайра бросили
в форпик. Проскрежетал тяжелый засов. Для полной гарантии
плотник еще заклинил его деревянным колышком.
Что же это, значит, Мак-Интайру теперь конец? Медленно
брел я по палубе по направлению к рубке. Наше судно упорно шло
вдоль белоснежной полосы. С сушии плыли ананасно-ванильные
ароматы. Вся низина между берегом и вулканом казалась одвим
большим садом. Огромные пестрые медузы проплывали мимо, сквозь
прозрачную воду мерцало, переливаясь красками, морское дно.
- Мыс Эгрет, штурман! - крикнул кэп с мостика. - Теперь
мы пойдем ближе к берегу. Меряйте глубину!
- Глубина достаточная, - доложил штурман, забросив и
вытащив ручной лот. - Свыше двадцати саженей!
Кэп подал новую команду:
- Приготовиться к постановке на якорь, боцман! Там, где
вы видите проход в рифе, я застопорю ход, а вы сразу отдавайте
якорь!
Настроение у меня было прескверное, но я все-таки не мог
не подивиться лишний раз моряцкому искусству нашего кэпа. Перед
наступлением сумерек мы достигли узкого прохода в рифе.
- Двенадцать саженей, - доложил штурман.
- Пошел якорь! - приказал кэп.
Рассыпая искры и куски ржавчины, из правого клюза побежала
якорь-цепь.
- Потравить еще, - раздалась команда сверху, и следом за
нею - ответ:
- Якорь держит!
"Артемизия" развернулась против течения и встала кормой к
проходу в рифе.
Из темноты, окутавшей землю, вынырнул огонек. Он медленно
